Татьяна Гармаш-Роффе - И нет мне прощения Страница 5

Она снова посмотрела на Наташу. Умненькая мордашка ее свидетельствовала о полном осознании беды. И еще о мужестве, с которым девочка сумела ее принять.

Манон часто задавала себе вопрос: если уж человеку суждена инвалидность, не лучше ли уж родиться дебилом? По крайней мере, мозг несчастного хотя бы не будет осознавать всю масштабность несчастья… Страшна ведь не сама беда, а ее осознание. Страшна не сама смерть, а знание, что умираешь… Разве не так?

На старшего брата девочки Манон не сразу обратила внимание: просто кто-то вез инвалидную коляску, некий человек за черной спинкой кресла. И даже когда он пояснил насчет полиомиелита, она на него толком не посмотрела, завороженная лицом девочки. Но потом они расположились у Манон в кабинете, Павел вышел из-за спинки, сел в кресло для посетителей… и устремил на нее светлый, как у сестры, взгляд. Светлый не по цвету глаз, нет, – глаза у обоих были золотисто-карие. Но в них жил свет.

Павел скупо изложил ей ситуацию – такую же печальную, как у многих других ее посетителей. Отец умер, у матери (типографского работника) зарплата маленькая… Необычность же этой ситуации состояла в том, что Павел постарался взять эту ношу на себя. К Манон чаще всего обращались матери больных детей. Реже отцы, иной раз сестры. А вот братья… Кажется, в первый раз.

Вопрос за вопросом, и Манон уяснила, что Павел не смог позволить себе учиться в институте: нужно было помогать семье.

Редкое самопожертвование. Манон хотелось спросить, о какой профессии мечтал Павел, – но воздержалась. Опыт подсказывал, что такого рода вопросы люди склонны воспринимать как участие, что позднее оборачивалось просьбами помочь еще и им. Тогда как у Манон задача была строго одна: помогать инвалидам. Точка.

Они перешли к обсуждению проблемы: Павел просил найти для его сестры приспособление, которое помогло бы ей пользоваться правой непослушной рукой. Левая работает, но печатать да еще управлять мышкой левой (при том, что Наташа по природе правша), это занимает у девочки столько времени, что она тратит едва ли не час на написание одного абзаца.

«Наташа, – говорил он, – не смотрите, что юная, только семнадцать лет, – уже зрелый и умный литературный критик. Она много читает и умеет говорить о книгах так красочно и убедительно, что у нее собираются большие аудитории на одном известном литературном сайте! Пока что пишу за нее… то есть набираю тексты я».

Манон, сама писавшая рецензии на фильмы, обычно собиравшие несколько сотен комментариев, – одновременно и восхитилась, и насторожилась.

– Покажите! – строго произнесла она.

Павел пересел за начальственный стол, следуя приглашающему жесту Манон, открыл в компьютере страничку, где публиковались рецензии Наташи.

В самом деле… – Манон, бегло прочитав пару рецензий, убедилась: Наташа писала не по возрасту зрело. Впрочем, неудивительно: инвалиды нередко дают фору «нормальным» людям на десяток-другой лет зрелости. Болезнь и страдание открывают им истины, которые другим остаются долго неведомы… Если не навсегда.

– Ну что ж, коллега, – кивнула она Наташе, – постараюсь помочь. Существуют программы, которые сами набирают текст под диктовку, и я готова…

– Мы уже пытались с ними поработать, – вежливо перебил ее Павел. – Но они недостаточно хорошо реагируют на голос, делают много ошибок, после них текст все равно надо править. Так что без моего участия не обойтись. А Ната хочет быть независимой в своей работе.

– К тому же я вношу много исправлений, – подхватила Наташа, – а эти программы плохо приспособлены для такой задачи. А я хотела бы… если не держать брата при себе… Он у меня и так как сиделка… А у него ведь своя жизнь!

– Не говори глупостей, Ната. И не ссылайся на меня. Ничего нет стыдного в том, что я тебе… Я Натке мешаю, – обратился он к Манон. – Помогаю, но при этом мешаю! Она переживает, что много правит, – вроде как задает мне лишнюю работу, – или долго раздумывает над тем, как получше сформулировать фразу, и ее стесняет, что я жду… Это не дает ей как следует сосредоточиться, понимаете?

– Разумеется, – кивнула Манон. – Объясните мне только получше, о каком приспособлении идет речь. Я никогда о нем не слышала.

– Мы тоже. Не факт, что оно вообще существует. Но изготовить его просто, мне кажется. У Наты рука парализована от локтя, а выше двигается нормально. Вот если бы к ее предплечью присоединить что-то такое, что могло бы управлять мышкой… Как-то так, – и Павел набросал схему на маленьком голубом листке бумаги для заметок, лежавших на ее столе.

