Галия Мавлютова - Опер любит розы и одиночество Страница 6

— Собери группу для проверки адреса. Я тоже еду. Не доверяю вам, все испортите.

Я даже не обратила внимания на помрачневших оперативников. Да уж, было написано на их лицах крупными буквами, мы испортим, а ты — нет.

— Не надо бы вам с нами ехать, — сказал оперативник.

Я все время обращалась к нему. А его имени и отчества не удосужилась узнать. Вот он и не хочет, чтобы я ехала вместе с ним. Стесняется солидных женщин! Женоненавистник…

«Кстати, а как его зовут? — мысленно спохватилась я. — Неприлично все время его «тыкать». Он все-таки умудренный опытом сотрудник и в глубине души, наверное, на меня обижается. А и черт с ним! Если бы не их разгильдяйство, я бы сейчас в тепле, в Питере предавалась мечтам и фантазиям, а так мне приходится корячиться за них. И все равно я имя перепутаю, как отчество у деда».

На мое счастье, Игорь оказался в квартире школьной подружки. Он спрятался там, едва до его ушей донеслось, что по жалобе Иннокентия Игнатьевича приехала комиссия. Он лежал на диване в полной уверенности, что его не найдут в заброшенном доме, стоявшем на отшибе рабочего квартала. Игорь давно не поддерживал связей со своей школьной подружкой, искренне полагая, что все забыли о его старой дружбе. Узнав о приезде сотрудников из МВД, он сразу вспомнил о ней и укрылся старой дружбой, как одеялом. Так укрываются от бед и невзгод в непогоду все слабые и капризные мужчины. Мы взяли его тепленьким, заодно прихватив и подружку. При задержании Игорь вел себя странно, он все озирался по сторонам, словно ждал неожиданную помощь от кого-то. В «уазике» он вел себя прилично, все обошлось без эксцессов, но в УВД мне предстояло увидеть жуткую сцену.

Я никогда не видела истерики в ее чистом виде. И то, что устроил нам паренек, не поддается описанию. Он дергался, заливался пеной, корчился в судорогах, крутил белками глаз, колотился головой о стену. Я скромно сидела за столом, пытаясь собрать всю выдержку в один мощный кулак, совершенно точно зная, что когда-нибудь ему надоест валяться на полу. Или он просто устанет.

Игорь выдохся после трех часов представления. Он забился в угол, дико урча и сплевывая пену. Странно он выглядел. Красивый молодой мужчина, с копной белокурых волос, высокий, стройный, с тонкими чертами лица. Мне было сложно определить, каков он в действительности, но все, что он выделывал, включая трюк с подружкой, наталкивало на мысль, что его земляки, в сущности, правы. Это он совершил наезд на Гришу Сухинина, и его неадекватное поведение лишь подтверждало пустые, как мне казалось в самом начале, домыслы.

Если он не виноват, с какой стати ему прятаться в заброшенном доме, биться в судорогах, заливаясь пеной бешенства. Игорь не хотел ни с кем разговаривать, он угрюмо прикрыл глаза и старался не смотреть по сторонам. Он даже не видел или не хотел видеть, как я пытливо его рассматриваю.

«Если я вызову психушку, — размышляла я, — вся работа пойдет псу под хвост. Во-первых, он здоров как бык, во-вторых, он играет роль, которой долго обучался с детских лет. Наверное, единственный ребенок, красивый, избалованный, упрямый… Родился с золотой ложечкой во рту, привык получать все сполна — и счастье, и любовь, и достаток. И вдруг такая неприятность, облыжное обвинение в убийстве земляка. А почему, собственно говоря, обвинение облыжное? Почему я так решила? Люди зря не скажут, дыма без огня не бывает, и все его поведение подтверждает этот «огонь». А не посадить ли мне его в камеру? И психушку вызывать не надо. В камере он подумает, отдохнет, наберется сил и энергии, вот тогда и поговорим».

— Покарауль его! — приказала я оперативнику.

Мне показалось, что он зло фыркнул в ответ на мой приказ. Я настойчиво продолжала обращаться к нему, обходясь без имени и отчества. Таким образом я проводила тест, как долго смогу обращаться к человеку, не зная его имени и звания.

Зайдя в кабинет к гаишному следователю, я велела всем присутствующим немедленно удалиться и приступила к психологической обработке важного процессуального лица, коим и является следователь любого ведомства. Присутствующие медлили, во что бы то ни стало желая узнать, во имя каких высоких целей я пожаловала к следователю. Я надменно молчала в ожидании, пока выйдет последний замешкавшийся сотрудник, топоча мелкими шажками следом за выводком свидетелей, и закроет дверь. Дверь захлопнулась, сотрясая стены. Замешкавшийся сотрудник давал мне понять, что я отнимаю драгоценное время у местных ментов.

