Николай Леонов - Шакалы. Роман Страница 50

— Ты с ним знаком лично?

— Конечно, я дважды его провожал к Президенту. Ожидая, обстоятельно с ним поговорил.

— Что он за человек? — поинтересовался Фокин.

— Корзинкин? Жадный, хитрый, на пути к цели готов на все. Родную мать зарежет, отца заложит, друзей распродаст по пятаку. Но далеко не дурак и умеет ждать.

— Блестящая характеристика, тебе в КГБ установщиком работать.

— КГБ давно нет, — усмехнулся Ждан.

— Куда же он подевался? — ерничал Фокин и заглянул под стул. — Ну, что исчезло, что осталось, позже выясним. Мне необходимо, чтобы ты завтра же представил меня господину Корзинкину. Предварительно ты ему должен объяснить, что я при скромном звании и должности представляю группу могущественных людей, которые пока предпочитают оставаться в тени. Ты говоришь, он умен, но ты объясни так, чтобы и дурак понял.

На вилле, где находился Гуров, собрались пятеро бригадиров, которые, несмотря на смутное время, вели стройку. Остальные монстры стояли мертво. Хозяева решили, что, пока не пройдут выборы, не определится Президент и корабль России не ляжет на курс, вкладывать деньги в капитальное строительство слишком рискованно. Если нынешний Президент не усидит и вернется старая власть, то послезавтра здесь могут объявиться люди с мандатами, начнут спрашивать, кто строит, на какие деньги? Объявят, мол, земля принадлежит народу, и все, что тут построено, тоже народное, начнется перераспределение, и всему конец. Но пять человек оказались отчаянными, а может, были связаны с банками, принадлежавшими коммунякам, кто знает.

Пять мужиков, от тридцати до сорока лет, сидели за столом чинно, пили и ели аккуратно, поглядывали на Гурова с любопытством, но одобрительно, так как людям импонировало, что человек пригласил их в парадную залу, держался спокойно, пил с ними на равных, уважительно называл по имени-отчеству. Люди были взрослые, понимали, что пригласили их не просто так, предстоит разговор, потому пили со вкусом, но умеренно. Обслуживали обедающих охранники Олег и Виталий, которые своей работой не гнушались, и им было очень интересно, как полковник от цемента, кирпича и штукатурки повернет разговор в нужное русло.

Сделал это сыщик неожиданно и, как обычно, резко:

— Перекусили, голодных нет, давайте покурим, я несколько слов скажу. — И первым зажег сигарету.

Двое тоже задымили, остальные оказались некурящими.

— Ну как, мужики, разбойное наше время нравится? Я имею в виду не кто и чем торгует, а что сегодня убить человека, что два пальца обоссать?

— Дурной вопрос, Лев Иванович, — сразу ответил Иван Максимович, мужик лет сорока, полноватый, но крепко сбитый. — Кому же такая жизнь по душе?

— Говорят, ментов купили, иные в коммерческие структуры ушли. — Гуров выпустил изо рта колечко дыма, оно начало оседать на горлышке бутылки. — Верно говорят, однако имеются и такие, что остались, по мере сил сражаются.

И тут Гуров совершил поступок, который ни один офицер милиции совершить не решился бы. Он вынул свое служебное удостоверение, протянул соседу:

— Взгляни, Илья Петрович, передай соседу, пусть все ознакомятся.

Бригадиры вытирали руки, брали документ осторожно, словно боялись уронить и разбить.

Полковник… Старший оперуполномоченный уголовного розыска по особо важным делам.

Наконец удостоверение вернулось к Гурову, он сунул его в карман.

— Вы люди взрослые, вас нечего предупреждать, что сведения обо мне совершенно секретные. Так что, как видите, не всех купили и сманили, есть которые и остались. — Гуров погасил сигарету, наполнил стопку. — Ну, вздрогнем.

Когда выпили, один из бригадиров, огладив пышные усы и хитро прищурившись, спросил:

— Господин полковник, как понять, что вы, человек в больших чинах, секретных, открылись людям, которых в первый раз видите?

— Ох, Семен Сидорович, считаешь себя сильно хитрым? — Гуров заразительно рассмеялся. — Я за вами неделю внимательно наблюдаю, вижу, как вы в жару и дождь вкалываете. На стройках ваших ни одного пьяного. Ставлю сто против рубля, что сейчас вы за работу ни копейки не получаете. — Он выложил на стол сто долларов. — Кто ответит? Хозяева до конца выборов деньги придерживают. Ну, валюты у вас нет, кладите по пятьдесят тысяч, я на слово поверю.

Никто не шелохнулся, смотрели с уважением, даже восхищением.

