Сергей Донской - Конь в пальто Страница 57

Вспомнив эти и некоторые другие детские проказы, Жека вдохновенно придумал еще одну, которая якобы должна была отправить на тот свет Олежкиных сопровождающих.

– Знаешь, что такое марганец, братик? Должен знать. Так вот. Если его насыпать в полиэтиленовый мешочек, а мешочек сунуть в бензобак, произойдет взрыв. Не сразу. Это как мина замедленного действия. Все зависит от полиэтилена. Чем он тоньше, тем скорее бензин его разъест и соприкоснется с марганцем. Мощность взрыва зависит от того, сколько литров залито в бак. Я делал опыты, засекал время. Если сегодня ночью незаметно заложить гостинец в машину, скажем, ровно в два, то в одиннадцать часов утра произойдет требуемая реакция. Ба-а-мс! – неожиданно воскликнул Жека и засмеялся, когда развесивший уши Олежка вздрогнул. Согнав улыбку с лица, Жека продолжал вполне серьезным и убедительным тоном: – Взрыв я обеспечу, будь спок. Не перепутай: в одиннадцать! А то получится, что я своими руками угроблю любимого родственника… – Жека нахмурился, показывая, что ему даже предположить такое неприятно. – Когда рванет, ты должен выскочить из банка и сесть… в красную «копейку» – я оставлю ее неподалеку от входа с открытыми дверцами и ключом в замке зажигания…

Жека на ходу придумал номер машины и место встречи за городом, где он будет дожидаться брата. Получился целый приключенческий сценарий. Имелись, конечно, кое-какие огрехи, но Жека импровизировал столь вдохновенно, что они остались незамеченными. После обработки Борюсика Жека твердо усвоил: важно не столько то, что говоришь, сколько как это делаешь. В этом суть успеха проповедников, политиков, аферистов. Неуверенные в себе люди особо падки на чужой апломб. И Олежка жадно слушал последнюю сказочку в своей жизни.

Вчера, возможно, на этом самом месте, он с похотливым сопением раздевал Ленку, а она облегчала ему задачу, завлекающе посмеиваясь, как это умела делать только она.

«Хорошенькие трусики, правда? Мне их Женька подарил…»

«К черту трусики, вместе с Женькой… Мне нужна только ты!»

А потом они легли вместе… Сейчас об этом знают три человека. Завтра об этом будут помнить только двое, муж и жена, которые, как известно, одна сатана. Они между собой разберутся. Без третьих лишних. Олежка сам вычеркнул себя из Жекиной жизни, вообще из жизни, в самом широком смысле этого слова.

Брат? Значит, прощай, брат. Счастливое безоблачное детство давно закончилось, а взрослые будни тягостны и беспросветны. Лишь светлые воспоминания порой проглядывают в этом мраке. А самые светлые воспоминания – о покойниках…

Что там толкует завтрашний покойник? Жеке пришлось сделать усилие, чтобы вынырнуть из трясины своих мыслей, а когда это ему удалось, он услышал высокие слова о дружбе, братстве. Поморщившись, Жека сказал:

– Не время антимонии разводить. Что делать, куда ехать, помнишь?

Олежка без запинки повторил свои действия, вплоть до прибытия в мифический дачный поселок, где будет ждать его брат с мешком денег. Закончив, Олежка поежился и признался:

– Знаешь, мне как-то не по себе. Еще эта… лежит там…

– Мертвые – самый безопасный народ. Живых надо бояться, – нравоучительно сказал Жека. – Ладно, я пошел. У меня еще много дел, как ты понимаешь. Выписать телефоны фирм, заложить «мину», подогнать машину к банку… Домой мне больше не звони, я оттуда съехал. Да и ты ночуешь у себя в последний раз. Не забудь документы, деньги.

В прихожей, когда Жека уже взялся за ручку двери, Олежка спохватился и задал вопрос, мучивший его с самого начала этой неожиданной встречи:

– Послушай… Зачем ты пришел? Ты же ничего не знал. А мы вроде как поссорились…

Жека медленно обернулся. Нижнюю половину лица скрывал поднятый воротник. Глаза прятались за упавшей на лоб челкой. Разгадать выражение его лица было невозможно.

– А я и сам не знаю, – произнес он. – С тобой бывает так, словно что-то подталкивает тебя помимо твоей воли, а ослушаться невозможно?

Олежка вспомнил, как вчера неведомая сила взяла его за шкирку и уложила на кровать с женой брата, единственного человека, на которого он смог опереться в самый трудный момент биографии.

– Бывает, – согласился Олег, слегка покраснев. – Сам не хочешь, а делаешь…

– Вот именно, – сказал Жека и отвернулся. – Не хочешь, а делаешь.

С этими словами он шагнул за порог, забыв попрощаться. Олежка остался один на один со смертью, притаившейся в его квартире. Смерть притворялась чужой и спящей.

