Валерий Ильичёв - Мафия заказывает Страница 7

— Прежде всего мы выражаем вам соболезнования в связи с трагической гибелью дочери, — начал Антонов.

«Это он зря рассчитывает с помощью формального сочувствия установить психологический контакт с семьей погибшей. Мы же им не близкие люди, а представители власти, от которых они ждут не сочувственных слов, а поимки убийцы. В таких случаях надо действовать сухо, официально, и это будет понятнее родственникам убитой», — подумал Ильин и вмешался, взяв инициативу в свои руки:

— Мы пришли к вам, чтобы задать ряд вопросов. Сейчас ведется интенсивный поиск убийцы вашей дочери, и в процессе розыскных мероприятий появляются новые данные, требующие проверки. Поэтому, я полагаю, нам придется время от времени беспокоить вас своими вопросами. Мы очень просим вас отнестись к этому с пониманием и рассматриваем ваши показания как составную часть розыска виновного.

Говоря так, Ильин, с одной стороны, хотел показать родственникам жертвы, что идет активный поиск преступника, а с другой — заставить их вспомнить все, что может способствовать возмездию. По серьезным лицам отца и брата он понял, что выбрал верный тон.

— Скажите, что вы знаете о дружбе Аллы с её одноклассницей Курлыковой?

Отец пожал плечами:

— Да, была такая девочка, но потом их семья переехала в другой район, и Алла с ней не встречалась.

— Нет, Георгий, ты всего не знаешь! Эта Курлыкова звонила Алле дней десять тому назад, — лицо матери, вышедшей из соседней комнаты, было бледно и неестественно спокойно. — Я как-то сразу почувствовала тревогу и, подозвав дочь к телефону, вышла из комнаты, но дверь не прикрыла. Дочь в основном ограничивалась междометиями, но все же я поняла, что у Татьяны Курлыковой какая-то беда и она просила Аллу встретиться с ней. Дочь предложила ей приехать к нам домой, но та отказалась, и они назначили встречу возле станции метро. Когда их разговор по телефону закончился, дочь мне только сказала, что у Тани неприятности и ей нужна помощь. Я тогда еще, дура, предположила, что девчонка забеременела. А что ещё я могла подумать? Но на сердце было тревожно: зачем ей Алла понадобилась? После встречи с Таней она была задумчива и подавлена. Не могу сказать, что Алла всегда все мне рассказывала, вот и в этот раз, придя домой, она только повторила, что Татьяна попала в беду. А через три дня Алла пришла домой бледная, поникшая, закрылась у себя в комнате и не стала ужинать. Прошло два дня, и её убили! Судя по всему, вы считаете, что её гибель связана с Курлыковой. Ведь чувствовала же я, ведь не хотела подзывать дочь к телефону! Мне всегда не нравилась Татьяна, это я, я виновата! Надо было сказать, что её нет дома, и тогда была бы моя дочь жива! — и женщина забилась в горьких рыданиях.

Муж решительно обнял её за плечи и повел в соседнюю комнату, в дверях женщина крикнула:

— Если она виновата в смерти Аллы, я её задушу собственными руками!

Ильин обратился к брату убитой:

— Скажите, может быть, Алла вела дневник или у неё была записная книжка?

— Да нет, кто сейчас ведет дневники? Не девятнадцатый же век!

— Ну вот вы, её старший брат, неужели она вам ничего не говорила о своих личных делах, ничем не делилась?

— Нет, она была моложе меня на два года и, может, поэтому избегала говорить о своих делах. Знаю только, что постоянного поклонника у неё не было. Она была строгих правил, а ребята сейчас если в течение месяца не затащили девку в постель, то быстро отваливают в сторону. А о Курлыковой я не слышал уже много лет и не знал, что она звонила.

— Ну а кому Алла доверяла, к кому могла обратиться за помощью?

— Не знаю. Ваши сотрудники взяли её записную книжку, переписали всех знакомых, и, боюсь, мне добавить в этот список некого.

Это было действительно так. По крайней мере, все лица из записной книжки Аллы были опрошены.

— Послушайте, может быть, вы в послед-нее время замечали за ней что-то новое, заслуживающее внимания?

Брат Аллы немного помедлил, но потом отрицательно покачал головой:

— Нет, ничего не замечал.

Ильину показалось, что во время этой паузы у молодого человека возникли какие-то колебания.

В это время отец Аллы вновь вышел к ним и стал рассказывать, какой была его дочь. Ильин уже было собрался уходить, но прерывать рассказ было бы нетактично.

