Марко Незе - Спрут Страница 50

Мужчина был молод и хорошо одет. Руки в карманах, он рассеянно рассматривал витрину. Время от времени чуть поворачивал голову и бросал взгляд в сторону Каттани, который, застыв на панели, смотрел вслед свернувшему на бульвар такси, увозившему от него Ольгу.

Каттани медленно побрел по тротуару. Какой-то прохожий налетел на него, так сильно толкнув, что Каттани споткнулся и с проклятием поглядел ему вслед.

Хорошо одетый юноша не спеша шел по противоположной стороне и то и дело поглядывал на него. Он увидел, как Каттани остановился перед обшарпанной дверью «пианино-бара». Видимо, он колебался, входить или нет, потом толкнул дверь.

Юноша, стараясь оставаться незамеченным, вошел вслед за ним. В синеватом полумраке вырисовывались небольшие кресла и низкие столики, тускло освещенные свисающими с потолка лампами в конических абажурах. Откуда-то доносились негромкие, томные звуки рояля.

Каттани тяжело опустился в одно из кресел. Заказал джин с тоником. Из глубины бара вышла и с вызывающим видом присела к его столику какая-то девица.

— Ты меня чем-нибудь угостишь? — кокетничая, спросила она.

Не удостоив ее взглядом, Каттани ответил;

— Закажи, что хочешь.

Он чувствовал, как она придвигается все ближе. Она терлась об него, как кошка. От ее крепких духов кружилась голова.

— Эй, послушай! —с обидой сказала девушка. — Если ты будешь сидеть с таким кислым видом, я лучше уйду.

В уголке зала, заняв выгодную позицию, позволявшую не спускать с Каттани глаз, сидел молодой человек, который следил за ним на улице. Он медленно потягивал виски. Потом не спеша поднялся. Несмотря на массивную фигуру, двигался он легко и неслышно. Закрывшись в телефонной кабине, набрал номер.

— Он здесь, — сказал юноша и дал адрес бара. Девушка продолжала свои попытки развлечь мрачного клиента.

— Тебе что, говорить неохота? — прошептала ему на ухо.

Он не ответил. Только махнул рукой.

— Хочешь, потанцуем? — не отставала она. — Или, может, пойдем к тебе домой? — Она взяла его за руку. — Там нам будет спокойнее.

Она изо всех сил старалась расшевелить его, выходя за рамки своих, так сказать, профессиональных обязанностей развлекать посетителей. Этот хмурый мужчина, которого мучили какие-то скрытые переживания, действительно вызывал у нее жалость. И ей искренне хотелось как-то утешить его.

Чтобы не показаться совсем грубияном, он взглянул на девушку. У нее были длинные приклеенные ресницы и хорошенькое смуглое личико.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Лауретта, — радостно ответила девушка, взмахнув ресницами.

Теперь она с удовлетворенным видом открыто любовалась им, продолжая поглаживать его руку. Вдруг она увидела, как лицо его резко передернулось, словно от боли.

— Боже, что с тобой, — воскликнула девушка, — тебе плохо?

Но с ним все было в полном порядке. Не обращая на нее внимания, он поднялся из-за столика. За спиной Лауретты он заметил хорошо знакомого ему человека. Рядом с юношей, который выслеживал его на улице, с отстраненным видом сидел не кто иной, как Ферретти.

Каттани подошел к нему.

— Зачем вы ходите за мной? — спросил он. — Что вам от меня надо?

— Тоньоли...

Тот сразу понял и своими неслышными шагами заскользил между столиками к выходу. Каттани уселся на его место, еле сдерживая клокотавшую внутри ярость.

— Выслушайте меня хорошенько, — процедил сквозь зубы Ферретти. — Вам известно слишком многое. Так что уже поздно давать задний ход. Мы с вами не в игрушки играем. Поэтому, если теперь вы, все бросив, попытаетесь уйти в кусты, ваша жизнь висит на волоске.

— Это угроза?

— Это реалистичный разговор. Если вы удерете, вы станете плавающей миной. Она каждую минуту может взорваться, и результаты этого для многих могут стать поистине катастрофой. Поверьте мне, нельзя допускать, чтобы пошла насмарку столь долгая и тщательная работа только из-за того, что вам вдруг расхотелось этим заниматься. Никто, ни я, ни мои противники, не смогут позволить, чтобы вы свободно разгуливали со всей той скандальной информацией в кармане, которой вы располагаете. Поэтому несомненно одно: или те, или другие вас обязательно прикончат.

Каттани, казалось, не слишком удивила такая перспектива. Словно уже примирившись с ней, он сказал:

— Мне с этим не справиться. Думал, что смогу, но не хватает сил...