— Уважаемый коллега! — торжественно произнесла я, судорожно соображая, как лучше обращаться в таких случаях, по имени или без него. Если следователь назовет мне свое имя, я все равно что-нибудь перепутаю, и это вызовет легкое раздражение. Хорошо, если легкое, а если хуже… — Уважаемый коллега! — Я решила обходиться без имен и отчеств. Очень удобно — «уважаемый коллега!» Не придерешься. — Вы слышали, что происходило в соседней комнате?

— Да. — Следователь оказался немногословным.

— Понимаете, его надо подержать в камере. С воспитательной целью. Для этого вы предъявите ему обвинение в совершении наезда. Это не нарушение закона. У меня есть протоколы допросов людей, утверждающих, что Игорь причастен к данному факту.

— Не имею права! — сказал следователь.

Сказал — как отрезал. «Жаль, что не спросила, как его зовут, теперь буду мучиться», — подумала я, слегка злясь на собственную бестолковость.

— Имеете! — сказала я. Мне пришлось поднять голос выше положенной нормы. — И сделаете это! Вы не имеете права приостанавливать уголовное дело, не допросив Игоря. Так?

— Ну, так, — нехотя согласился следователь.

— Тем не менее вы полгода мурыжили дело, затем приостановили его, так и не допросив этого бешеного. Это вы нарушаете права потерпевших, а я тут расхлебывай за вас кашу.

— На каком основании я предъявлю обвинение? — пошел на попятную упрямый представитель уголовного процесса.

— На каком хотите! Я вам предоставляю протоколы допроса свидетелей. Вы можете сами сделать попытку допросить Игоря, но я вам не советую это делать.

— Почему? — спросил следователь.

У него было упрямое выражение лица, как у молодого бычка на привязи.

— Испортите себе настроение. А вообще — он к вашим услугам. Мы его даже не связали, лежит, отдыхает, набирается сил. Если вы к нему подойдете, он начнет свою волынку заново. Желаете?

— Не хочу, — сказал следователь, — но попытку сделать обязан.

Говорил он тихо, но грубо, скорее не говорил, а сердито бурчал.

— Сделайте, сделайте, а я посмотрю. — Легко спрыгнув со стула, я перенеслась в «свой» обжитой кабинет, словно раздвинула стены силой внутренней энергии. Кабинет стал мне родным, я обжила пространство, вдохнув в его нежилые стены свое упорство и волю. — Игорь, поднимайся, сейчас тебя следователь будет допрашивать. — Я ласково тронула «клиента» за плечо.

Резкий удар откинул меня в сторону. Он не причинил мне видимого вреда, разве что прибавил обиды и злости. Потрогав сначала лицо, я ощупала руки, плечи, вроде не больно…

— Ты, Игорь, не прав, совсем не прав, — укоризненно произнесла я, стараясь не смотреть на сотрудников. Они сжимали губы, удерживая хохот. — Очень смешно! — пристыдила я их. — Вам бы так.

В открытую дверь заглядывал следователь, он, слава богу, оказался свидетелем столь позорного зрелища. «Теперь он имеет полное право «закрыть» клиента на трое суток, — подумала я. — А уже через трое суток можно подумать и о предъявлении обвинения по статье «Нападение на сотрудника органов внутренних дел при исполнении служебных обязанностей». Это в том случае, если Игорь не заговорит. В конце концов, какая разница, когда клиенту предъявят обвинение, сейчас или через трое суток? Это дело следователя и адвоката».

Из-за спины следователя уже выглядывал довольно упитанный мужчина лет пятидесяти, и мое сердце екнуло. Это и есть адвокат, судя по внешнему виду, они ведь все как близнецы-братья, несмотря на возрастные и половые различия.

Как бы он не остановил «заговоренного» мною следователя, не «отбил» бы ему руки. Что делать? Что делать? Я мысленно воззвала к небесам. Кто успел вызвать адвоката? Покажите мне этого врага народа!

— Я привел адвоката, вот он. Мой сын будет под его контролем. — Пятидесятилетний мужчина шагнул в переполненный кабинет, свирепо сверля меня глазами-буравчиками.

Ошибочка вышла, это не адвокат вовсе, это папаша бешеного Игоря собственной персоной, а адвокат спрятался за спинами, в страхе, что ему морду набьют — либо менты, либо подозреваемый.

Я разозлилась на себя. Моя знаменитая интуиция опять подвела.

— Этот адвокат будет под нашим контролем.

Если ваш сын ответит на вопросы следователя, его отпустят. Но он бросается на людей, обещает совершить суицидную попытку. Можно, конечно, вызвать «Скорую помощь» в синих вицмундирах, но вы первый будете против. Так? — спросила я.