— Алла была очень приветливая и доброжелательная девочка. Она не очень быстро сходилась с людьми, но для того, кто завоевал её дружбу, она была готова на все. Те немногие, кого она числила в своих друзьях, могли на неё рассчитывать. Вот даже старушку, которая водила её гулять ещё в дошкольные годы, она не забывала: хоть и не каждый месяц, но обязательно навещала. Эта женщина живет совсем одна, и визиты Аллы для неё были праздником. Алла, несмотря на молодость, хорошо понимала, что такое одинокая старость!

— Постойте, раз так, что вы можете рассказать о няне? — спросил Антонов.

— Да не особо много. Она — учительница французского языка, очень давно вышла на пенсию и подрабатывала, гуляя с детьми. Кстати, она и живет неподалеку: всего одна остановка на автобусе.

Ильин поспешил вмешаться:

— А адрес её дать можете?

— Да, пожалуйста, — и мужчина протянул старую, обтрепанную алфавитную книжку, в которой были не только телефоны, но и адреса знакомых Турбиных.

Ильин переписал в свой блокнот домашний адрес бывшей няни, отметив, что у этой женщины нет телефона. Теперь, по крайней мере, в его рапорте о проведенном опросе родственников жертвы появится новая фамилия из числа знакомых Турбиных, с которыми целесообразно побеседовать.

Здесь уже делать было нечего, и Ильин с Антоновым направились к выходу. Их вышел провожать брат Турбиной, Олег. Он снял цепочку, повернул ригель замка и распахнул дверь. Ильин взглянул на молодого человека. И вновь отметил волнение и колебание, словно тот хотел и никак не мог решиться сказать что-то важное.

— Вы нам что-то хотите сообщить? — попытался подтолкнуть молодого человека к откровенному разговору Ильин.

— Нет, нет, что вы! Просто так, разные мелочи вспоминаются, — решительно взял себя в руки Олег.

— Ну что же, если все-таки вспомните что-нибудь важное, позвоните мне, — и Ильин вырвал из блокнота лист бумаги, написал свой номер телефона и передал его молодому человеку.

Сыщики попрощались и вышли на улицу.

Стоя у подъезда, Антонов предложил:

— Давай на сегодня все дела закончим и пойдем куда-нибудь перекусим. Я после этого визита чувствую себя виноватым перед ними, как если бы, не найдя преступника, стал его соучастником. У тебя никогда не было такого ощущения?

«Сколько раз! Ведь из-за собственного бессилия тебя охватывает чувство стыда перед жертвами и их близкими людьми, печальные и страдающие глаза которых с упреком смотрят на тебя, сообщающего в очередной раз, что преступник пока не установлен». Но, не желая делиться ни с кем своими переживаниями, Ильин перевел разговор в другое русло:

— Насчет перекусить придется пока отложить. Давай зайдем к этой старой учительнице французского и убедимся, что она ничего не знает. Это много времени не займет, но зато там неподалеку есть приличное кафе, куда и забежим на часик. Не забывай, что мне с восьми вечера в засаду заступать и надо хоть немного отдохнуть.

Было видно, что Антонову совсем не хочется никуда тащиться, но упоминание о приличном кафе подняло ему настроение, и он согласился. Через пятнадцать минут они подошли к старому, добротному дому и зашли в подъезд. Сразу пахнуло сыростью, мочой и горелым табаком от набросанных повсюду окурков. Лифт медленно, со стоном и скрипом поднял их и, судорожно вздрогнув, остановился у большой лестничной площадки. Потрескавшаяся и облупленная дверь в нужную им квартиру находилась прямо. По обе стороны двери Ильин насчитал девять звонков, что, впрочем, неудивительно для старых коммунальных квартир.

Ильин нажал по очереди кнопки всех звонков. «Наверное, здесь остались одни глубокие старики. Такие реликты теперь в Москве можно встретить только внутри Садового кольца. Будь моя воля, я бы их всех занес в Красную книгу и оберегал как редкие музейные экспонаты», — подумал он и, не дождавшись ответа из-за старой двери, вновь прошелся пальцами по всем девяти кнопкам, словно сыграл на каком-то необычном инструменте. Вновь ответом была тишина.

— Нет никого, — оживился Антонов, — ну и ладно, зайдешь сюда в понедельник! Все равно скорее всего это пустая формальность. Пойдем-ка лучше, грамм по сто пятьдесят осилим, закусим мяском и салатиком и на том разбежимся.

Ильин согласно кивнул, и они, словно в детстве перескакивая через ступени, сбежали вниз и, выскочив из подъезда, оказались в сутолоке пешеходов. Зажмурившись от яркого солнца на широком Садовом кольце, Ильин посмотрел назад, в затхлую глубину подъезда старинного дома, и с облегчением вздохнул: «Ох, до чего же хорошо быть здесь, сейчас, а не в прошлом!» Он весело бросил: