Деон Мейер - Семь дней Страница 7

Едва он остановился у театрального центра «Артскейп», как зазвонил его мобильник. Должно быть, опять управляющий — насчет Алексы. Он поспешно ответил, желая сообщить, что уже приехал:

— Гриссел!

— Капитан, говорит Томми Нкхеси из Грин-Пойнта, — послышался из трубки робкий голос.

Бенни не сразу сообразил, кто такой Томми Нкхеси. Потом вспомнил — следователь, который вел дело Слут.

— Слушаю вас, Томми.

— Капитан, мне приехать к вам?

— Нет… — Гриссел вдруг сообразил, что Томми Нкхеси, наверное, давно ждет его звонка, ведь Джон Африка просил всех помогать ему. — Извините, Томми, я должен был сразу вам позвонить… — Гриссел представил, что ждет его впереди, с Алексой. — Нет, сегодня никуда приезжать не надо… Может быть, мы встретимся завтра?

— Значит, сегодня я вам не нужен?

— Нет, спасибо большое…

— Ну, тогда ладно, — с облегчением сказал Томми.

— Спасибо… — И вдруг Гриссел вспомнил, что он хотел взглянуть на место преступления. — Томми, ключи от квартиры Слут еще у вас?

— У меня, но не при себе.

— Может быть, завтра утром? Мы могли бы вместе еще раз взглянуть на ее квартиру… — Гриссел прекрасно понимал, какие чувства сейчас испытывает Нкхеси, — он и сам не раз бывал в его положении. Поэтому он быстро добавил: — Ведь главный по делу Слут — вы. Мне очень важно узнать ваше мнение.

— Хорошо, капитан. Во сколько?

— В девять вам подойдет?

— Да, капитан. До встречи, спасибо!

Гриссел сунул телефон обратно, в карман.

Ему придется быть начеку.

Увидев ее в кабинете управляющего, он испытал шок. Косметика поплыла, волосы падали на лицо неопрятной массой, вырез платья съехал слишком низко, одна сандалия валялась сбоку. Она сидела в кресле, широко разведя ноги, положив локти на колени, и раскачивалась из стороны в сторону.

— Алекса…

Она медленно подняла голову. Бенни сразу понял, что она сильно пьяна. Ей с большим трудом удавалось смотреть в одну точку. Потом ее лицо медленно сморщилось. Она попробовала выпрямиться, но ничего не получилось. Она горько расплакалась.

Он подошел к ней, помог ей встать, кое-как поправил платье. Алекса повисла на нем, обхватила его обеими руками. От нее пахло духами и джином.

— Я приехал, я с тобой, — сказал Гриссел. — Прости меня! — Он обнял ее и крепко прижал к себе.

Она уткнулась лицом ему в шею, и он почувствовал, как по нему текут горячие слезы.

— Я т-такая… — с трудом произнесла она. — Т-такая неудачница, Бенни!

— Нет, — возразил он.

Управляющий нагнулся, подобрал с пола сандалию, снял с кресла маленькую сумочку-клатч. Неодобрительно морщась, протянул вещи Бенни. Сандалию он брезгливо держал на сгибе указательного пальца, как будто она была заразная.

Бенни взял сандалию и сумочку. Алекса обмякла.

— Пошли, — ласково сказал он. — Поехали домой!

В машине она прижалась лбом к стеклу и с трудом заговорила:

— Я н-незваная гостья, Бенни. Вот кто я такая… они з-знают… — Она с трудом открыла сумочку, достала сигареты. Зажигалка упала под сиденье.

Ему не хотелось видеть ее такой, потому что она стала такой из-за него. Он искал слова раскаяния, хотел утешить ее, но с трудом выдавил из себя лишь:

— Мне так ужасно жаль!

Алекса его как будто не слышала. Поискала на полу зажигалку, махнула рукой, откинулась на спинку сиденья и забормотала:

— Они смотрели сквозь меня!

Она повторяла одно и то же снова и снова, заливаясь пьяными слезами.

Зазвонил его мобильник. Господи, что там еще? Гриссел нажал кнопку «Прием вызова».

— Бенни, это Джон Африка. Клуте говорит, что небольшая статья появится на четырнадцатой полосе воскресного «Аргуса» и в Интернете; для всего остального мы уже опоздали. В общем, мы в полном дерьме. То есть… сам понимаешь: тебе придется поторопиться. Пока отложи все остальные дела.

— Есть, генерал!

— Хорошо. — Африка отключился.

— Они смотрели сквозь меня, — повторила Алекса.

Бенни остановил машину перед ее домом, отыскал в ее сумочке ключ от входной двери. Вышел.

— Не бросай меня! — взмолилась она детским голосом.

Он нагнулся:

— Я сейчас к тебе вернусь, только отопру дверь.

Алекса смотрела на него так, словно увидела в первый раз.

