Лев Златкин - Место полного исчезновения: Эндекит Страница 57

Игорь ужаснулся в душе такой откровенности Дарзиньша.

— Я не из болтливых, Виктор Алдисович, — осторожно сказал он, — но вы уверены, что мне следует знать ваши планы?

Дарзиньш весело рассмеялся.

— Так ты — часть моего плана! — открылся он. — Я тебе официально поручу расследование вместе с Васей, конечно, всех этих убийств. Я уверен, что орудует хорошо организованная группа, поставившая целью дискредитацией меня накалить атмосферу в колонии до такого состояния, что вспыхнет бунт. Авторитетам слава, а мне — почетная пенсия!

Он опять, как молодой, запрыгал по кабинету, доставая из заветного холодильного шкафа припасы, а из ящика стола пачку сахара и банку израильского быстрорастворимого кофе. Затем он включил электрочайник и спросил Игоря:

— Ты можешь мне все рассказать? Дальше меня не пойдет. Никаких репрессий не последует, даю слово.

Игорь Васильев думал недолго. Поверил словам Дарзиньша сразу.

— Хорошо! — согласился он. — Вчера перед поверкой Пан пригласил нас распить бутылку самогона…

— Клюквенного? — перебил, лукаво улыбаясь, Дарзиньш. — Извини, больше не буду перебивать.

— Клюквенного! — удовлетворил любопытство «хозяина» Игорь. — Полялякали, но когда стали расставаться, Пан высказал соображение, что он знает, кто убил Полковника и остальных из его кодлы.

— И кто же? — опять перебил Дарзиньш, желая срочно узнать имя убийцы.

— Не открылся! — вздохнул с сожалением Игорь. — Сказал, что должен еще обдумать, а утром откроет нам.

— Сколько человек присутствовало при этом? — сразу «взял быка за рога» Дарзиньш. — Вы же не вдвоем пили?

И он хитро улыбнулся.

Игорь замялся, не зная, стоит ли открывать имена собутыльников «хозяину» колонии. Но вспомнил про его гарантии и рассказал уже все в деталях. Единственное, что не сказал Игорь, это — о своих подозрениях, что их кто-то тогда подслушивал, он мысленно согласился со словами Пана, что шуршать могли и по базальтовому грунту, не мог же подслушивающий сразу раствориться в воздухе, а спрятаться там было просто негде.

— Но все они, — закончил свой рассказ Васильев, — пришли вместе со мною в барак и ночью никуда не отлучались.

— Этого ты знать не можешь! — справедливо заметил Дарзиньш. — В твоем возрасте спят крепко, «пушками не разбудишь». Может, кто из них и выходил?

— Но ни у одного из них не было причин убивать Полковника, — возразил упрямо Игорь. — Они с ним не сталкивались.

— Во-первых, — назидательно проговорил Дарзиньш, морщась, когда Игорь произносил кличку Полковник, — они могли сталкиваться раньше. Во-вторых, убийства по заказу довольно распространенное явление, только об этом вслух не говорят.

— Какие Костыль, Моня и Хрупкий убийцы? — вырвалось протестующе у Игоря.

— Весовщиков убивал! — отметил Дарзиньш. — Коростылев — старый пройдоха и мошенник. Что у него там, за душой, один Бог знает. Моня — Бернштейн не посрамит и «Шин-Бет» своей подготовкой по тайным операциям.

— В основном, с валютой! — пошутил Игорь.

— Люди — не есть то, о чем можно судить по оболочке! — назидательно сказал Дарзиньш, не отвлекаясь на шутки. — Запомни это! Пригодится в дальнейшей жизни!

И, как бы прекращая спор, он насыпал в большую чашку две ложки порошка из банки с кофе, положил туда два кусочка сахара и все это залил кипятком.

— Пей да дело разумей! — пошутил он, в свою очередь. — Я, конечно, дам распоряжение следить за всеми тремя, но не исключено и другое: кто-то из этих троих просто сболтнул о том, что высказал Пан. Тогда Дело становится намного сложнее и труднее. Поди узнай, кто из заключенных подслушал? Ясно только одно: этот кто-то из вашего барака, а следовательно, тебе надо держать ухо востро.

В кабинет без стука вошел Вася и завистливо посмотрел на Игоря.

— Ученье — свет! Неученых — тьма! — пошутил он. — Как это ты догадался?

— Сожгли труп? — понял Дарзиньш.

— Я тут с одним специалистом обсудил вопрос, — кивнул головой в знак согласия Вася, — и мы пришли к единому решению: сжечь труп до пепла в таких условиях можно было лишь одним способом…

— Может, сначала дашь нам поесть? — оборвал Васю Дарзиньш. — Как-то неуютно за вторым завтраком слушать о способах сжигания трупов. Как ты считаешь, Васильев?

