Валерий Барабашов - Золотая паутина Страница 49

— Я виновата, Виктор Иванович, — убито сказала она. — Сейчас подумала, вспомнила… Доверилась человеку, выписала паспорт по какой-то справке — из домоуправления, что ли? Вот откуда была справка — убей, не помню! Честное слово!

— Наивно все это, Елена Владимировна, — усмехнулся Русанов. — Пришел парень, попросил вас выписать паспорт на другую фамилию, и вы, добрая душа, не смогли удержаться от такой «любезности». Это же должностное преступление, мотивы которого мне пока что не ясны.

— Да что вы, какое преступление?! — в глазах Жигульской появился страх. — Просто не придала, наверное, значения… И вообще, я потом спохватилась, хотела вызвать этого Калошина-Криушина, а оказалось, что он уехал из Придонска.

— Позвольте усомниться в правдивости ваших пояснений, Елена Владимировна. — Русанова разговор стал раздражать. Ведь она прекрасно все понимает и помнит. Паспортов она в самом деле выдает тысячами, но чтобы на другую фамилию…

— Можно предположить, почему вы взялись за такое рискованное дело, — продолжал Русанов. — Но будет лучше, если вы сами все в подробностях вспомните. Нас этот Криушин-Калошин интересует по весьма серьезному делу.

В лице Жигульской что-то изменилось. Она снова ненужно поправила хорошо уложенные волосы, одернула китель. В меру подкрашенные губы ее тронула виноватая, в чем-то даже жалостливая, заискивающая улыбка.

— Всегда вот так получается — стрелочник виноват. Просят, умоляют, а потом Жигульская виновата. «Преступление», «мотивы»…

— Но это действительно преступление! — твердо сказал Русанов. — Причина его, повторяю, мне пока не ясна. Надеюсь, что вы проясните. При чем тут стрелочник?! Вы — исполнитель, вы отвечаете за свою работу, у вас — инструкции. Ошибиться вы не могли, неопытность отпадает, остается — умысел, корысть. И мы бы, наверное, не узнали до поры до времени об этом прискорбном факте, если бы Криушин-Калошин не был связан, по нашим предположениям, с преступной группой и если бы его труп…

— Труп?! Он убит?

Русанов пожал плечами:

— Криушин погиб при загадочных обстоятельствах. Разберемся… А пока, Елена Владимировна, объясните мне, каким образом Криушин стал Калошиным. Что вы на это скажете?

— Что скажу… — глаза Жигульской подернулись влагой. — Что бы вы, Виктор Иванович, ответили своему начальнику, который бы обратился к вам… да, с необычной просьбой?

— Любому начальнику на незаконную просьбу я ответил бы отказом.

Жигульская хлюпнула носом, вытерла платочком глаза.

— Да, вам, мужчинам, легче. Сказал — ответил. А мы, бабы… Мы зависимы всегда, всегда должны. А хочется тоже по-человечески жить, и работу хорошую иметь, и…

— Ясно: возможно, вас принудил к таким противоправным действиям ваш начальник, допускаю, — говорил Русанов бесстрастным голосом. — Назовите этого начальника. Разбираться все равно придется, а нести вам наказание за других людей — какой смысл?

— Вот именно! — согласилась Жигульская, заметно теперь успокоившаяся. — Пусть Альберт Семенович сам за себя отвечает. А я — за себя.

— Битюцкий?! — пришла пора удивляться Русанову.

— Да, он. Мы с ним давно знакомы, вместе работали в райотделе, потом он перешел в управление БХСС, а я стала начальником паспортного стола.

— Надо думать, не без помощи Битюцкого?

— В том-то и дело, Виктор Иванович. Знаете, он беспокойный такой человек, поможет тебе, устроит, зато потом…

— Понятно. Что было дальше?

— Да что… Год примерно назад он мне позвонил, говорит: Лена, надо помочь одному хорошему человеку. Мы с ним заядлые рыбаки, можно сказать приятели. Он, дурень, документы взял с собой на рыбалку, а лодка перевернулась, ну и…

— В общем, воз лжи и еще маленькая тележка,— резюмировал Русанов.

— Но я откуда все это знала? — защищалась Жигульская. — Я ведь до сегодняшнего дня думала, что Калошин — это и есть Калошин. Битюцкий же назвал его фамилию. Мне, конечно, нужно было потребовать от него документы, удостоверяющие личность. А я по справке паспорт выписала. А что Калошин это Криушин… В чем он подозревается, Виктор Иванович? — простодушно спросила Жигульская.

