Виктория Платова - Хрустальная ловушка Страница 65

Она сидела в уголке кровати и пристально смотрела на дверь.

Именно в такой позе застал ее Марк, вернувшийся в дом.

Шпион, пришедший с холода.

— Где ты был, Марк? — дрожащим голосом спросила она.

— Провожал нашего гостя.

— Кто это был?

— Ты знаешь… Ты видела его. Пал Палыч Звягинцев.

— А-а… Такой толстый смешной человек. От него все время пахнет пивом.

— Именно.

— Зачем он приходил, Марк? Он хотел видеть меня? Из-за той истории? Но я уже говорила тебе… У меня просто было помутнение… Я хочу забыть все это. Сегодня мы улетим в Москву, и все будет хорошо… Да?

— Нет, сегодня мы не улетим в Москву.

— Это из-за погоды, да? На улице страшный снег… Интересно, кто-нибудь катается или нет? Как ты думаешь, Марк?

Ольга говорила быстро и сбивчиво, только бы не молчать.

Не молчать. Молчание, спрятавшееся среди струй воды, преследовало ее в ванной, когда он почему-то не разрешил ей выйти в комнату, какие-то мусульманские замашки, устроил женскую половину дома… Впрочем, конечно, мусульманские замашки, он ведь жил в Туркмении, он почти туркмен…

И хотя Иона гораздо больше похож на туркмена, он бы не оставил ее в ванной одну, тем более когда у нее пошла носом кровь.

Именно так. Именно так Марк и объяснил запачканные руки и странные пятна на комбинезоне. Высота, перепад давления, перепад температур, — оказывается, у нее очень слабый нос, а она даже не знала этого.

«Но почему крови было так много?.. И почему он так смотрит на меня, как будто собирается сказать что-то ужасное?..»

— Это из-за погоды, Марк?

— Нет. Не из-за погоды. Я должен сказать тебе.

Он сел рядом с ней на кровать, приблизил лицо и крепко ухватил ее за руки.

— Кара! Это касается твоего отца…

В самой глубине ее тела вдруг возник маленький кристалл льда. И начал стремительно расти: из маленького кристалла возникали новые кристаллы, они отпочковывались друг от друга; еще несколько минут — и они заполнят ее всю.

— А что — отец? — медленно спросила она. — Мы же уже говорили с тобой об этом… Я попытаюсь попросить у него прощения…

— Уже не нужно просить у него прощения… То есть, может быть, и было нужно. Но…

Он еще крепче сжал ее руки и придвинулся к самому ее лицу.

— Я всегда буду с тобой, кара. Я хочу, чтобы ты это знала.

Я никогда не оставлю тебя, что бы там ни было…

— Ну? Я тоже не оставлю тебя. А при чем здесь отец? Он же не хочет нас разлучить, это было бы просто смешно.

— Отца нет, кара.

— Нет? Очень интересно… А куда же он делся? Они улетели без нас?

— Его нет. Он умер…

Ольга недоверчиво посмотрела на мужа и улыбнулась. В жизни своей он не видел более пугающей улыбки, — В каком смысле — умер?

— Его больше нет в живых. Он умер. Его убили. Сегодня ночью…

— О чем ты? Как его могли убить?

Теперь Марк был совсем рядом. Он навалился на нее всем телом, подмял под себя, так же, как это бывало, когда страсть заставала их в самых неподходящих местах. Но никогда еще его тело не было таким тяжелым…

— Пусти меня… Мне тяжело…

— Ты поняла, что я сказал? Он умер, его больше нет в живых.

— Я поняла, только не наваливайся на меня так…

— Кара! Ты поняла, что я сказал?

В его близких глазах она увидела такой испуг, что поняла: от слов, которые он произнес, невозможно будет отмахнуться.

Он сказал какую-то правду об отце, какую-то страшную правду, нужно сосредоточиться и попытаться уловить ее смысл.

Отца больше нет в живых. Он умер. Его убили.

Умер. Убили. Умер, умер, умер.

Умерший — значит, не живой. Ну почему ее преследует эта боль в висках? Умер.

Убили.

Убили!!!

— Что? Что ты сказал?!

— Его убили.

Только сейчас, только сейчас до нее стал доходить страшный смысл его слов. Как будто она лишь слегка приоткрыла дверь, и в нее заполз леденящий ужас. Сопротивляться ему было бесполезно, и Ольга закричала:

— Нет! Нет! Это не правда!..

— Да.

— Нет!

Папы больше нет?.. Как может быть, что папы нет? Ее красивого, сильного отца, так полного жизни, так полного любви, настоящего мужчины, способного на безумства… И все это принадлежало одному человеку — Инке… Она ни с кем не хотела делиться этим, даже с ней, его дочерью… Как же она ненавидит… Инку или отца? Инку или отца?!

Она ненавидит, а он умер…

Манана тоже умерла, но это было давно, она просто исчезла из их дома, а потом исчезли вещи, но Манана была сумасшедшей. А отец — отец был совершенно нормальным, здоровым человеком, как он мог умереть?..