— Мне уже без разницы! — нахмурился Игорь, испытывая печаль по случаю гибели Пана. — Я уже как тот хирург, который в институте падал в обморок при виде голого трупа, а через полгода практики за хирургическим столом уже ел пирожки неизвестно еще с каким мясом.

— Фу! — поморщился Дарзиньш. — Два сапога — пара! Вот и работайте над этим делом вместе, рука об руку.

— Ваш заместитель не будет возражать и ссылаться на инструкцию? — поинтересовался ехидно Вася. — Он меня почему-то не любит.

— Хозяин здесь — я! — отрезал Дарзиньш. — Он у меня доиграется! — с угрозой добавил он. — Он сам виноват, что у него три класса церковно-приходской школы, в то время как у Игоря четыре курса юридического факультета. Я ценю профессионалов в любом деле. Хороший человек — не профессия! Как не профессия и член партии!

— Слышал бы он вас! — пробурчал Вася, усаживаясь рядом с Игорем. — Двигайся, Студент! Вместе будем работать, вместе будем и питаться.

Дарзиньш усмехнулся, но промолчал. Он чувствовал, что его любимец Вася начал ревновать его к Игорю Васильеву, и решил при случае поговорить с ним на эту тему.

Второй завтрак прошел в полной тишине. Каждый думал о своем и не перебивал мысли других.

Но как только был допит последний глоток великолепного кофе, Дарзиньш спросил у Васи:

— Кто это обещал просветить о способах сжигания трупов?

— Завсегда пожалуйста! — обрадовался вниманию Вася. — Берется, как минимум, один труп, режется на части, густо обмазывается чистейшей смолою и бросается в сверхжаркое пламя топки. Эффект превосходит все ожидания: пепел получается чистый и совсем светлый, с некоторым блеском канифоли.

Ерничанье Васи покоробило Игоря, но он промолчал.

«В чужой монастырь со своим уставом не суются!» — вспомнил он успокоительную формулировку.

Но легче не стало. Жаль было Пана до слез. Игорь корил себя за то, что не добился от него имени предполагаемого убийцы, может, это предотвратило бы убийство Пана. Теперь Игорь не сомневался в том, что шорох, услышанный им, был не царапаньем когтистых лапок о базальтовую породу, а движением подслушивающего убийцы.

«Куда же он, в таком случае, делся? — поразился Игорь про себя. — Я ведь выскочил буквально через три-четыре секунды».

Но ответа у него не было.

— Одно все же непонятно! — заметил недовольно Дарзиньш. — Почему тогда отсутствует хоть малейший след крови?

— Это очень просто сделать! — усмехнулся Вася, нахально ковыряя пальцем в зубах. — Никто не обратил внимания на старую глубокую дубовую колоду, оставшуюся со времен товарища Сталина? Так вот: она была мокрая. Если взять срез и отправить на анализ в лабораторию, то след точно найдется. В этой колоде убийца освежевал Пана со сноровкой, которая свидетельствовала о незаурядном мастерстве мясника.

Вася достал пачку сигарет «Пирин» и закурил, не спрашивая разрешения у своего начальника, что свидетельствовало об особых отношениях между ними.

— Так ты, Васенька, живописуешь, — усмехнулся Дарзиньш, — что посторонний может подумать, ты и совершил это деяние.

— Ну, я же не лектор! — Вася затянулся поглубже и пустил дым несколькими кольцами, в завершении пронзив их струйкой дыма.

Очень впечатляло.

— Что за лектор? — поинтересовался Дарзиньш.

— Знал я одного, — улыбнулся Вася, — читал лекции о вреде алкоголя, уничтожая его на глазах слушателей. Садист!

Игорь Васильев откланялся и пошел в отведенную ему комнатенку продолжать «переливать из пустого в порожнее»…

Михаил Бернштейн, по кличке Моня, согласно приказу мастера «швейки» занял рабочее место Горбаня и стал, сидя на отполированной до блеска скамейке, выворачивать рукавицы, натягивая их на «колышек» и не испытывая при этом никаких побочных ассоциаций.

Сколько себя помнил Моня, он всегда занимался либо какой-нибудь аферой, либо каким-нибудь мошенничеством. С детских лет он испытывал какой-то зуд что-нибудь обменивать, кого-нибудь обманывать. И ничего с собой поделать не мог.

Вторая «ходка» уже на строгий режим заставила его задуматься над жизнью и дать себе страшную клятву «завязать» с преступной деятельностью в стране, где пятый пункт имел такое большое значение.

«Эмигрирую-ка я в Израиль! — впервые задумался над такой возможностью Моня. — Там тоже не „фонтан“, но, говорят, жить можно, если не взорвет какой-нибудь арабский фанатик-самоубийца. Что я цепляюсь за родину, которая меня не признает?»