— З-знаешь, я алкоголичка.

Гриссел кивнул, быстро поднялся на крыльцо, отпер дверь, вернулся к машине, распахнул пассажирскую дверцу:

— Давай-ка в дом.

Вместо ответа, она снова начала раскачиваться.

— Алекса, прошу тебя!

Она нехотя подняла левую руку. Бенни нагнулся, закинул ее руку себе на спину, поднял ее и выволок из машины. Алекса не держалась на ногах. Пришлось почти тащить ее на себе. Они с трудом протиснулись в калитку, потом поднялись на крыльцо. Войдя, Бенни включил свет. Потом медленно повел ее на второй этаж. Пока поднимались, Алекса сбросила и вторую сандалию. Наконец они добрались до ее спальни. Бенни усадил ее на кровать. Она тут же упала на бок, положив голову на подушку. Он включил ночник и застыл в нерешительности.

Надо бы принести из машины ее сумку. А машину запереть.

Губы ее зашевелились, она что-то прошептала.

— Алекса…

Он наклонился ниже, стараясь расслышать, что она говорит. Но она не говорила. Она пела. Ту песню, которая когда-то ее прославила: «Пресная вода». Она пела тихо, почти неслышно, но идеально, не фальшивя, своим неповторимым, богатым голосом.

Стаканчик солнечного света,Кубок дождя,Глоточек веры,Немного боли.Пей пресную воду!

— Пойду запру машину, — сказал он.

Ответа не последовало.

Он быстро вышел. Спускаясь по лестнице, он вспомнил, что, напившись в последний раз, она пыталась покончить с собой. После того как узнала о смерти мужа.

Придется ему сегодня переночевать у нее.

Гриссел достал из машины сумочку, сигареты и зажигалку Алексы и свои документы. Потом он запер машину и быстро зашагал обратно.

С ее неуклюжей помощью он вынул у нее из ушей серьги и положил на прикроватную тумбочку.

— Попробуй поспать, — посоветовал он.

Алекса посмотрела на него совершенно трезвым взглядом. Она как будто пришла в себя. Потом губы ее слегка разомкнулись, она обхватила его шею руками, притянула к себе и поцеловала. От нее сильно пахло джином. Она повалилась на кровать, увлекая его за собой.

Он положил руки ей на плечи и осторожно, но настойчиво отодвинулся.

Она заплакала:

— Ты тоже меня не хочешь!

— Хочу, — ответил он, — но не так.

Ему с трудом удалось подсунуть ей под голову подушку. Потом он осторожно взял ее за ноги и полностью уложил ее на кровать. Алекса повернулась к нему спиной. Он обошел кровать кругом, укрыл ее краем широкого покрывала.

Целых десять минут он стоял рядом и слушал ее дыхание. Постепенно оно выровнялось. Алекса заснула.

Гриссел посмотрел на часы. Десять минут первого. Наступило воскресенье.

День второй

ВОСКРЕСЕНЬЕ

6

Почти до половины четвертого он просидел в соседней спальне, изучая материалы дела Ханнеке Слут.

Куртку он снял и повесил на крючок за дверью, расстегнул рубашку и закатал рукава. Работать с делом пришлось за туалетным столиком, сидя на табурете. Но сначала ему долго не удавалось сосредоточиться, потому что он думал об Алексе. «Они смотрели сквозь меня». Как она может так думать? Ведь он своими глазами видел, как ей все обрадовались. Она держалась легко, непринужденно, казалось, ей весело и хорошо.

И все же в ней тоже есть червоточинка… Она не уверена в себе. Всю жизнь она мечтала петь, добиться успеха, не слишком веря в него. И муж, который ей изменял, нанес ей огромный ущерб. Да, он изменял ей — а потом его убили, что тоже не способствовало повышению ее самооценки. И все же больше всего ей навредил алкоголь. Четыре месяца воздержания пошли прахом. Теперь ей придется взглянуть в глаза собственной слабости и осознать, что она недостаточно сильна. А потом встать и начать все сначала…

Она тихонько пела «Пресную воду», и в душе у Гриссела все переворачивалось. В ее голосе угадывалась тоска, тоска по прошлому, когда все было хорошо и правильно. А он знал — прошлое уже не вернешь, как ни старайся. Вот почему в тот миг ему хотелось заплакать вместе с ней. Ущерб не поправишь уже никогда.

Он не мог забыть и ее губ, от которых так маняще пахло спиртным. Боже, этот запах сводил его с ума! Когда Алекса целовала его, он думал вовсе не о том, как ему хочется заняться с ней любовью — хотя ему хотелось заняться с ней любовью. Но тяга к бутылке оказалась сильнее. Тяга к бутылке и к тому миру, который он покинул меньше года назад, к изменчивому, расплывчатому миру пьянства. Там нет острых углов, там ничто не способно ранить…