6

Стараясь не замечать безучастную гостью в спальне, Олежка метался по квартире, уже смирившись с мыслью, что сюда ему обратной дороги не будет! Вообще обратной дороги не будет. Только вперед, и поскорее.

Документы, деньги, блокноты с нужными адресами, все это суматошно распихивалось по карманам. Порой ему казалось, что Оля украдкой подглядывает за ним сквозь полуприкрытые веки и вот-вот что-нибудь скажет своим низким голосом. Например: иди сюда, согрей свою киску. И что ей ответить на это? Иду, моя радость?

Олежка нервно захихикал, но тут же осекся и приложил к губам ладонь. Кое-кому такой смех мог показаться оскорбительным. Мягкие волосы на Олежкиной голове зашевелились, словно там проснулась и забеспокоилась целая орава мелких насекомых. Едва ему удалось унять бег мурашек по коже, как в замочной скважине заскрежетал ключ. Хорошо, что Олежка не успел отреагировать на звук открываемой двери возгласом: «Жека, ты?» Потому что вошел не брат, а Бур.

– Что такой чумовой? – спросил он, взглянув на переполошившегося коммерсанта. – Мандражируешь?

– Да так… Готовлюсь… В последний раз прикидываю…

– Хрен к носу, – беззлобно пошутил Бур. – Как ни прикидывай, а перед носом всегда одно и то же.

Олежка с беспокойством следил за перемещением громадной фигуры по ярко иллюминированной квартире. Теплее… еще теплее… Горячо! Бур остановился на пороге спальни и обернулся:

– Заездил деваху, Ляхов? Да ты секс-гигант! Половой гангстер!

Олежка, протиснувшись бочком мимо Бура, погасил в спальне свет и заговорщически подмигнул:

– Пивка перебрала, – соврал он. – Пусть дрыхнет. А то строит из себя шпионку… Зачем Хан ее мне подсунул? Не доверяет, что ли?

– Он всем доверяет, – хмыкнул Бур, шагнув к дивану в гостиной. – Но никому не верит. Не обращай внимания, Ляхов.

– Кофе будешь? – предложил Олежка, рассчитывая заманить Бура еще дальше, на кухню.

– Тут и без кофе не уснешь. Я вот водочку прихватил. Хан не велел, да ладно! Будешь? – гость опустился на диван, сдул со стола пепельную порошу и выставил плоскую бутылочку «Смирновской». – По пять капель. Я, правда, такую уже откушал, так что не скромничай.

Олежка, покопавшись в баре, присоединил к буровской бутылочке точно такую же и с озабоченным видом признался:

– Закусить нечем, но рюмки сейчас ополосну.

– Ничего не надо, – остановил его Бур. – Тут и пить-то нечего. Давай прямо из горла. За удачу.

Одновременно свинтили колпачки, чокнулись бутылочками, глотнули водку и обменялись потеплевшими взглядами.

– Ты как? – спросил Бур.

– Да вроде нормально, – передернул плечами Олежка. – Психую, конечно.

– Я тоже всегда перед делом психую. Без этого никак. А тут миллион…

Опять одновременно причастились. На телеэкране мельтешили бессвязные кадры клипа: черепа, дым, молнии, гробы. В промежутках возникали затянутые в кожу молодчики с гитарами. Каждый из них старался расставить ноги шире остальных. Их длинные волосы развевались, как будто их обдувал ветер. Олежке вовсе не хотелось проникаться их замогильным настроением.

– Переключить? – спросил он у Бура. – На боевичок или комедию?

– Лучше совсем выруби, – попросил тот. – Муторно что-то на душе… Есть душа, а, Олежка?

Олежка даже слегка опешил, услышав из буровских уст не свою фамилию, а имя. Тщательно подбирая слова, чтобы не обидеть ненароком непривычно размякшего Бура, ответил:

– Я не знаю. Говорят, что есть.

– Говорят, – согласился Бур. – Но я хотел бы знать точно. Сейчас бы с матушкой поговорить, она в этих вопросах разбирается. Верующая. Я ей сегодня позвонил, а она в трубку плачет. Сон ей плохой приснился. Про меня. Вроде я тону в черной воде и ее зову. Она меня умоляла: поосторожней, сынок, с водой… Глупо, да? Я ведь плавать не собираюсь. Еще не весь лед сошел… А она ничего слушать не хочет, плачет. Приезжай, говорит, и все.

– Женщина, – осторожно сказал Олежка. – Вечно им что-то мерещится.

– Матери – они женщины, – угрюмо буркнул Бур. – Все остальные – просто курвы. Типа Оли…

Поглядывая на расфилософствовавшегося бандита, Олежка деликатно примолк. В чужую душу, если она действительно существует, лучше не лезть без спросу. Буру тоже надоело болтать языком. Молча допили водку, молча посидели. Каждый смотрел на другого с плохо скрываемым сожалением: недолго тебе осталось землю топтать, дорогой товарищ.