Леонид Влодавец - Ломовой кайф Страница 45

Полина на какое-то время исчезла из виду, и Юрка всецело увлекся Надькой, так не похожей на ту, которую он привык считать женой. От этого его стало быстро разогревать, и через считанные секунды он со взревом стиснул бедную Надюху так, что косточки захрустели, и пошел плескать…

— Ой, — запищала она, — пусти, а то добалуемся! Все было очень естественно, и даже если бы Юрка помнил, что находится под контролем Полины, он посчитал бы, что Надька самостоятельность не утратила. Таран, конечно, ее отпустил, и Надька торопливо убежала в ванную.

Пока она там журчала. Юрка блаженно раскинулся на простыне и отдыхал, зажмурившись. Полина прилегла к нему справа, положила ладошку на грудь и тихонько спросила:

— Ты не жалеешь об этом?

— Нет… — шепнул Юрка куда-то в каштановые кудряшки. — Так хорошо еще никогда не было…

Вернулась Надька и привалилась слева, пощекотав Юрке бедро мокрыми волосиками.

— Давайте жить втроем, а? — произнесла она, поглаживая Полину по локотку.

— Без тебя нам скучно будет. Скажи, Юрик!

Нечего и говорить, что Таран, который меньше чем час назад ни за что не поверил бы, что Надька сможет такую фразу произнести, утвердительно проурчал:

— Конечно…

— Здесь это невозможно, — сказала Полина, и Таран как-то сразу почуял, что под словом «здесь» она понимает не только данный город, но и всю территорию бывшего СССР. — Представляешь себе, что скажут Надины родители, если увидят нас в таком виде?

— Да-а… — поежилась Надька. — Скандал будет, пожалуй.

— Ну вот… А если в Москву уехать, то скандал будет с моими родителями.

— Жалко… — вздохнула Надька. — Я так тебя люблю…

— Но ведь не больше Юрика, верно?

— Почти так же! — И этот ответ Юрка воспринял с благодушным спокойствием.

— Правда? — игриво спросила Полина и наползла грудками на грудь Тарана для того, чтобы уложить на ладошку Надькину смуглую сисечку.

— Да-а… — томно прикрыв глазки, пропела Надька, а затем, взяв Полину за обе ладони, прижала их покрепче к своим мячикам и, сладко вздохнув, провела ими сверху вниз.

— Ты прелесть… — Полина в несколько ироническом тоне повторила ту оценку, которую ей самой уже давал сегодня Таран, но ни Юрка, ни Надька этой иронии просто не могли заметить.

Спустя секунду Надька с Полиной привскочили на колени, порывисто обнялись и так страстно поцеловались, что тот, предыдущий поцелуй этих двух «каштанок» в ванной выглядел совершенно невинным. А на Тарана он произвел очень сильное впечатление. Утомленность, которую он ощущал после первого раза, как рукой сняло. Силушка забегала по жилушкам, а то, что у него только что мирно полеживало, стало помаленьку набираться упругости.

Но, похоже, Юрке собирались дать тайм-аут. Девки эдак неназойливо отпихнули его к стенке, а сами принялись возиться как котята, не то бороться, не то ласкаться, повизгивая и хихикая, обвивая друг дружку руками и ногами. А потом Надька откинулась на спину — пятки вместе, коленки врозь, — настежь распахнув свое мокрое место, и Полина жадно сунулась к ней туда руками, губами, носом, при этом очень соблазнительно выпятив попу.

Таран не стал оставаться в стороне, благо ему уже было что предложить публике. Он ухватил Полину за бело-розовые половинки и ловко поддел снизу вверх на прибор. Сжал ее бедра коленями и пошел дрючить, как кролик крольчиху…

СЕРЬЕЗНЫЕ ЛЮДИ

Ни Таран, ни его партнерши по сексу в угаре страстей даже и не задумывались над тем, что где-то могут находиться люди, которые в данный момент не спят совсем по другой причине.

Одним из них был Генрих Михайлович Птицын, который сегодня после очень напряженного трудового дня с большим удовольствием залег бы поспать раньше обычного. Все-таки чувствовалось, что полтинник уже разменян и времена, когда можно было без особого ущерба для самочувствия не спать по трое суток, увы, подходят к концу.

Был бы Птицын простым военным пенсионером с той самой полковничьей пенсией, которую ему относительно регулярно платили, так был бы он сам себе хозяин, ковырялся бы в землице на подмосковной дачке, растил клубничку-малинку-вишню, разные там огурчики-помидорчики, окучивал картошечку и удил бы рыбку. Может, спорил бы с такими же отставной козы барабанщиками насчет всяких мировых проблем, наперед зная, что решаться они будут уже без их непосредственного участия. Наверное, в этом случае он и спать бы ложился тогда, когда хотелось, и вставал тогда, когда выспался.