— Вот так-то, Семен Сидорович, а ты говоришь, что я вас в первый раз вижу. Я мамонт, и вы мамонты, сохранились, для нас честь и дело дороже денег. Так что знаю я вас прекрасно, иначе бы не позвал, хлеб с вами не разделил. А позвал не без корысти, каюсь, мне помощь ваша нужна. Я в Москве войну начал, противники у меня не пьяные мальчики с пушками, люди серьезные и профессиональные. Я от них до поры здесь спрятался, но они меня отыщут обязательно. Сюда они не сунутся: три ствола. — Он указал на стоявших у дверей охранников, достал из кармана «вальтер». — Им нас не взять, они люди опытные. Значит, посадят они снайпера в этих кирпичных коробках.

Гуров указал на окно.

— Но снайпер человек, он не может пробраться ночью, сутками не есть, не пить. Он придумает для себя прикрытие. Придет открыто, землемер, к примеру, электрик либо еще чего. У него должна быть винтовка, мужики, пистолет тут не годится. Я могу из дома вообще не выходить, но мне надо не только живым остаться, а этого стрелка взять.

— Смелый ты мужик, смотрю, — сказал один из бригадиров. — Только не пойму, мы здесь с какого краю?

— Кирилл Евгеньевич, вы на стройке всех людей знаете, каждый новый, да еще городской — уверен, убийца в рабочую униформу рядиться не станет, — светится. Он, конечно, винтовку держать не будет, прежде, чем к вам прийти, а ему необходимо при дневном свете свою позицию определить, он оружие может припрятать либо закамуфлировать. Допустим, под треногу, если он землемером прикинется, как-нибудь еще, у них опыт богатый.

— Значит, наша задача бандита выявить, а вы его поймаете.

— Ловят, приятель, бабочек, а преступников задерживают.

— А коли мы его сами возьмем…

— Стоп-стоп! — перебил Гуров. — Я к вам не лезу печную трубу класть. А от моей работы беда случится небольшая — печка не будет гореть либо дым не на улицу, а в дом потянет. Разломал, переложил, и всех делов. А вы на моем месте угробитесь, детей сиротами оставите. Приказ. Все служили и знаете, приказ обсуждению не подлежит. Увидели неладное либо пахнет нехорошо — дорогу перешел, стакан кваса выпил, у нас всегда имеется. Ну и хватит о кладбище. Что там, на первенстве Европы по футболу, светит нам или как?

— Нам всегда светит, только в нужный момент фонарь гаснет, — сказал кто-то, и все рассмеялись.

Некоронованный генсек КПРФ Иван Иванович Корзинкин не очень внешне соответствовал своему популярному имени-отчеству и довольно пошлой фамилии. Лицо действительно простое, русское, чуть курносое, скуластый, блондинистый, а вот одет он был вполне цивилизованно, и от сверкающих ботинок до галстука на генсеке ни одной совковой вещи не проглядывало.

На служебном столе компьютер и факс, другое дело, умел он ими пользоваться или нет. Усаживаясь в кресло напротив, Фокин сразу отметил, что руки у хозяина ухоженные и вчера лопату не держали.

— Здравствуйте, Семен Петрович, рад познакомиться, — сказал хозяин, но из-за стола не вышел и руки не протянул.

— Здравствуйте, Иван Иванович, — ответил Фокин, — у меня разговор к вам серьезный, лучше, если вы свою телефонную артиллерию переключите на секретаря.

Хозяин не шелохнулся, сухо произнес:

— Я вас слушаю.

— Зря вы так. Пока ваш лидер не Президент, на сегодняшний момент вами детей пугают, а шансы ваши, прямо скажем, так себе. Честно, нечестно, но Борис вас придавил. Вот с Чечней замирится, и вы со сцены уйдете.

— Мне говорили, что вы человек серьезный, а что наглый, утаили, — спокойно ответил Корзинкин, но руки его выдали, начали без надобности листать лежавшие на столе бумаги.

— В России человек коли честный, прямой, неприятное говорит, то сразу наглый.

— Честный, прямой, наверное, вы еще что-то собираетесь сказать?

— Ваши телефоны не прослушиваются? Не знаете? Вы их отключите от греха. — Фокин поднялся, достал из кармана сканер, прибор для обнаружения скрытых микрофонов, прошелся по кабинету, задержался у телефонных аппаратов.

— Хорошо, — вздохнул он, — если нас слушают, вы, Иван Иванович, пострадаете значительно больше, чем я, персона скромная.

Хозяин взглянул на Фокина, и вся галстучно-рубашечная оболочка с Корзинкина слетела. На подполковника смотрел умный и хитрый мужик, вчерашний партаппаратчик среднего звена, человек, никому и никогда не верящий, постоянно ищущий собственную выгоду. Он вышел из-за стола, сказал:

— Голова разболелась, пройдемся по воздуху.