Р. Гордон - Пуля для звезды. [Пуля для звезды. Киноманьяк. Я должен был ее убить. Хотите стать вдовой?] Страница 51

В конце 1962 года она потеряла рассудок. Мне было почти десять лет, и я ничего не забыл. Тем не менее была одна неизвестная мне вещь, тщательно скрываемая от меня: фильм, в котором снялась моя мать. Я никогда не слышал имени Лены Лорд.

Дедушка поместил мою мать в клинику. Я мог навещать ее раз в месяц. Она меня не узнала. Она никогда не узнавала меня. Я обожал ее, с трудом переносил подобное отчуждение, ведь она была так близка мне, мне одному. Возмужав, я с ужасом осознал всю серьезность ее болезни, но не переставал надеяться.

После смерти дедушки, бывшего вдовцом, я начал работать в Париже и через несколько месяцев стал сотрудником «Франс Пресс».

И вот однажды вечером, глядя в телевизор, я был шокирован! Неизвестный мне фильм с моей матерью в одной из главных ролей… Увидеть ее такой, какой она была до своей болезни, когда она любила меня… Нет, я не могу передать всего того, что почувствовал. Впрочем, вам этого не понять.

А я понял одно: события, вызвавшие помешательство моей матери, оставались для меня тайной. С давних пор я просил объяснений у моего деда и лечащего врача.

Я узнал, что фильм «Скажите, что мы вышли» был поставлен в 1962 году, и тогда же мою мать впервые поместили в клинику. Значит, она потеряла рассудок после съемок фильма. Поэтому я и решил, что во всем виноват фильм… Фильм или те, кто участвовал в съемках…

Удача, ибо я надеялся, что это удача, мне улыбнулась. Получив задание сделать репортаж о Франсуазе Констан и Жан-Габриэле Эрнале, я начал с актрисы, представившись на всякий случай, чтобы как-то ее расположить, режиссером телевидения. Представ перед ней, я специально забыл забрать газетные вырезки — простейший способ вновь встретиться с ней в тот же вечер около 23 часов. Она была в халате, готовая лечь спать, и даже приняла снотворное, о чем сказала мне. Я же ей сказал, что узнал кое-что любопытное о Лене Лорд. Она тотчас занервничала и очень взволнованно просила не публиковать мою информацию.

Понемногу я узнал правду. Во время съемок фильма съемочная группа приобщила мою мать ко всем «прелестям жизни»: спиртному, наркотикам и пьяным оргиям. Ее рассудок долго сопротивляться не смог.

Я принял решение: все эти негодяи должны исчезнуть с лица земли.

Франсуаза Констан пошатывалась от снотворного. Она не проводила меня до двери. Я сделал вид, что ушел, и спрятался в прихожей, а выждав с полчаса, осторожно принялся изучать обстановку. Найдя ванную комнату, перенес туда из постели крепко спящую Франсуазу Констан. Сняв с нее пижаму, уложил ее в ванну и какое-то время удерживал ее голову под водой. Сопротивлялась она недолго. Потом я ушел, оставив открытыми краны.

Не больше труда доставил и Эрналь, но мне пришлось убрать заодно и Тони Лафо. Об этом я сожалею, против него я ничего не имел, но он ни на шаг не отходил от Эрналя.

В следующее после встречи с Эрналем воскресение я встретился с ними, с ним и Тони, в загородном доме, о котором мне сказал Эрналь. У меня с собой была бутылка шампанского, в которую я подмешал снотворное.

При моем появлении Тони, естественно, взбеленился, но тотчас заулыбался, узнав о моей якобы скорой свадьбе. Я знал, что ложь — лучшее средство развеять его страхи, поэтому сказал, что, проезжая мимо, вдруг вспомнил об их загородном домике. Короче, мы распили бутылку шампанского… я, конечно, не притронулся к своему стакану, а они скоро захрапели.

Задушив Эрналя, я зарыл его у подножья большого дуба в лесу за домом… Дуб или бук… Не умею отличать одно от другого. Затем, перенеся Тони в «рено» Эрналя, я оставил его в машине на дне небольшого овражка. С наступлением ночи я вылил канистру бензина на машину и поджег ее.

В машине я оставил бумажник Эрналя, с собой захватил парик и замшевые брюки и вернулся в Париж. Позднее я хотел воспользоваться ими и сбить с толку полицию.

Забежал в «Автомат» — ключи Эрналя я забрал — и уничтожил все копии фильма. Мне не хотелось, чтобы остался хотя бы один кадр с Леной Лорд.

Уничтожив фильм, я отправился на поиски остальных членов съемочной группы. Оказалось, что ассистент режиссера умерла тремя годами раньше от воспаления легких.

Найти Луи Луврие, адрес которого я нашел легко, не составило труда. Однажды вечером я пришел к нему и прикончил ударом ножа.