Но Птицын выбрал другую судьбу. Он чувствовал себя здоровым и ничуть не состарившимся мужиком, которому мало того, что, согласно анекдоту, положено для счастья после пятидесяти: «кино, вино и домино». Ему не хотелось сходить с дистанции и уступать дорожку молодым, которые уже дышали в затылок. Армия, к сожалению, в нем перестала нуждаться. Выслуги с учетом всяких «горячих точек» у него еще в сорок лет было сверх головы. Квартиру получил, дачу под Москвой построил, тачку приобрел — нет проблем, гуляй, полковник! Считай, что отслужил недаром. А в генералы, увы, пойдет кто-то другой. Не так их много, должностей генеральских, и не для всех они предназначены.

Однако оказалось, что в нынешней России возможно такое, о чем в СССР и мечтать не приходилось. Например, о том, что можно создать свою, частную, почти легальную войсковую часть, содержать и снабжать ее, не беря ни копейки из госбюджета, укомплектовать профессионалами высокого и высочайшего класса и, разместив ее на территории вполне законной армейской дивизии, выполнять боевые задачи, не считаясь ни с какими правовыми нормами.

Нет, Генрих это не сам придумал. Ему предложили эту работу, и тогда, когда предлагали, он волен был сказать «да» или «нет». Сказал бы «нет» — получил бы свое «кино, вино и домино», после чего мирно дожидался бы следующего жизненного этапа, где, как известно, для полного счастья нужны «кефир, клистир и теплый сортир». Но он сказал «да» и перестал принадлежать себе самому. Это только Таран, мальчишка-дурачишка, да и то в самом начале «мамонтовской» карьеры, мог думать, будто Птицын — совершенно независимый босс, который сам все решает и сам всем руководит. Теперь даже Юрка догадывался, что это отнюдь не так и что над Птицыным незримо реет целая иерархия лиц, которые определяют, куда и когда отправятся «мамонты» завтра или послезавтра, на чьей стороне будут воевать и кого убивать. А Птицыну было точно известно, что есть люди, которых он не знал по именам и фамилиям, никогда не видел и не должен был видеть в лицо, но именно они отдают ему приказы, обеспечивают «прикрытие» и отпускают дотации, если таковые необходимы. Кроме того, есть люди, которых он знает в лицо и по именам. Через этих, выражаясь по-чукотски, «нижних» людей к нему, Птицыну, приходят команды от тех, «верхних» небожителей. И поэтому, если один из этих людей «нижних» дружески предложил ему заехать в одиннадцатом часу ночи, «поболтать от скуки», то нельзя столь же дружески сказать: «Знаешь, может, лучше в другой раз?» Надо ответить: «Конечно, сейчас буду!» — и сломя голову нестись туда, куда велели, даже если в сон клонит и ноги еле ходят.

Вот он и понесся на своей «Фелиции» по загородным шоссе на одну уютную скромную дачку, где его ждал плотный седобородый человек, похожий на пожилого Хемингуэя.

Кирилл Петрович Максимов формально занимал не очень заметную должность заместителя гендиректора торговой фирмы «Кентавр», трудившейся на ниве торговли продовольственными товарами. Но Птицын отправился к нему отнюдь не за тем, чтобы решать вопросы продуктового снабжения МАМОНТа. И даже не за тем, чтобы обсуждать, насколько успешно несут службу по охране «Кентавра» служащие ЧОП «Антарес» — этакого, выражаясь по-хоккейному, фарм-клуба МАМОНТа, тоже возглавляемого Птицыным. Нет, тут, как уже говорилось, предстояло вести разговор не на равных, а на тех основаниях, которые описываются известной формулой «ты начальник — я дурак».

Внешне, правда, в общем и целом, все, как и всегда, было вежливо и по-дружески. Хозяин заварил крепкий чай с какими-то, как он выражался, «полезными травами», усадил Птицына за стол и повел неспешный разговор. Начал Кирилл Петрович с похвалы:

— Хорошо твои справились на Кавказе, молодцы. Очень вовремя выдернули дедушку, спасибо. А то, что немчика этого с собой привезли, — особо приятно. Очень разговорчивый парень оказался, сразу видно, что с комсомольским прошлым. Обрадовался, будто к своим попал. Правда, все интересное, о чем он рассказал, лично нас с тобой не касается, но тем не менее там, — Максимов поднял указательный палец вверх, — тобой очень довольны.

— Служу Советскому Союзу! — усмехнулся Генрих.

— Служи, служи. Может, и пригодится еще, «нерушимый» наш, царствие ему небесное. — На лице Максимова тоже возникла улыбка, но быстро сошла. — Теперь жду доклада о том, что ты там на «Тайване» провернул.