Павел Вежинов - Оговор Страница 6

— Да, да, конечно, — пробормотал Желязков и протянул руку, чтобы погладить Розу по волосам. Она резко отпрянула.

На этом миссия Ралчева закончилась. Выйдя на улицу, он постарался сразу же освободить свою память и душу от тяжести случившегося. Эта страница жизни казалась вырванной из его судьбы навсегда, и незачем было вспоминать о ней.

Прошло около недели. С головой погруженный в работу, он почти забыл о деле Радевых. Правда, иногда появлялась мысль заглянуть к следователю Якимову, но он сразу отгонял ее. Порой вспоминалось лицо Розы или Радева. И все доставляло только мучения. Куда легче было ему иметь дело с ворами и мошенниками. По крайней мере там не было драм, а он любил драмы только в кино.

И все же как-то утром он зашел к Якимову. Молодой элегантный человек встретил его приветливо. И он сразу же сообщил:

— Сегодня заканчиваем. Все подробности подтвердились. Главное, мы нашли нож. Да, да! Кухонный нож для резки мяса. И его нашли в шахте мусоропровода, как он и говорил.

— На нем обнаружили отпечатки пальцев?

— Убийца вымыл его. А вот следы крови убитой мы все равно обнаружили.

— Это хорошо, — кивнул Ралчев.

— Можешь успокоить своего шефа. Небольшие пятна крови найдены и на пиджаке Радева. Даже на манжете его рубашки. Очевидно, он на руках перенес убитую из прихожей в спальню. И экспертиза категорична — это кровь жертвы.

— Да, да, все это ясно, — пробормотал Ралчев.

— А что неясно? — удивленно спросил Якимов.

— Действительно ли Радев убил свою жену в припадке ревности. Или существует иная причина?

— Не может быть другой причины. У этого Генова, о котором идет речь в показаниях Радева, действительно была связь с убитой. Он сам в этом признался. Он часто встречался с ней, их многие видели вместе.

— Да, ты прав. Я не хочу вмешиваться в твои дела. Я хотел лишь напомнить о том, чем может поинтересоваться суд.

Ралчев встал.

— Желаю удачи, — сказал он. — Но я очень прошу тебя сообщить мне, когда начнется слушание дела. Мне хочется еще раз увидеть этого человека.

Он и сам не знал, зачем произнес последние слова. Но в то мгновение ему вдруг показалось, что дело Радева еще только начинается.

6

Для молодого Желязкова наступили трудные дни. Как у всякого мужчины, у него были свои безобидные привычки. Изредка посещал футбольные матчи, любил сыграть с близкими приятелями в бридж, выпить бокал-другой вина в ресторанчике «Видинская встреча». Теперь от всего этого пришлось отказаться. Сразу же после работы он садился на мопед и спешил домой. Кто знает, почему, но в эти дни он боялся оставлять Розу одну. Предчувствие, что с ней может что-то случиться, не покидало его ни на минуту. Она замкнулась, отдалилась от мужа, говорила мало, но всегда спокойно и рассудительно. Зато к Филиппу Роза была необыкновенно нежна и добра, но и в этой нежности не чувствовалось близости, словно жалела она не своего брата, а чужого человека.

Да и мальчик вел себя довольно странно. Он ни разу не спросил, где его отец. Может быть, его детская интуиция подсказывала правду. Может быть, ему уже успели что-то сообщить. Этого нельзя было понять. Но он больше не играл со своими сверстниками, а целыми днями читал книги, преимущественно для взрослых, из библиотеки сестры.

А сама Роза все так же добросовестно вела хозяйство, ходила на рынок, готовила, дважды в день тщательно подметала пол и вытирала пыль. Никогда раньше она так заботливо не убирала квартиру. Может, в этом искала забытья.

Однажды она сказала:

— Андрей, я хочу устроиться на работу.

Они уже не раз говорили об этом.

— В этом нет нужды, Роза, — мягко возразил ей муж. — Я хорошо зарабатываю.

Он и в самом деле приносил в дом немало, хотя был всего лишь зубным техником. Но в свободное время он подрабатывал, что значительно увеличивало их скромный семейный бюджет.

— Я хочу работать! — настойчиво повторила Роза. — Не могу больше сидеть дома. Я сойду с ума, если останусь дома хотя бы еще на один день!

— А кто же будет смотреть за Филиппом, — колеблясь, спросил Андрей.

— Он уже не ребенок! — серьезно ответила Роза. — И я его понимаю. Он никогда больше не будет ребенком. Теперь он уже сам может о себе позаботиться.

— Ну хорошо, — неохотно согласился Желязков.

Роза окончила курсы воспитательниц для детских садов и отнесла заявления в несколько мест сразу. Везде ее приняли очень любезно, сказали, что надо подождать месяц-два — и место непременно освободится. И Розе не лгали, поскольку лишь немногие женщины в состоянии долго задерживаться на этой тяжелой и невероятно нервной работе.

Роза стала ждать. Казалось, в ней жил только разум. Она словно обдумывала свою недолгую жизнь, перебирала ее день за днем, час за часом, пытаясь найти какой-то иной смысл не только своего, но и всякого человеческого существования вообще. Она как бы постигала истину, страшную и неизбежную одновременно.

Как-то они смотрели телевизор. Андрей увлекся кинокомедией, а то бы заметил, каким отчужденновраждебным было лицо Розы. И вот в одном месте Андрей не удержался и разразился задорным и искренним смехом. Роза молча посмотрела на него, встала и ушла в комнату. Андрей виновато поплелся следом. Когда он вошел к Розе, она ничком лежала на кровати и неудержимо плакала. Андрей молча сел рядом. Ему хотелось приласкать ее, провести рукой по волосам, но он не решался. Он лишь неуверенно положил руку на ее плечо. Его удивило, что она не вздрогнула, как это всегда случалось в последнее время, не отстранилась. Она продолжала все так же неудержимо плакать.

— Не надо, Роза, — тихо сказал он. — Очень тебя прошу…

Роза ничего не ответила.

— Так много времени прошло! Тебе нужно успокоиться.

Роза подняла голову.

— Не могу! Просто не могу поверить… произошла ошибка!

— Какая ошибка? — Андрей едва сдерживал раздражение. — Ты сама еще ребенок, совсем не разбираешься в людях. В каждом человеке живет зверь, только мы не подозреваем о его существовании.

— Неправда! — почти с отвращением воскликнула Роза. — Во мне зверь не живет! И в нем не живет. Может быть, в тебе…

— Роза!

— Как ты можешь смеяться, когда во мне все убито? Значит, у тебя совсем нет сердца!

Андрей уже не понимал, стоит ли возражать. Розе находилась в состоянии крайнего возбуждения, в котором, в конечном счете, именно он и был виноват.

— Роза, жизнь есть жизнь. Сколько времени прошло… Надо принимать вещи такими, как есть. Я все время стараюсь…

Роза выпрямилась.

— Да, знаю! — гневно произнесла она. — Но разве это по-человечески? Конечно, он — мой отец, а не твой. Но ты — мой муж! А совсем не думаешь о нем. Я чувствую, что тебе безразлично все это…

Андрей нахмурился.

— Ты хочешь, чтобы я продолжал любить и уважать его. Разве ты не понимаешь, что это он, он убил твою мать?

— Нет, не он!..

— Я читал обвинительный акт. Это не вызывает никакого сомнения.

— Тогда, значит, он был не в себе… Сошел с ума. А сумасшедшего судить нельзя. Нельзя приговаривать его к смерти.

— Это ему и не угрожает! — уверенно сказал Андрей.

— Откуда ты знаешь?

— Я говорил с несколькими адвокатами. У него есть крайне веские смягчающие вину обстоятельства. Вот увидишь, он даже в тюрьме долго не пробудет.

— Не знаю, Андрей, — беспомощно проговорило Роза. — Мне очень страшно. Он даже не хочет, чтобы мы наняли ему защитника.

— Об этом не беспокойся! В крайнем случае ему назначат официального защитника.

— Что значит «назначат»? Какого-нибудь такого, к которому никто никогда не обращается?

Роза, забыв обо всем, что не касалось ее отца, принялась нервно расхаживать по комнате.

— Я должна поговорить с ним! — решительно проговорила она. — Попрошу у прокурора разрешение на свидание.

Андрей недоуменно посмотрел на Розу.

— Да ты с ума сошла! Верь он и глаз на тебя не посмеет поднять. Это бесчеловечно.

— Зато я посмею.

— А о нем ты подумала?.. Нет, вряд ли он согласится встретиться с тобой. Как можно подвергать его такому ужасному испытанию? Неужели ты не понимаешь, что…

— Понимаю, — сухо отрезала Роза. — И все же я должна позаботиться о нем. Что бы он ни сделал…

Андрей молчал. Его лицо в это мгновение стало совсем темным.

— Я тебя не понимаю, — тихо произнес он. — Но мешать тебе не стану. Поступай как хочешь.

На этом их разговор закончился. И с этого вечера Роза словно воскресла, ее жизнь обрела новый смысл. Теперь в каждом ее движении чувствовалась энергия и решительность. Она переступила через самый страшный порог, она простила отца. Она понимала, что простила его искренне, как это ни было невероятно. Не так уж важно, насколько велика окажется ее помощь. И насколько действенна. Важно, что она нашла правильный путь — путь человечности. Так она думала или, по крайней мере, так чувствовала…