Я лишь не знал, как найти следы Даниэль Пакен и Жан-Поля Биссмана, сменивших профессию. Но мне пришла в голову мысль опубликовать их фото в газете с подписью: «Вы в опасности, позвоните мне», и так далее.

Мысль была великолепной, ибо Даниэль Пакен откликнулась на мой призыв. Но, прослушайте это очень внимательно, инспектор, ее письмо пришло ко мне в понедельник утром. Прочтя, я сунул его в конверт, на котором, подделав почерк Даниэль Пакен, написал свой собственный адрес и отправил его почтой, чтобы получить во вторник утром. О его получении я известил вас… но накануне вечером я задушил ее, сунул несколько волосков от парика ей в руку и провел брюками по ее пальто.

Так я выиграл у вас несколько дней.

Перед появлением у Фабриса Фонтеня я подсыпал в бутылку текилы мышьяк. Но, к несчастью для меня, и я не могу этого себе простить, погибла Маги Вальер.

Оставались в живых еще двое: Фабрис Фонтень и Жан-Поль Биссман. Я найду их. Найду и отомщу.

Голос Бруно Мерли затих, воцарилась тишина, запись закончилась.

Безликая комната с белыми стенами. Белизна стен от пола до потолка. На сидящей на белой кровати лицом к окну женщине белая блуза. Такие же белые решетки на сером нависшем небе, солнце пытается пробиться сквозь хмурые тучи.

Возраст женщины определить нельзя. Длинные волосы ниспадают на спину, пустой, ничего не видящий взор устремлен в одну точку. Руки с повернутыми вверх ладонями покоятся на коленях, будто распустившиеся цветы.

Она не шевелится, и если бы не регулярно вздымающее грудь дыхание, ее можно бы принять за восковую фигуру.

Внезапно разогнанные ветром облака открыли ослепительное солнце, наполнив светом белоснежную комнату.

Чуть оживившись, с неуверенной улыбкой на лице, женщина поднялась, приняв грациозную позу. Она словно вновь стояла перед камерой, и солнце было ей огромным юпитером.

Эдвин Коннел

Я должен был ее убить

1

Я уже проснулся и ждал, когда в половине шестого зазвонит будильник в соседней комнате. Я посмотрел в окно.

Было туманное утро пятницы в конце октября. Всю ночь лил дождь как из ведра, и я опасался, что вылет рейса Эллен могут отложить и мои планы расстроятся. Но дождь перестал и небо, кажется, прояснилось. Я облегченно вздохнул. Фонарь над входом в дом освещал кусты перед окном, и капли воды сверкали как бриллианты. Бриллианты! Зловещее сравнение. Ведь именно бриллианты приковали меня к Эллен.

Я встал достаточно давно. Откровенно говоря, я уже оделся и бесшумно прокрался по застеленному толстым ковром полу в прихожую. Наша квартира находилась на первом этаже четырехэтажного дома, и дверь подземного гаража была рядом с дверью нашей квартиры. Я приоткрыл нашу дверь, затем осторожно открыл дверь в гараж и быстро спустился вниз по ступеням. Мои мягкие домашние туфли не производили никакого шума. В гараже я направился прямо к нашему «бьюику», обошел его сзади и трижды постучал в окно, — условный знак, о котором мы договорились с Джоан. Тотчас же в нижней части окна появилась голова Джоан. Она улыбалась. Я жестом попросил ее наполовину опустить стекло.

— Все в порядке? — прошептал я.

— Теперь уже да, — кивнула она. — Я чуть не утонула под этим ливнем. Но здесь, внутри, немного согрелась.

— Я уже беспокоился из-за дождя, — сознался я. — Но, кажется, он перестал. Хорошо, оставайся на месте. Я только хотел убедиться, что ты здесь. Теперь уже ждать осталось недолго.

Вернувшись в квартиру, я прошел в свою спальню, снял плащ и рубашку, надел халат, растянулся на постели и стал ждать.

Вскоре после звонка будильника в соседней комнате раздались шаги. Дверь между нашими спальнями была заперта со стороны Эллен.

Я снова вышел в прихожую, остановился перед дверью в комнату Эллен и осторожно повернул ручку, чтобы узнать, закрыта ли и эта дверь тоже. Оказалось, она не заперта. Я коротко постучал и вошел.

Эллен стояла в неглиже, склонившись над кроватью, и укладывала вещи в чемодан. Другой большой чемодан, полностью упакованный, уже ждал у двери.

Она обернулась и посмотрела на меня со смесью удивления и ярости.

— В чем дело?

— Я хотел узнать, когда придет твое такси, — сказал я и спрятал свои нервно дрогнувшие руки в карманах халата.

— В половине седьмого, — буркнула она и раздраженно добавила: — К чему этот вопрос?

— Просто так. Я подумал, что мог бы поднести тебе тот тяжелый чемодан.