Владимир Плотников - По остывшим следам [Записки следователя Плетнева] Страница 65

— Я уже никому не верил.

— Зря, Коровин, и неубедительно. Ну а чего это вы решили машину угнать?

— Подумал, что они будут довольны, если окажусь за решеткой, остынут. Я не вор, не хулиган, что же мне оставалось? Поддал для храбрости, сел у гастронома в машину, благо шофер ключи забыл, да и газанул. Преследовать стали… А я съехал в кювет да пробежал для балды немного. Вот и дело.

— И вы считаете, что это был выход? Неужели другого ничего не смогли придумать?

Коровин вытер влажные ладони о брюки и махнул рукой:

— Стоит ли говорить теперь об этом?! Срок заработал — отбывать надо…

Так закончилась наша первая встреча. Мы не предполагали тогда, что скоро встретимся вновь…

В начале весны, когда снег в городских парках стал оседать, а на карнизах крыш появились сосульки, я в последний раз выехал в поселок: надо было выкопать чемоданы. Я знал, что снега там больше, чем в городе, и тает он медленнее, но ждать, пока обнажится земля, не мог.

С наступлением сумерек я пришел к начальнику милиции, попросил дать в помощь двух милиционеров, снабдить участников операции лыжами, лопатами и ломом. Поздним вечером группа двинулась по реке к противоположному берегу. Идти было трудно: сильный ветер

толкал назад, обжигал лица, мешал дышать.

Выйдя на берег, милиционеры показали мне торчавшую из-под снега крышу баньки. По схеме Мошкина я определил место, где были зарыты чемоданы, но, чтобы наверняка найти их, отмерил от него во все стороны по пять метров и начертил лыжной палкой границы площадки, с которой предстояло снять снег. Рыть начали, не сходя с лыж. К концу третьего часа работы верхние края площадки оказались на уровне головы, а до земли лопаты все еще не доставали. Только через час под совками зашуршали заиндевевшие листья, однако ни одного сучка найти в них не удалось. Решили раздвинуть снежные стены еще на метр, и тут я почувствовал, как моя лопата наткнулась на хворост. Потом в ход пошел лом. Землю долбили по очереди. На глубине штыка лом звякнул о что-то металлическое. Я наклонился и увидел замок чемодана…

В милиции, просматривая украденные вещи, я не обнаружил среди них лишь двух дамских кофточек…

Месяц спустя Мошкина и Храпцова осудили. Русько после суда над ними был вынужден уйти из прокуратуры. Он устроился в ремесленное училище и стал преподавать основы законодательства. Ну а Коровин…

Как-то летом я шел по Кировскому проспекту. Недалеко от улицы Куйбышева меня окликнули:

— Гражданин следователь!

Я осмотрелся, но никого из знакомых не увидел. Тот же голос прозвучал вторично, и вдруг я заметил, как из кабины замедлившего ход автобуса мне, улыбаясь, машет рукой водитель.

— Как дела?! — крикнул я, сразу узнав в нем Коровина.

— Нормально! Снизили до отбытого! Спасибо!

— Всего доброго!

— Вам тоже!

Рука исчезла в окне, и автобус, набрав скорость, затерялся в колонне других автомашин.

Во сне и наяву

Минувшей ночью мне снилось, будто правонарушениям в Ленинграде, как и во всей стране, пришел конец, профессия юриста стала ненужной, я работаю уже не следователем, а гидом в городском экскурсионном бюро и вожу экскурсии по местам былых сражений с преступностью. Одну из групп экскурсантов я привел на площадь Мира. Напротив огромного пустыря между станцией метро и задним двором Октябрьского рынка я попросил своих слушателей остановиться и стал рассказывать:

— За этим пустырем, товарищи, не так давно находились винно-кондитерский, лабазный, молочный, мясной и рыбный склады крупной торгово-закупочной продовольственной базы. Долгие годы на них орудовали жулики. Они занимались сбытом левых товаров, полученных из других торговых организаций, а у себя на складах практиковали такие способы хищений, как изъятие из стандартной тары кондитерских, табачных, винно-водочных изделий, круп, сахарного песка и создание прибыльных пересортиц. Делалось это руками рабочих, связанных с жуликами узами родства, вечерами, а иногда и ночью. Сняв колпачки с бутылок, они отливали по пятьдесят граммов водки, а вместо нее доливали воду. Отделив бандерольные ленты от коробок с конфетами, вытаскивали из-под них крышки и снимали верхние слои конфет, потом подсовывали крышки под ленты и заново склеивали их. Из бочек они похищали рыбу, а чтобы вес бочек оставался прежним, заливали в них соленую воду, Для хищения круп, сахарного песка и других сыпучих товаров использовали щуп — подобие большого шила с полыми иглой и ручкой. На молочном складе масло первого сорта перетаривали в коробки от масла высшего сорта и отпускали его в столовые. Созданные таким образом «излишки» масла высшего сорта сбывали доверенным лицам из магазинов, а разницу в стоимости сортов делили. Искусственное создание прибыльных пересортиц, как способ хищения, широко практиковалось также на рыбном и мясных складах…