Выслушав, Манон поднялась, чем давала понять, что аудиенция закончена: в приемной ждали еще десятка два инвалидов, с которыми вела предварительную («пропускную») беседу ее секретарь, Надя, отсеивая разного рода мошенников и проныр.

– Я проработаю этот вопрос. О результатах вам сообщим через… ммм… Постараемся уложиться в неделю.

Эти двое даже не подозревали, насколько сложную задачу задали они Манон. Она действительно никогда не слышала о подобных приспособлениях, – никто до сих пор не просил у ее фонда помощи такого рода. Так что требовалось сначала их найти, затем связаться с фирмой-изготовителем и разузнать о технических характеристиках, потом с фирмой сторговаться, по возможности… Деньги у Манон имелись в распоряжении немалые, если считать цифрами. Но если эти цифры поделить на количество людей, просивших ее фонд о помощи, то на каждого получалась ничтожно малая сумма…

Выходя (выезжая…) из ее кабинета, оба, брат и сестра, обернулись. И одарили Манон такими взглядами… такими полными веры в нее взглядами, что у нее коленки ослабли. Она медленно опустилась в свое директорское кресло, уже зная, что для них она в лепешку расшибется, но найдет нужное приспособление! И не только его: она еще задействует все связи, чтобы опубликовать в прессе рассказ об удивительной девушке Наташе и ее брате…

Нет! О ее брате писать совершенно незачем! Накинутся на него толпы неудовлетворенных дамочек, почуяв самоотверженную душу! А Манон… А ей… ей самой хотелось поближе познакомиться с Павлом…

«Потому что ты и есть «неудовлетворенная душа», – с сарказмом констатировала она, посмотрев на себя в зеркало (естественно, в ее кабинете оно тоже водилось). – Если так и дальше пойдет, то придется тебе, милая, – продолжала она свой спич к отражению, – пересесть в инвалидное кресло! Если, конечно, существуют кресла для душевных инвалидов…»

По большому счету, хоть Манон и считала себя полной противоположностью Аиде, но, как и сестра, жила в ожидании высокого накала чувств, который ей однажды принесет великая любовь…

Дело было только за мужчиной, способным подарить ей этот накал. А он все никак не появлялся. Однако Манон дала себе зарок: ошибки Даши она не повторит. И ни за кого «гекторообразного» замуж никогда не выйдет!

Лучше быть одной. Ей вполне неплохо одной, между прочим…

За прошедшую неделю она, не доверив эту работу сотрудникам, сама провела фундаментальное исследование вопроса. Похоже, что приспособление такого рода и впрямь не существовало. Зато она нашла совсем другое: бионический протез. Эта искусственная рука могла управлять пальцами, совершать точные движения – не только печатать на клавиатуре, водить мышку, но даже листать страницы в книге!

Однако не все делается так быстро, как хочется: она начала переговоры о цене, попыталась выбить скидку. На превосходном немецком Манон соблазняла фирму рекламой (мол, распишем, как вы помогаете инвалидам!), прося скостить крутую цену… А фирма отписывала, что «такого рода реклама нам не нужна, иначе все инвалиды кинутся просить нас пожертвовать финансовыми интересами предприятия ради их нужд. Мы очень сочувствуем людям, пораженным недугом, однако не можем отдавать нашу продукцию по заниженной цене! Поймите нас правильно…»

Манон понимала правильно. Не зря она получила отличное образование: все эти тайные и явные финансово-экономические соображения были для нее абсолютно прозрачными.

В конечном итоге, после обмена несколькими письмами с изготовителем, она все же решила выделить огромные деньги – свыше тридцати тысяч евро, почти полтора миллиона рублей! – для Наташи. Более того, теперь она знала, что существуют такого же рода протезы и для ног. С ними Наташа могла бы стать совершенно независимой! Но…

НО. Это стоит о-о-очень дорого. Помогая Наташе, она лишит помощи других людей. Только если постепенно, не сразу, по мере поступления средств… Об этих протезах она пока и говорить не станет. Будут деньги – будет и Наташе сюрприз.

Существовала и другая загвоздка в этом деле: для того, чтобы носить протез, нужно согласиться на ампутацию неработающей части руки (и ног, если финансы пойдут)! Протез, без сомнения, сможет выполнить утраченные функции… Но согласится ли девочка на то, чтобы ее лишили части тела, – пусть и неработающей части, – чтобы вместо нее приставить железку? Умную, работающую, но все-таки железку…