«В самом деле она лишь нарушила инструкцию или притворяется? — спросил себя Русанов. — Ситуация, которую она изложила, вообще-то, похожа на правду: позвонил начальник из областного управления милиции, попросил… А она отчасти его должница. А может, и не отчасти. Как-никак кто-то где-то принял решение о назначении Жигульской начальником паспортного стола райотдела. И вполне возможно, что на этого «кого-то» Битюцкий сумел повлиять. Словом, Битюцкий и Жигульская связаны деловыми, надо думать, отношениями. Но между ними стоит фигура мертвого теперь Криушина, который связан был с золотом… Зря я, пожалуй, сказал ей о смерти Криушина. Женщина может использовать этот факт в свою пользу. Ну ничего, от поддельного паспорта ей теперь никуда не деться, да и Битюцкого она назвала. Вот сюрприз так сюрприз! Посмотрим, что нам скажет на этот счет Альберт Семенович…»

— Давайте мы с вами поступим следующим образом, — сказал Виктор Иванович, поднимаясь из-за стола. — Вы сейчас пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату и напишите все, как рассказали. Комната тихая, телефонов там нет, мешать никто не будет. Бумагу и ручку вам, Елена Владимировна, дадут.

Жигульская тоже встала, отряхивая и без того чистую форменную юбку и одергивая китель, смотрела на Русанова по-свойски, в лице ее читалось: ну вы ведь тоже подчиненное лицо, Виктор Иванович, должны понимать… Но Русанов не хотел этого понимать, уводил свой взгляд от ищущего взгляда Жигульской— он хотел знать только факты.

Он вызвал по селектору Кубасова, велел ему проводить Жигульскую в «двести вторую комнату». В практической их работе это означало: поскучать в 202-й, пока эта женщина не напишет объяснительной записки.

Жигульская ушла, оставив в кабинете Русанова стойкий приторный запах духов, и Виктор Иванович не выдержал — открыл пошире окно, постоял возле него, раздумывая над неожиданным фактом появления фамилии Битюцкого в «золотом деле». Но, может быть, к золоту Альберт Семенович как раз никакого отношения не имеет? Но тогда на кой черт ему водить знакомство с каким-то электриком, хлопотать за него перед Жигульской? И если они оба знали, что Калошин не есть Калошин, то тогда, значит, должен быть стимул, корыстный интерес. Надо думать, что ни Битюцкий, ни Жигульская за простое «спасибо» делать бы ничего не стали. Жигульская но знала до этого Криушина-Калошина, Битюцкому он не родственник… М-да-а…

Виктор Иванович позвонил Битюцкому — его не оказалось на месте. Секретарша сказала, что он уехал по делам и будет часа через два. Поинтересовалась, кто его спрашивает и что передать.

— Ничего не нужно передавать, я позвоню, — сухо оказал Русанов и положил трубку. Предупреждать Битюцкого ни о чем не нужно. Виктор Иванович уже решил, что устроит у себя в кабинете неожиданную для обоих «отличившихся» работников милиции встречу, официально говоря — очную ставку.

Ожидали Битюцкого долго. Жигульская давно уже написала объяснение, томилась в безделье и тревоге. В объяснительной она слово в слово повторила то, что рассказывала Русанову, прибавила лишь, что за свой необдуманный, легкомысленный поступок готова понести наказание. Женщина явно хитрила, когда просила себе наказания — ведь ничего еще не было ясно, разве только то, что Криушина-Калошина не существовало уже на белом свете.

«Да, зря я ей сказал о трупе, зря, — ругал себя Виктор Иванович. — Жигульская успокоилась: главного свидетеля теперь нет, а что еще скажет Битюцкий — неизвестно».

…Битюцкий шумно, чуть ли не по-хозяйски вошел в кабинет Русанова, подал Виктору Ивановичу руку, стал громогласно рассказывать, что ездил на базу Мебельхозторга, смотрел там кое-какие документы, а заодно, чего греха таить, и мебель… О причине вызова спросил Русанова легко, как бы между прочим, полагая, что речь пойдет, видимо, о совместной проверке «Электрона», и приготовился уже к этому разговору, хотя присутствие в кабинете Жигульской несколько его озадачило и заметно насторожило: «Этой-то, капитанше, что здесь нужно?»

Ответив на крепкое рукопожатие Битюцкого, Виктор Иванович попросил Альберта Семеновича присесть, сказал, что нужно кое о чем поговорить и в разговоре этом поможет Елена Владимировна.

— Ну, пускай помогает, — хохотнул Битюцкий и сел к приставному столику, а не у стены, где сидела Жигульская. — Надолго? — спросил он запросто у Русанова. — А то у самого совещание, — Альберт Семенович завернул рукав кителя, озабоченно глянул на часы.

— Да нет, не думаю, — нейтрально ответил Виктор Иванович и положил перед Битюцким фотографию. — Вам эта личность знакома, Альберт Семенович?

Битюцкий взял фотографию смуглой, поросшей мелким черным волосом лапищей, глянул.