Э. Винсент - Лето мафии Страница 62

— Твою мать, — пробормотал я, протягивая руку к бутылке коки.

В половине первого дня Мальчонка и Рыжий вошли в ресторан «Мандарин» на Четырнадцатой улице. В зале была толчея обеденного перерыва. Ребята сели за маленький столик, и Мальчонка изучил меню.

— Что будешь? — спросил он.

Рыжий, поморщившись, ответил:

— Терпеть не могу все китайское!

— С каких это пор?

— С раннего детства.

— Ты никогда об этом не говорил.

— А ты не спрашивал.

— Ты что, извращенец? С чего это ты терпеть не можешь все китайское?

Не дожидаясь ответа, Мальчонка заказал обоим по рулету с яйцом, по тарелке острого супа и по порции жареного цыпленка с рисом.

Зал был довольно просторный, столиков на пятьдесят. Среди посетителей были как европейцы, так и азиаты, и служащие, и рабочие. Официанток было четыре, три постарше и одна молодая, все азиатской внешности. К ребятам подошла одна из официанток в годах, но они успели заметить, что у очень привлекательной молодой китаянки, которая обслуживала сидящих за соседним столиком, на груди табличка с именем «Глория». Судя по всему, именно это и была подружка Станковича.

Закончив есть, Мальчонка обратил внимание, что у Рыжего все тарелки чисты.

— Кажется, ты сказал, что терпеть не можешь все китайское, — заметил он.

Рыжий пожал плечами.

— Есть очень хотелось.

Мальчонка заплатил по счету, и они вернулись к старенькому «Форду» Анджело. Машина стояла на противоположной стороне улицы прямо напротив ресторана, откуда прекрасно просматривалась дверь. К двум часам дня в ресторане из посетителей почти никого не осталось, и десять минут спустя на улицу вышли две официантки в годах.

— Наверное, у них перерыв до ужина, — предположил Мальчонка.

Рыжий протянул руку:

— Вот она!

Из ресторана вышла Глория с пакетами, наполненными едой на вынос. Пройдя по улице, она остановилась у машины, отперла дверь и села за руль.

— Черт побери! — пробормотал Мальчонка. — Это же черный «Додж»!

— Готов поспорить, это машина Колуччи, — согласился Рыжий.

Глория тронулась, и Мальчонка поехал следом за ней. Она проехала на запад по Четырнадцатой улице, затем свернула на юг на Вест-Сайдское шоссе и нырнула в тоннель Холланд.

— Куда она направляется, черт возьми? — воскликнул Мальчонка.

— В Хобокен, — ответил Рыжий.

— Колуччи живет не в Хобокене. Там не живет никто из его банды! — выругался Мальчонка. — Проклятие, кто живет в Хобокене?

— Вероятно, эта косоглазая, — предположил Рыжий.

Машина Глории вынырнула из тоннеля в Хобокене и свернула на запад на Двенадцатую улицу, затем снова поехала на юг и наконец остановилась перед деревянным двухэтажным домом в квартале от Гамильтон-парка. На ограде лужайки размером с почтовую марку висело объявление:

Продается или сдается в аренду

Агентство недвижимости «Атлас»

Телефон 279–42–32.

Прихватив пакеты с едой, Глория вышла из машины и скрылась за дверью дома.

— Ну, что ты думаешь? — спросил Мальчонка. — Они там?

— Или это, или эта Глория прожорливая, словно стая волков.

— Отличное место для того, чтобы залечь на дно, — заметил Мальчонка. — Кому, твою мать, придет в голову искать в Хобокене?

— Нам надо найти телефон, — сказал Рыжий.

— Точно. Девчонка рассчитывает пожить здесь какое-то время, а Колуччи со своими дружками незачем выходить на улицу, раз она приносит им пожрать.

Развернувшись, Мальчонка поехал назад к Бенни.

В три часа дня мой отец и Анджело вошли в небоскреб «Маджестик». Выйдя из Центрального парка, отец сразу же позвонил Костелло и попросил о встрече. Швейцар, позвонив Костелло в номер, пригласил их пройти. Поднимаясь в лифте на мансардный этаж, Анджело снял пиджак, наслаждаясь прохладой кондиционеров.

Встретив их у дверей лифта, Костелло сразу же обратил внимание на мокрую сорочку Анджело и пропитанную потом кобуру под мышкой.

— Не желаете чего-нибудь холодненького? — предложил он.

— Джин с тоником будет в самый раз, — ответил Анджело.

— Джино, а ты?

— Стакан содовой.

