Виктория Платова - Смерть в осколках вазы мэбен Страница 59

А может, все-таки подняться и прямо сейчас отключить аппарат?

А если это маман? Она ведь не посмотрит на то, что сейчас ночь, и примчится сюда. Да, а если увидит мой фонарь, то и разговоров хватит на всю ночь. Нет, уж лучше ответить. Я вздохнула, слезла с кровати и отправилась в коридор к телефону.

— Да, — пробормотала я, — слушаю.

— Простите, — раздался томный голос, — я уже отчаялась вам дозвониться, но мне все же повезло.

— Кто это? — Я немного очухалась.

— Простите, что я не представилась, — засмеялись на другом конце провода. — Вы не узнали меня? Я Диана.

— Здорово, — только и могла вымолвить я.

— Я решила вам позвонить, ведь вы же сами этого хотели.

— Конечно. — Я дотянулась до пачки сигарет и закурила. — Только вам, наверное, никто не говорил, что в столь позднее время люди уже могут спать.

— Выходит, я вас разбудила. — Она снова засмеялась. — Но я подумала, что еще не так поздно, чтобы я не смогла вам позвонить.

— Слушайте, Диана, — мне совершенно не хотелось ссориться, но дива просто имела дар выводить меня из себя, — вы дозвонились, я вас слушаю. Если вы хотите что-то сказать, то говорите, не тяните время.

— Конечно, конечно. — Она усмехнулась. — Я не буду вас долго задерживать. Просто хотела поинтересоваться насчет интервью.

— А никакого интервью не будет, — выпалила я и почувствовала легкое удовлетворение.

— Как не будет? Почему?

— Все очень просто. — Я уселась на выступ трюмо. Сколько раз ругала себя за это, но все равно в некоторых случаях сажусь на него. — Это ведь наше начальство было заинтересовано в вашем интервью. Но теперь планы у начальства изменились, поэтому интервью отменяется.

— И что же теперь будет? — В голосе модели послышалась растерянность.

— А ничего не будет, — почти весело проговорила я. — Пойдут запланированные статьи, и все. Мне кажется, что вы не можете пожаловаться на недостаток внимания, поэтому у вас будут еще интервью в самых разных газетах и журналах. Одним больше, одним меньше… Вряд ли это для вас существенно.

— Вы полагаете, что это так смешно? — Растерянность модели сменилась злостью.

— Да ничего страшного не произошло, — заявила я. — Неужели для вас имеет значение какое-то интервью в какой-то не слишком популярной газетке?

— А хотите, я вам скажу, что имеет для меня значение? Что вообще имеет для меня значение в жизни?

— Скажите, сделайте милость. — Спать мне уже расхотелось, я уселась поудобнее, достала новую сигарету и приготовилась слушать откровения самой популярной модели дома «North Wind».

— Самое важное — это не быть в жизни неприметной личностью. Такой неприметной, что проходящие мимо не обращают на тебя никакого внимания. Но если они оборачиваются тебе вслед… Если каждый смотрит на тебя с вожделением и ты занимаешь место в его сексуальных фантазиях… Разве неважно то, что огромное количество людей начинает тебе завидовать, и предметом их зависти может стать что угодно. Твой дом, твоя машина, твоя одежда, драгоценности. Они могут завидовать твоим встречам с популярными людьми, которые происходят у всех на глазах, или встречам тайным, с любовниками. А потом в своих жалких квартирах со своими жалкими супругами обсуждают такую недоступную звездную жизнь. Вы думаете, что своими бульварными газетенками, своими скандалами, которые раздуваете, вы смешиваете нас с грязью? Ничего подобного! Вы только добавляете нам популярности! Вы вызываете еще больше зависти у никчемного и тупоумного обывателя.

— Занятно, — произнесла я. — И вы так уверены, что все до единого завидуют вашей жизни?

— Завидуют все, — убежденно произнесла модель, — но одни способны в этом признаться, другие же готовы утопить таких, как я, в помойной яме, но никогда не признаются.

— Полагаю, что вы все же ошибаетесь, — произнесла я. — Мне незачем лукавить, я не привыкла это делать. Но я не завидую вашей жизни. Она просто не для меня. Я могла бы завидовать своим коллегам-журналистам, когда им удается сделать хорошую статью, могла бы позавидовать своей подруге, которая достала какую-то невероятную шмотку. Но вам-то… С какой стати мне завидовать вам, если у нас совершенно разные сферы жизни, разный круг общения, и нужен какой-то невероятный случай, чтобы наши дороги пересеклись.

— Как на выставке, например. — Теперь в ее голосе слышалось торжество. — Вы складно умеете говорить, Леда. Леда, черт возьми! Это ведь тоже не ваше имя, вы сами его себе придумали. Не верю, что ваши родители были полными идиотами и назвали вас так.

— А вот в этом вы не правы. Сама встречала Елисея, Наину и Германа и даже училась с одной Ярославной. Уж очень ее родители любили «Слово о полку Игореве». А другие были фанатами Пушкина, если так можно сказать. Так что ничего странного. Да забудьте вы мое имя, не берите в голову. Не в имени ведь дело.

— Нет, не в имени. Но вы, когда называете свое, всегда слышите удивленные возгласы и думаете о своей значительности. Конечно же, это гораздо лучше, чем Таня, Вера или Маша.

— Или Дина, — дополнила я. — Разумеется, это гораздо лучше.

— Я Диана, — высокомерно напомнила модель, — но вам только и остается бравировать своим редким именем, а я могу что-то получше. Помните, я упомянула про выставку, где мы однажды случайно встретились? На этой выставке я увидела вазу, которая мне очень понравилась. Но художник, видно, тоже возомнил о себе черт знает что. Он мне отказал, причем сделал это прилюдно, стараясь как можно сильнее унизить меня. И вы полагаете, что ему это удалось, а я молча проглотила обиду?

— Я полагаю, — спокойный тон давался мне с большим трудом, — что под давлением банкира Ивлева, который был вашим любовником, выставку Карчинского закрыли.

— Правильно полагаете, — засмеялась модель. — Только это еще не все. Я не выношу, когда что-то происходит не по-моему. Это доводит меня до бешенства. Если я хочу что-то получить, то я все равно получу это. Любым способом, заметьте.

— Как это понимать — «любым»?

— А вот так и понимайте. — Она снова смеялась. — Художник думал, что он один такой умный. Прикинулся бедной овечкой, выставку закрыли, вазу украли… Бедный и несчастный, впору доставать носовые платки и пускать по кругу шляпу для сбора пожертвований.

— Вы полагаете, что вазу не украли?

— Что я полагаю, вас совершенно не касается. — Голос модели стал насмешливым. — Но ваза могла находиться где угодно, а теперь она находится у меня.

— Как у вас? — теперь я растерялась.

— А вот так. Не знаю, художник ли это хотел загладить свою вину, или у меня появился тайный обожатель, но вазу я получила. И теперь она здесь, сейчас прямо передо мной. Она моя, и я могу делать с ней все, что угодно. Поставить на стол, чтобы любоваться ею каждый день, или убрать в шкаф, чтобы она пылилась там среди ненужных вещей, разбить, наконец, если она мне надоест. Вот так и получается, что одни всю жизнь мучаются, терзаются в бесплодных усилиях, а другие получают все, что только пожелают. Это и есть самое главное в жизни — иметь все, что тебе захочется.

— А вы не боитесь, Диана, что я сообщу художнику о пропаже? Ведь он действительно волнуется из-за того, что вазу украли. У него из-за этого крупные неприятности.

— А мне совершенно плевать на неприятности других, — сказала Диана. — Меня это не касается. Только ведь вы, Леда, ничего ему не скажете. И даже не думайте мне возражать.

Я привыкла получать все, что захочу, и не собираюсь никому отдавать то, что мне принадлежит. Я лучше разобью эту вазу, но к художнику она не вернется. Вы поняли? А если захотите полюбоваться ею, то приезжайте ко мне в гости.

— Боюсь, что не смогу принять ваше предложение.

— Напрасно. — Она засмеялась. — У меня большая и удобная постель, в ней хватит места для двоих. Мы могли бы поделиться секретами, а заодно и поближе узнать друг друга.

— Вы не в моем вкусе, — ответила я и повесила трубку.

Интересно, что эта маленькая дрянь себе воображает? А ведь Ирочка Кривцова меня предупреждала. Если модель не может очаровать человека, то старается вывести его из себя. Именно это она сейчас с успехом продемонстрировала. Но ваза…

Ваза мэбен. Солгала она про нее или нет? Остается только гадать. Я могла бы сказать Карчинскому, что ваза не пропала и находится у Дианы. Но вдруг это только ее шутка? Она, скажем, хотела меня разыграть или позлить. А художнику можно намекнуть о местонахождении вазы. Позвонить, но не называть себя. И даже голос постараться изменить. Сказать и сразу повесить трубку. Нет, наверное, это все-таки розыгрыш. Не может это быть правдой.

Ну откуда, скажите на милость, взялся тайный поклонник, который знает о том, что модели очень понравилась ваза? Выходит, он украл ее и сделал это для того, чтобы порадовать нордвиндскую диву. Бред какой-то. Не может быть. А если все-таки может? И поклонник прекрасного у нас в наличии имеется. Художник или искусствовед Иванов. Они ведь о чем-то спорили на кладбище, да еще как! Может, выясняли отношения, а может, спорили насчет вазы.