Нет, не так. Он не умер, его убили.

Убили.

Убийство, страшная вещь, слишком много крови.

Кровь.

Почему ее руки были в крови? Почему ее комбинезон был в крови?..

— Кара! Ты слышишь меня, кара! Не молчи, пожалуйста!

Ты слышишь меня? Ты меня понимаешь?!

Если кто-то умирает, то близкие ему люди должны плакать, почему же она не может плакать? Почему, почему, почему? Потому что она не верит в то, что отец умер. Но и Марк не может врать, он не может шутить этим… Он никогда не врал ей, Марк… Но ведь когда-то же нужно начинать… Почему он так смотрит на нее… Нет, он не врет.

Отца нет.

Ольга закричала, забилась в его руках: нет, нет, нет, папа, этого не может быть, ты говоришь чушь, Марк, ты говоришь не правду, зачем ты говоришь не правду, нет, этого не может быть, папа, Марк!..

Она потеряла сознание.

…Но когда снова пришла в себя, то сразу же увидела склоненное над собой костлявое лицо правды: отца нет, и тебе никуда не спрятаться от этого — ни в обморок, ни в сон, ни в сумасшествие…

Откуда эта кровь на комбинезоне?

Ольга снова начала кричать, она кричала до тех пор, пока не потеряла голос, — полчаса, час, полтора. И все это время Марк не отпускал ее ни на минуту: она видела его постаревшее, осунувшееся лицо, именно таким он станет через двадцать лет, именно таким. Похожим на отца, которого больше нет.

Которого убили. Кто мог убить его?

— Кто?! Кто это сделал, Марк?

— Я не знаю. — По лицу его бежали тени: ужас, сострадание, жалость, любовь сменяли друг друга в бесконечном танце. Но там, за их спинами пряталось что-то еще. Что-то еще, о чем знал только Марк и о чем он не хотел говорить Ольге.

Она знала.

Что-то ужасное.

Когда она проснулась, подошла к окну, опустила руки в снег… Вернулась к кровати и коснулась ладонями его спящего лица…

Почему так много крови? Это же просто кровотечение из носа, а не открытая рана, когда кровь хлещет фонтаном… Открытая рана… Отца убили. Ударили ножом в сердце, было много крови. Сознание Ольги путалось, а спасительная ясность не приходила. Она вдруг поняла — если когда-нибудь эта спасительная ясность придет, то она будет похожа на убийство…

Убийство.

Обессиленная, почти лишившаяся рассудка, она наконец-то затихла в руках мужа.

— Марк!

— Я здесь, я с тобой, кара…

— Марк, скажи… Откуда эта кровь у меня на комбинезоне?..

К двум часам дня все показания были собраны. Все свидетели были опрошены, и предварительные итоги были подведены. Звягинцев сидел в своем закутке, в комнате номер тринадцать административного крыла отеля.

Реальность оказалась такой не правдоподобной и такой страшной, что Звягинцев даже отказался от пива. Он был очень расстроен. Какое уж тут пиво, здесь и литром водки не обойдешься. Но водка — это чересчур. Нельзя, чтобы от тебя разило сивухой, когда ты будешь зачитывать задержанным их права.

Интересно, они придут или нет?

Марк и его жена?

Они вполне могут собрать вещички и броситься в горы. Или не собирать вещичек и броситься вниз.

Дудки.

Никуда они не денутся, при таком буране дергаться куда-то, куда-то идти, да еще по незнакомой местности, по горному рельефу, — это самоубийство. Хотя, кто знает? Может быть, самоубийство и было бы лучшим выходом. Может быть, они уже настроились. Этот Марк — он будет защищаться до последнего. Настоящая любовь у них в крови.

Звягинцев вздохнул.

«Прости, что хреново о тебе думал. Все, что касается твоей семьи, — выше всяких похвал. Это, конечно, не снимает с тебя ответственности, но то, как ты это сделал!..»

Конечно, он мог бы послать в коттедж Красинских охранников — еще час назад, когда картина происшедшего в общих чертах стала ему ясна. Послать охранников — хотя бы тех же дуболомов Радика и Колю. Недостаток мозгов они компенсируют терпением и бультерьерской хваткой. Они вели бы наблюдение и применили бы силу при случае.

Он мог это сделать, но не захотел.

Марк, Марк, у тебя была блестящая версия, вкусная версия, сладкая версия… Звягинцев бы многое отдал, чтобы она оказалась правдой и стриженая кошка получила бы по своим вдовьим заслугам. Вот кого бы ему не было жалко — так это стриженую кошку.

Но показания, которые он собрал, в бога душу мать… Все они были не на стороне отличного парня Марка. А жаль.

Кресло под тушей Звягинцева жалобно скрипнуло — надо бы научиться скакать на лыжах и прекратить жрать пиво в таких количествах, как всегда подумал Пал Палыч.