Кивнув, Костелло провел гостей через холл в свой кабинет. Заставленный книжными шкафами, он был так же изящно отделан, как и остальные комнаты. Из окна открывался прекрасный вид на парк. Костелло открыл секцию полок размером семь на семь футов, которая на самом деле оказалась двустворчатой дверцей бара.

Пока он готовил напитки, Анджело достал устройство, которое он забрал у продавца лотка с выпечкой и напитками, и положил его на кожаную поверхность кофейного столика с ножками из гнутого ореха. Это устройство Анджело прятал на спине за поясом. Костелло вернулся с напитками, и все уселись на диван и кресла с высокими спинками спиной к окну. Подняв стаканы, все трое разом произнесли:

— Салют!

Они выпили, после чего Костелло взял со стола металлическую коробочку размером четыре на четыре на два дюйма. Осмотрев ее, он заметил название изготовителя: «Уэбкор». Это был портативный магнитофон, записывающий на металлическую проволоку.

— Я еще ни разу не видел таких маленьких, — с уважением произнес Костелло.

— Самая последняя модель, — сказал мой отец. — Их начали выпускать в годы войны для Военно-морского флота. С тех пор они становятся все меньше и меньше. Вот эта модель появилась всего два месяца назад. Она настолько компактная, что ее можно спрятать под одеждой.

— Фараоны даже придумали новое выражение, — усмехнулся Анджело. — Они называют это «носить проволоку».

— Черт побери, где тебе удалось раздобыть эту штуковину? — с восхищением произнес Костелло.

— Помнишь, как во время войны командование Военно-морского флота обратилось к нам за помощью?

— Конечно. Их беспокоили возможные действия немецких диверсантов. — Костелло едва сдержал смешок. — А мы позаботились о том, чтобы у них были причины для беспокойства.

В феврале 1942 года, меньше чем через три месяца после того, как Америка объявила войну Германии, французский роскошный лайнер «Нормандия» по необъяснимым причинам загорелся, а затем затонул прямо у причала в Вест-Сайде. Эта катастрофа была тотчас же приписана действию немецких диверсантов. Это действительно была диверсия — вот только немцы тут были ни при чем. Это было дело рук мафии. За поджогом «Нормандии» стояли Костелло и Мейер Лански — то был их первый шаг по вызволению Счастливчика Лучано из «Сибири» — тюрьмы «Даннемора» в более цивилизованное место, где они получили бы к нему доступ. Альберту Анастасии был дан приказ, и «Нормандия» отправилась на дно.

После того как огромный лайнер затонул всего в пяти кварталах от площади Таймс-сквер, в доках Среднего Манхэттена, командование Военно-морского флота пришло к выводу, что для защиты портовых сооружений от немецких диверсантов необходимо позвать на помощь мафию. Именно мафии принадлежали портовые рабочие, которым принадлежали портовые сооружения. Однако за эту услугу флоту был выставлен счет: перевод Лучано из «Даннеморы» в тюрьму «Грейт-Мидоус», где ему отвели комфортабельную камеру, открытую для посещений. Переговоры вели Костелло и Лански, и Лучано был переведен в «Грейт-Мидоус».

В течение следующих четырех лет Лучано время от времени видели в Большом яблоке — полиция неизменно с жаром отвергала саму возможность этого, — но до окончания Второй мировой войны других диверсий в нью-йоркском порту больше не было.

— Я продолжаю поддерживать связи с военными моряками, — продолжал отец. — Они держат меня в курсе всего самого свежего. В начале прошлого месяца мне сообщили о появлении этого магнитофона, и я заказал один экземпляр.

Отец включил магнитофон, и они прослушали весь разговор с Джи-джи в Центральном парке, не обменявшись ни словом. Когда запись окончилась, Костелло откинулся в кресле и закурил сигарету.

— У нас по-прежнему ничего нет на Дженовезе, — сказал он.

— Нет, — согласился мой отец.

Встав, Костелло подошел к окну и посмотрел на раскинувшийся внизу парк. Некоторое время он стоял так, погруженный в раздумья, затем обернулся.

— Полагаю, нам нужно сделать вот что: пригласить Петроне прийти сюда в четыре часа… за час до заседания Комиссии.

Подойдя к бару, Костелло смешал себе коктейль, после чего объяснил свой план.

В половине четвертого Беппо нанес мне следующий визит. Я его не звал, но он, судя по всему, не мог найти никого, кто согласился бы слушать его болтовню. Все, кто находился на складе, обрывали Беппо, стоило ему только раскрыть рот, — иногда посредством хорошей затрещины по затылку. Я же был прикован наручниками к долбаной раковине, поэтому, вероятно, он рассудил, что я не представляю для него опасности.