Виктория Платова - Смерть в осколках вазы мэбен Страница 66

— Вы слышали их разговор? — Воронцов пристально смотрела на меня.

— Слышала, — я кивнула. — Вы тоже можете послушать. — Достав из сумочки диктофон, я протянула его капитану. — Только предупреждаю, они говорили по-корейски.

— Это ничего. — Он подошел к двери, приоткрыл ее и сказал:

— Саша, позови Эдика, — затем вернулся на место.

Через минуту в кабинет вошел парень, которого я тоже видела на выставке Карчинского. Как он говорил? Его знакомый Валентин Ким обучал его приемам джиу-джитсу, а это его сын Эдик. Парень сдержанно поздоровался и повернулся к капитану:

— В чем дело, Костя?

— Тут один разговорчик есть, — капитан протянул ему диктофон, — надо перевести.

— Переведите, — кивнула я. — А вот еще письмо, которое Карчинский писал в Москву, но я по рассеянности забыла его передать.

— Письмо вскрывали, — сказал Воронцов и посмотрел на меня. — Ваша работа?

— Моя, — я вздохнула. — Извините, так получилось. Но там тоже иероглифы.

— И вы не смогли его прочитать. — Воронцов насмешливо ухмыльнулся. — Какая жалость.

— Представьте, смогли, — меня начал раздражать его самодовольный тон. — У моего друга Герта есть одноклассник Юрий Ли. Он и письмо нам прочел, и разговор перевел.

— О-очень интересно, — протянул Воронцов и засмеялся уже в открытую. — Выходит, что даже такой специфический язык, как корейский, не является гарантией сохранения тайны. Всегда найдется кто-нибудь, кто сможет перевести. Ладно, Эдик, посмотри, что там и как.

Эдик Ким забрал письмо, диктофон и ушел. Мы снова остались с капитаном наедине.

— Продолжим, — произнес он, снова усаживаясь на стул.

— Вы же и так все знаете. — Я была обижена его смехом.

— Многое, но не все. Итак, мы остановились на том, что вы подслушали разговор. И даже более того, как истинная журналистка, взяли и записали его. Просто замечательно! Наверное, в тот момент вам и в голову не пришло, какой вы подвергались опасности. Ведь застань вас там кто-нибудь, и живой бы вы уже в Питер не вернулись.

— Я же ничего не поняла! — запротестовала я. — Говорили ведь по-корейски.

— Не в этом дело, — Воронцов похлопал меня по руке, — а в самом факте, что вы подслушивали, да еще и записывали. Когда речь идет о таких деньгах, то поневоле становишься подозрительным.

— О таких деньгах… Но вы же сами сказали, что переправляли не наркотики.

— Да, — он кивнул. — Даже наркотики столько не стоят. А вот произведение искусства двенадцатого или четырнадцатого, скажем, века, это стоит.

— А какое произведение искусства можно спрятать в вазу? Она ведь маленькая. Картину туда не засунешь.

— Про картину вы верно заметили. Но в Корее всегда практиковалась роспись на шелке. Существуют даже шелковые свитки, такие узкие длинные ленты, расписанные тушью, которым несколько сотен лет. Вот такой свиток легко можно поместить в вазу, если, конечно, знать технологию, ее изготовления. А потом разбить вазу и достать свиток. Чего проще! Такая шелкография запрещена к вывозу из страны, так как является национальным достоянием. Но за это достояние иностранные коллекционеры готовы платить большие деньги. Несколько лет назад из Национального музея Кореи пропало несколько десятков таких свитков. Розыск ни к чему не привел, пока в Америке однажды не всплыл один из свитков. Вот тут уже и начали конкретно работать, отслеживать их путь. И представьте, отследили. Вышли на Чон Ван Соя. А от него ниточка потянулась к Паку, а затем и к Карчинскому. Вот только понять никак не могли, каким образом свитки попадают в Россию. Только недавно это стало ясно. Карчинский был связан с Национальным музеем Кореи, посылал туда постоянно свои работы, керамику. А человек он известный, кто бы мог его заподозрить. Он получал свой процент и был доволен. Иногда его к тому же просили отправить кое-что в Корею в вазах мэбен. Вот так искусство может служить низменным целям.

— Невероятно. Значит, я привезла из Москвы алмазы, а он их должен был упаковать в вазу и отправить в Корею.

— Вот именно, что должен. Вазу с начинкой он изготовил, но ее не отправил.

— Из-за того, что его убили. — Я вскочила со стула. — Я ведь хотела его предупредить об опасности, пыталась это сделать, но он не стал меня слушать. Сначала трубку бросал, а когда я у него появилась, набросился на меня и ударил. Если бы я все-таки проявила настойчивость, он был бы сейчас жив.

— Сядьте, Леда, — проговорил Воронцов. — Если бы все было так просто.

