Агата Кристи - Детективные романы и повести Страница 69

— И вы, кроме этого, были еще благодарны ей за очень большую услугу, которую она вам оказала, правда?

— Мосье очень догадлив. Да, правильно. Я этого и не хочу скрывать. Меня обманули, мосье, украли все мои сбережения. У меня был ребенок. Мадам отнеслась ко мне с участием. Она позаботилась, чтобы ребенка устроили на ферме у добрых людей. Ферма была чудесная, мосье, а люди честные. Именно в тот момент она и сказала мне, что она тоже мать.

— Она говорила, сколько лет ее дочери, где она живет и так далее?

— Нет, мосье. Она говорила об этом так, будто этот момент в ее жизни давно прошел и забыт навсегда. Она сказала, так будет лучше. Девочка хорошо обеспечена, ее вырастят, обучат профессии. А она оставит ей наследство после своей смерти.

— Она вам больше ничего не говорила ни о ребенке, ни о его отце?

— Нет, мосье. Но я догадывалась…

— Говорите, мадемуазель Элиза.

— Но ведь это только моя догадка, вы понимаете?

— Да, понимаю.

— Мне казалось, отец ребенка — англичанин.

— А почему вы подумали именно так?

— Я не могу сказать ничего определенного. Но в голосе мадам всегда звучала горечь, когда заходил разговор об англичанах. И еще она очень радовалась, если ей представлялся случай проявить свою власть над англичанином. Но это всего лишь мое впечатление…

— Да, но оно может быть очень ценным. Оно раскрывает возможности… А что с вашим ребенком, мадемуазель Элиза? Это девочка или мальчик?

— Девочка, мосье. Она умерла. Умерла уже пять лет тому назад.

— О, примите мои сожаления.

Они помолчали.

— А теперь, мадемуазель Элиза, — сказал Пуаро, — расскажите мне о том, о чем вы так упорно старались умолчать.

Элиза встала и вышла из комнаты, но тут же вернулась с маленькой потрепанной записной книжкой в руках.

— Эта книжка принадлежала мадам. Она везде брала ее с собой. Но перед отъездом в Англию вдруг потеряла ее и нигде не могла отыскать. Очевидно, положила не на свое место. После отъезда мадам я нашла ее. Она упала за спинку кровати. Я взяла ее в свою комнату, чтобы сохранить до приезда мадам. Все бумаги я сожгла, как только узнала о смерти мадам, но эту книжечку оставила. Потому что о ней мне мадам ничего не говорила.

— А когда вы узнали о смерти мадам?

Элиза замялась.

— Вы ведь услышали об этом от полиции, не так ли? — спросил Пуаро. — Они пришли к вам смотреть деловые бумаги мадам. Но сейф оказался пуст, все документы уничтожены, сказали вы. Но на самом деле в это время они были еще целы.

— Все это правда, мосье, — призналась Элиза. — Пока они искали бумаги в сейфе, я вытащила их из сундука. Да, я сказала, будто сожгла их. И это была почти правда. Я их сожгла при первом удобном случае. Я была обязана исполнить волю мадам. Теперь вы понимаете мое затруднение, мосье? Вы об этом не расскажете в полиции? Для меня это может обернуться очень плохо.

— Я верю, мадемуазель Элиза, вы действовали из самых лучших побуждений. И все же, вы понимаете, очень жаль, что этих бумаг нет. Очень жаль. Но не стоит печалиться о свершившемся. Я не вижу необходимости сообщать нашему уважаемому мосье Фурнье о точном времени их уничтожения. А теперь давайте посмотрим, нет ли в этой книжечке чего-нибудь интересного.

— Не думаю, чтобы вы сумели там что-нибудь найти,  мосье, — сказала Элиза, покачав головой. — Это книжка, в которую мадам заносила незначительные заметки для памяти. В ней только цифры. Без документов и других бумаг они просто бессмысленны.

Она неохотно протянула книжечку Пуаро. Он взял ее и перелистал несколько страниц. На них были карандашные заметки, наспех сделанные небрежным почерком. И все казались совершенно одинаковыми. Вначале шла цифра или группа цифр, затем небольшая приписка.

«С Х-256. Жена полковника. Проживает в Сирии. Полковая касса».

«Дж. Ф. 342. Французский депутат. От Ставинского».

И так дальше. Всего около двадцати таких записей. На последней страничке карандашом было записано:

«Ле Пине, понедельник. Казино, 10.30. Отель «Савой». 5 час. А. В. С. Флит-стрит, 11 час.».

Ни одна из записей не была полной, казалось, они должны были давать Жизель лишь какой-то намек.

Элиза, встревоженная, наблюдала за Пуаро.

— Эти значки ни о чем не говорят, мосье, так мне кажется. В них могла разобраться лишь сама мадам, а посторонним они недоступны.

Пуаро закрыл книжечку и положил ее к себе в карман.

— Она может нам пригодиться, мадемуазель. Вы правильно поступили, отдав ее мне. И ваша совесть может быть вполне спокойна. Ведь мадам никогда не просила вас сжечь эту книжечку?