Экскурсанты слушали мой рассказ внимательно. Только молодой лохматый парень, по-видимому студент, в куртке со множеством кнопок не вытерпел.

— Позвольте, — перебил он меня. — Вытаскивая конфеты из коробок, крупу из мешков, рыбу из бочек, они обворовывали самих себя…

— Нет, — возразил я. — Мешки, ящики, коробки и бочки с внутритарными недостачами жулики отпускали со складов в первую очередь, и недостачи таким образом перекочевывали к получателям.

— И что же потом? — допытывался студент.

— Потом бывало по-разному. Недостачи рано или поздно вскрывались, но в магазинах, где учет суммарный, причину их определить уже было трудно. В тех случаях, когда недостача обнаруживалась в результате самопроверок, работники магазинов стремились покрыть их за счет обмана покупателей либо путем получения на базе левых товаров, нередко тех, которые были украдены у них же. Бывали и такие случаи, когда получатели выявляли эти скрытые недостачи при перевешивании товаров. Тогда они предъявляли к базе претензии и требовали возмещения ущерба.

— Много ли было таких претензий? — поинтересовалась сутулая, скромно одетая женщина в очках, по всей видимости — бухгалтер.

— Как вам сказать, — ответил я. — В квартал, если брать по каждому складу, то немного. За год их накапливалось порядочно. Особенно по винно-кондитерскому, лабазному и рыбному складам. Получатели писали, например, об обнаружении в бутылках с водкой размокших окурков, табачного пепла, о том, что в коробках с конфетами не хватает верхних рядов илй о том, что в бочках с рыбой, полученных по весу брутто, вес нетто не соответствует указанному на трафарете.

— Любопытно… — заметил студент. — Как же поступало в таких случаях руководство базы?

— Иногда оно назначало проверки. Эти проверки редко заканчивались взысканием недостач с кладовщиков. Получателям, как правило, рекомендовалось требовать возмещения недостач от фабрик — изготовителей продукции либо списывать их как естественную убыль, возникшую при транспортировке товаров.

— Хитрецы! — возмутилась женщина-бухгалтер.

— Как раз об этом и писали на базу некоторые получатели, — согласился я с ней. — Они прямо указывали, что товар украден и списывать его недостачу на естественную убыль недопустимо…

— В торговле не все жулики, в ней есть честные и смелые люди! — послышалась чья-то реплика. Ее заглушили другие голоса:

— Выходит, руководство было заодно с ворами!!!

— Оно тоже кушать хотело… — ехидно заметил сту-^ дент.

— Вы правы, — подтвердил я. — Кладовщики или их заместители ежемесячно вручали директору и его заместителю определенные суммы денег. Эти поборы почему-то назывались «абиссинским налогом». Руководство базы в свою очередь делилось деньгами с более высоким руководством. Кроме того, «высоким» руководителям к праздникам преподносились пакеты с дорогими винно-водочными и кондитерскими изделиями, копченой колбасой, бужениной, красной рыбой и икрой. Нельзя сказать, что эти взяточники поощряли такое усердие своих подопечных. Возьмем, к примеру, самого главного из них. Всякий раз, когда директор базы клал в ящик его письменного стола конверт с деньгами или ставил за сейф пакет с продуктами, начальник бросал на него осуждающий взгляд и недовольно бурчал: «Смотри, чтобы это было в последний раз!»

Экскурсанты дружно рассмеялись.

— Но если бы директор базы хоть однажды нарушил сложившуюся традицию, — продолжал я, — он был бы немедленно уволен.

— Как же в этих условиях работали ревизоры? — полюбопытствовала женщина-бухгалтер.

— Ревизоры пользовались репутацией деликатных людей. О своем приезде на базу они звонили ее руководству заранее: приехав туда, ничего не просили, отсиживали положенный срок, в акт включали лишь безобидные нарушения и, получив за свою деликатность вознаграждение, удалялись.

— Сколько же эта банда успела украсть? — спросил студент.