Я опять села, не понимая, в чем дело.

— Я же уже сказал вам, что вазу со свитками, которая пришла из Кореи, украл неизвестный. И мы так и не смогли ее найти. Думали, что это сделали по приказу Ивлева, но банкира убили. Карчинский изготовил новую вазу, в которой были алмазы, но его тоже убили, а ваза исчезла, как и первая. Действует один и тот же невероятно ловкий человек. Мы ведь вчера наблюдали за вами, когда вы лезли в мастерскую. Хотели в нужный момент там оказаться. Затаились в засаде наши люди, недалеко от дома. Когда человек Пака вышел от Карчинского, мы взяли его.

— И вы позволили ему убить художника?

— В том-то и дело, что он его не убивал.

— Как не убивал? — Я растерялась. — А кто же это сделал?

— Когда вы спрыгнули с балкона, в мастерской сразу все замерло. Через некоторое время оттуда появился человек. Мы поначалу проследили, куда он направился. Получалось, что он ищет вас. Один из моих сотрудников наблюдал за вами, когда вы побежали к телефонной будке, но оттуда вы самым непостижимым образом исчезли, когда человек Пака уже находился в наших руках.

— Меня утащил Иванов, — созналась я. — У него, оказывается, крыша здорово поехала, и он вообразил себя новым Пигмалионом, а меня, соответственно, Галатеей. Стал мне расписывать, что я должна остаться с ним, обо всем забыть и что нам будет очень хорошо вместе.

— И как вам удалось вырваться?

— Знаете, я почему-то совсем его не боялась. Не могу объяснить. Боялась, наверное, но все-таки чувствовала его безобидность. Мы разговаривали, а потом он сказал, что я разрушила его мечту, и велел уходить.

— Забавно. — Он снова засмеялся. — А ваш друг еще ночью всех на уши поставил, пытался вас найти. Наши сотрудники дежурили и возле вашей квартиры, возле редакции, даже возле квартиры вашей мамы. А вы появляетесь утром сами, да еще и в мастерской. Интересно, что вам там понадобилось?

— Машина, — созналась я. — Приехала я ведь на машине, а Иванов увез меня на своей.

— Нечего сказать, — он развел руками. — Здоровый прагматизм, что поделаешь.

— Если не кореец убил Карчинского, кто тогда?

— Боюсь, что на этот вопрос мне будет сложно ответить. Этот человек невероятно хитер, действует искрометно и играет в какие-то свои игры. Он разрушил хорошо спланированную операцию, в которой задействованы десятки людей в нескольких странах. Кроме того, он убийца. На его совести три трупа. Ивлев, Алексей Гапонов и Карчинский. Экспертиза установила, что во всех трех случаях смерть наступила одинаково. Они были задушены гитарной струной.

— Нет, — я дернулась. — Не может быть!

— К сожалению, может, — Воронцов покачал головой. — В этом у нас нет никаких сомнений. Пока мы занимались выяснением личности «гастролера» из Москвы, Карчинский выбрался из дома через черный ход. Куда он хотел скрыться, нам неизвестно, но в квартире мы его не обнаружили. Решили, что он задумал пока схорониться.

— Он же был совсем рядом.

— В том-то и дело, что нет. Убийца, скорее всего, дожидался в машине. Карчинский попросил его подвезти, тот согласился. Он отвез художника подальше, задушил, раздел, чтобы придать убийству вид ограбления, а затем привез труп и выкинул его в проулок. Нам сообщили о трупе только утром.

— Но кто, кто это мог быть? — не сдержалась я. — Кто все это сделал?

— Пока не могу вам ответить, — сказал Воронцов, поднимаясь, — но мы его найдем. Он ходит где-то рядом. И хотя он и играет в свою игру, но что-то ему нужно именно здесь. Я прошу вас, будьте осторожны.

— Хорошо, — я кивнула. — Не понимаю, зачем он убивает людей? Банкиров довольно часто убивают, Карчинский тоже дорогу ему мог перейти, тем более с такими делами, но Алексея за что, рокера? Нет никакой связи.

— Вот и нам так сначала показалось, — откликнулся Воронцов, — но связь все-таки есть. Он не случайно выбирает свои жертвы, наоборот, действует по строгому плану. И мы точно знаем теперь, что этот человек — музыкант.

— Нет! — Я вскочила со стула и сделала шаг к нему. — Вот в этом вы меня никогда не убедите. Этого не может быть! Совсем недавно один человек, который роком занимается почти столько же лет, сколько вы живете на свете, сказал мне, что музыканты не убивают. Рокер может пойти на многое, но только не убийство… Это кто-то со стороны. Подумаешь, струна, ее мог любой взять. Может, именно этим он пытается натолкнуть вас на ложный след!