Они вышли на улицу, и на них дохнуло вечерней прохладой. С веселым смехом их обогнала стайка молодежи.

— Я чувствую, как меня засасывает водоворот, — продолжал Каттани. — Предательство, ложь, двойная игра. Среди всех этих интриг я уже не понимаю, кто такой я сам и на чьей я стороне. Я не могу заниматься любовью с женщиной, чтобы получать от нее информацию о противниках, рискуя, быть может, при этом ее жизнью. Не могу улыбаться Каннито и выжидать момент, чтобы схватить его за горло. Не могу мило беседовать с Терразини, готовясь его уничтожить.

— Без всего этого, увы, не обойтись, — сказал Ферретти. — Я вступил в Ассоциацию Лаудео, чтобы лучше следить за каждым шагом моих противников. Вы — человек прямой и честный. Но, как всем убежденным моралистам, вам неведомы нюансы, полутона, для вас существует либо белое, либо черное. Я же полагаю так: ради достижения поставленной перед собой цели, если она того заслуживает, необходимо иногда идти и на компромиссы.

Улицы центра кишели толпами шумной, подозрительного вида молодежи. Каждую ночь это сердце Рима подвергалось нашествию бездельников, приезжающих с далеких окраин. Из их машин несся грохот включенных на всю мощь магнитофонов.

— Вы поставили не на ту лошадку, — сказал Каттани. — Я слишком устал и растерян.

Ферретти его подбодрил:

— Именно такой моралист, как вы, должен, в борьбе идти до конца. Отступать теперь, когда мы уже так близки к цели, было бы непростительной слабостью.

— Я уже даже не знаю, против чего борюсь.

— Против коррупции. Но прежде всего против этих занимающих видные посты мерзавцев, которые обогащаются на гибели тысяч людей. Против торговцев наркотиками и оружием, против всех их сообщников.

Каттани приостановился. Свет фонаря падал ему на лицо, оставляя Ферретти в тени.

— А вы уверены, что вы сами на стороне тех, кто борется за правду и справедливость? — спросил Каттани.

Он увидел, как блеснули в полумраке глаза Ферретти.

— Надеюсь, что да. Я побился об заклад сам с собой. И поставил на кон собственную жизнь.

Вернувшись в гостиницу, Каттани снял пиджак и распаковал чемодан. И сразу улегся спать. Он хотел хорошенько выспаться, чтобы полностью восстановить силы. Но не успел сомкнуть глаз, как затрещал телефон.

Из Франции звонила Эльзе. Голос у нее был взволнованный — она спешила сообщить ему о своей находке.

— Ты знаешь, я нашла тетрадку Паолы, — сказала она. — Старую тетрадку, когда она училась еще в первом классе. В ней есть рисунок — три фигуры: я, ты и она. Все вместе. Я не могла сдержать слез...

— Ох, Эльзе, — тяжело вздохнул он. При упоминании о дочери его бросило в холод. — Мы с тобой приговорены всю оставшуюся жизнь оплакивать Паолу...

— Боже, каким далеким кажется то время, — проговорила она. — Паола была такая веселая, так нас обожала. — В голосе ее послышались слезы.

— Поверь мне, сейчас нас должно утешать хотя бы то, что мы храним такие счастливые воспоминания, — сказал он. — Ты сохрани эту тетрадку для меня. Мне будет приятно посмотреть.

— Конечно, Коррадо. Я дам ее тебе, когда захочешь.

— Мы с тобой натворили немало ошибок, — неопределенно проговорил он. — А совершенные ошибки особенно дают о себе знать в самые трудные моменты жизни...

— Может быть, теперь мы не будем больше делать ошибок, — с надеждой проговорила она.

— Ох, не знаю. Все это не так просто, Эльзе. Не так просто!

Вокруг царила тишина. Ее нарушали лишь шелест шагов секретарш и приглушенное жужжание телефонов. Каттани привык к гаму в кабинетах оперативного отдела, где непрерывно сновали взад-вперед шумливые полицейские. По сравнению с полицейским управлением отдел «Зет» специальных служб казался ему подобием больницы.

Ему отвели кабинет рядом с кабинетом Каннито. Вдоль стены высились шкафы, открывавшиеся тремя ключами. Они были доверху заполнены выстроенными в идеальном порядке папками. Корешок каждой украшали какие-то загадочные аббревиатуры. На сверкающий полированный стол ему положили кожаную папку для бумаг, поставили серебряный стаканчик для ручек и карандашей и лампу с керамическим основанием. Сбоку к столу был приставлен узкий столик с тремя телефонными аппаратами и внутренним переговорным устройством с множеством кнопок.

Первым, кто к нему зашел, был Каннито.

— Ну, как устроился? Все в порядке?