— Вы правы, — сказала Элиза, и лицо ее просияло.

— Значит, раз уж вы не получили указаний на этот счет, ваш долг отдать эту книжечку полиции. А мы с мосье Фурнье побеспокоимся о том, чтобы вас никто не обвинил в ее сокрытии.

— Мосье очень добр.

Пуаро встал.

— Сейчас я должен пойти к своему коллеге. Еще один последний вопрос: заказывая билет на самолет для мадам Жизель, вы звонили в аэропорт Бурже или в контору авиакомпании?

— Я звонила в контору авиакомпании «Юниверсал Эйрлайнз», мосье.

— Мне кажется, она находится на бульваре Капуцинов?

— Совершенно верно, мосье. Бульвар Капуцинов, дом 254.

Пуаро записал адрес и, попрощавшись, вышел из комнаты.

Глава одиннадцатая. АМЕРИКАНЕЦ

Фурнье был поглощен разговором со стариком Георгом. Детектив выглядел возбужденным и встревоженным.

— Полиция — она и есть полиция, — ворчал старик низким хриплым голосом. — Снова и снова задают одни и те же вопросы. А на что надеются? Думают, рано или поздно надоест говорить правду и тогда начнут пороть чушь? Такую, которая подходит для книжек этих господ.

— Я хочу узнать правду.

— Очень хорошо. Я вам уже всю правду сказал. Да, к мадам приходила женщина, вечером, за день до ее отъезда в Англию. Вы показали мне фотографии, хотели, чтобы я узнал эту женщину. А я вам говорю уже который раз: зрение у меня плохое, уже темнело, я не приглядывался. Вот я и не узнал эту даму. Если бы я даже столкнулся с ней нос к носу, то и тогда я вряд ли ее узнал бы. Ну вот! Вы уже слышали это раза четыре или пять.

— И вы даже не можете вспомнить, была ли она высокая или маленькая, блондинка или шатенка, молодая или старая? Вряд ли этому можно поверить.

Фурнье говорил раздраженно, с сарказмом.

— Ну, тогда и не верьте! А мне-то что? Хорошенькое дельце, когда тебя втягивают в какую-то кашу с полицией. Мне стыдно. Если бы мадам не была убита в самолете, то могли бы придраться и ко мне, будто я, Георг, отравил ее. На полицию это очень похоже.

Пуаро предотвратил вспышку гнева со стороны Фурнье, тихонько взяв его под руку.

— Пойдемте, друг мой, желудок требует. Я считаю, сейчас самое время подкрепиться простой, но сытной пи-шей. Ну, скажем, омлет с шампиньонами, рыба по-нормандски, сыр и красное вино. А какое бы вино вы предпочли?

Фурнье взглянул на часы.

— Верно, — сказал он. — Уже час дня. Пока я разговаривал с этим животным…

И он зло посмотрел на швейцара. Пуаро поддержал старика улыбкой.

— Все понятно, — сказал Пуаро. — Эта безымянная леди была ни высока — ни низка, ни блондинка — ни брюнетка, ни толстая — ни худая. Но, по крайней мере, вы хоть можете нам сказать, была ли она шикарная?

— Шикарная? — спросил Георг, в недоумении глядя на Пуаро.

— Я все понял, — сказал Пуаро. — Она была шикарной женщиной. И у меня есть мысль, друг мой, она превосходно выглядела бы в купальном костюме.

— В купальном костюме? — переспросил Георг. — А при чем здесь купальный костюм?

— А уж это мое собственное мнение. Хорошенькая женщина выглядит еще более привлекательной в купальном костюме. Вы со мной согласны? Посмотрите-ка сюда.

И он передал старику фотографию из журнала «Скетч». На минуту воцарилось молчание. Старик чуть заметно вздрогнул.

— Так вы согласны со мной или нет? — спросил Пуаро.

— Они очень мило выглядят, эти двое, — ответил старик, возвращая фотографию Пуаро. — И если бы на них вообще ничего не было надето, то было бы почти то же самое.

— А это от того, — сказал Пуаро, — что в наше время уже установлено благотворное влияние солнечных лучей на кожу человека. Очень ценное открытие.

Георг хрипло хихикнул и поспешил уйти. Пуаро и Фурнье вышли на улицу, залитую солнцем.

Пуаро заказал завтрак и показал Фурнье свою добычу— маленькую черную записную книжечку. Фурнье обрадовался, хотя не мог скрыть раздражения против Элизы.

— Не судите ее строго, — сказал Пуаро. — Все это естественно, вполне естественно. Полиция! Это слово всегда пугает людей, подобных Элизе. Они безотчетно связывают его с неприятностями, и это повсюду, во всех странах.

— Вот в этом у вас преимущество, — сказал Фурнье. — При частном расследовании из свидетеля можно вытянуть куда больше. Но тут есть и оборотная сторона медали. В наших руках официальные протоколы и вся машина огромной организации.