Сергей Донской - Конь в пальто Страница 74

Сопровождаемый свитой приближенных, телохранителей и лакеев, шагал он по своему дворцу, сверкающему позолотой, хромом, лаком и белозубыми улыбками секретуточек на длиннющих ногах-ходулях. Следом летели взволнованные шушуканья. Как только Итальянец оказался в своем кабинете, небрежный жест смахнул все со стола на пол, а туда были водружены две бутылки, наугад прихваченные из бара.

– Мороз, – попросил он, – откупорь-ка шампусик и тащи два бокала… И не нужно смотреть на меня так осуждающе… Вылупился, как… Слушай! Ты же без очков! Я уже и забыл, какого цвета у тебя глаза!

– Стекло треснуло, – неохотно пояснил Мороз. – Само. А другого такого нет.

Итальянец радостно захохотал:

– Хочешь сказать, что новые очки тебе не по карману, да? Ну ты мастер по ушам ездить!

Мороз даже не улыбнулся в ответ. Вялым, скучным голосом сказал:

– Просто я не люблю менять вещи.

– А хозяев? Хозяев любишь менять?

На это Мороз вообще никак не отреагировал. Аккуратно промокнул уголки глаз платком и молча уставился куда-то поверх головы веселящегося Итальянца. Почувствовав себя глупо, тот плавно свел смех к покашливанию и сменил тему разговора:

– Ладно, проехали. Наливай. Попробуем, что за «Ив Роше» такое… Тьфу! – выплюнул он напиток себе под ноги. – Какое же это шампанское! Полная туфта! Вода, спирт, сахарный сироп плюс ароматизатор. Привкус чувствуешь?

– Персик.

– Вот именно, что персик. Хорошо еще, что не тыква. Настоящее шампанское бывает только виноградным, учти… Ладно, тогда давай мы с тобой коньячок «Метакса» попробуем. Греция нам его сроду не поставляла, так что не вздумай такую конину в магазинах покупать… Но эта «Метакса» – настоящая. Знакомые греки одарили.

Пригубив из вежливости коньяк, налитый нетвердой хозяйской рукой, Мороз отставил рюмку, всем своим видом показывая, что тяготится непривычным поведением Итальянца. У них назрели более серьезные темы для обсуждения, чем качество напитков и уровень увеселительных заведений, в которых сиживал босс во время последнего вояжа по Европе.

– В Риме, – вещал он, прихлебывая коньяк, – есть такие чайные домики. Я думал, на манер японских, с гейшами. Ну, поначалу беседа на умняке, если английский знаешь, а потом все остальное прочее… Хрена с два! Там – зачуханные шлюшки во вкусе «руссо туристо», сечешь? Римские дискотеки – тоже обычные бордели. Заходишь, а бляди на тебя из всех углов бросаются, как тараканы… И это Рим, город моей мечты, Мороз!.. Зато Москва… Ты бывал в Москве, Мороз?

– Да, – сухо подтвердил тот. – Доводилось. Я не люблю этот город. Никакой ностальгии.

– А что же слезки платочком утираешь?

Мороз отнял платок от лица и поднял красноватые глаза на захмелевшего хозяина.

– Шучу, шучу, – отмахнулся Итальянец. – Обидчивый какой… Нет, тебе точно пора оттянуться по полной программе. Вот съездим вместе в Первопрестольную… «Планета Голливуд»… Клуб «Даллас»… Элитный, конечно, но я туда вхож. Такого стриптиза, Мороз, больше нигде не увидишь. Отдельный кабинет типа аквариума – верти головой во все стороны, пока не отвалится! А «Ягодка» – это тоже кое-что! Прикинь, к столу подают девочек, украшенных бананами, клубникой, чем пожелаешь… Выплевываешь, к примеру, гранатовые косточки и помаленьку их в подбритую гнезденку пальцем запихиваешь… Прикидываешь?

По кислому выражению лица Мороза было видно, что да. Неохотно разлепив губы, он скучно поинтересовался:

– А с ананасами как?

– Что? – Итальянец даже поперхнулся от неожиданности и зашелся радостным хохотом. – Так ты… ты, оказывается, еще и юморить умеешь… А я… ха-ха-ха… я думал, ты робот закодированный…

– Запрограммированный, – поправил Мороз, но против сравнения с роботом возражать не стал, вроде как даже подтвердил это чуть заметным кивком.

– Ананас – это уже извращение, – сказал с пьяной лукавинкой отсмеявшийся Итальянец. – А вот бананчиком пощекотать голышку не грех… Кстати, а где наша Анжелочка? Подгони мне ее, Мороз, не в службу, а в дружбу.

– Во-первых, – произнес тот, нарушая обычно незыблемую для него субординацию, – у нас сорвалась операция с миллионным кредитом. А уже во-вторых, – подчеркнул он незначительность проблемы, волнующей босса, – во-вторых, если не в-десятых, Анжелика уволилась.

Итальянец нахмурился:

– Как уволилась? Когда?

– На следующий день после того, как принесла вам запотевшую бутылку водки, – бесстрастно отрапортовал Мороз.

– Дуреха, – обиделся Итальянец, морщась от выпитого коньяка сильнее, чем обычно. – Где она еще такие бабки будет получать? Ну, сбросила юбчонку… Ее же пальцем никто не тронул… Она кем числилась? Секретарем-референтом?

– Уже есть новый секретарь-референт, – сказал Мороз. – Но, как я понимаю, сейчас можно обойтись и без секретаря.

Некоторое время оба хранили молчание, лишь пощелкивала в тишине жвачка, энергично размалываемая челюстями Итальянца. Скверный алкогольный привкус не проходил, и он морщился. Кроме того, ему было неловко встречаться взглядом с Морозом, и это непривычное чувство зависимости от постороннего человека беспокоило Итальянца еще сильнее, чем кислая слюна во рту.

Мороз отвел глаза и деликатно предложил:

– Я зайду позже, шеф? Вы хотите отдохнуть, я вижу.

– Ничего ты без своих очков не видишь, – сварливо отозвался Итальянец. – Ты мне сегодня не нравишься. С поучениями лезешь, морду воротишь…

Мороз неопределенно пожал плечами. Это могло означать: «Вы мне тоже сегодня не нравитесь». А могло и ничего не означать.

– Как думаешь, кто предупредил Хана? – спросил Итальянец в перерыве между прикуриванием сигареты и выдыханием первой порции ароматного дыма. – Где мы прокололись?

– Я не думаю, что мы прокололись. И я очень сомневаюсь в том, что Хан хоть сколько-нибудь контролировал ситуацию. Это была случайность, нелепая случайность. Банальное кидалово, которое никто не взял в расчет.

Итальянец неестественно расхохотался и изобразил тот самый знаменитый жест, при котором половина левой руки как бы дается на отсечение ребром правой ладони.

– На! Вот тебе случайность! Нас развели, как дремучих лохов! Хан узнал, что мы задумали, и перебросил деньги на другой счет!

– Случайность, – упрямо повторил Мороз. Он держал голову низко опущенной, чтобы спрятать гноящиеся глаза от собеседника, но Итальянец ошибочно истолковал эту позу, как признание вины, и ехидно сказал:

– Тогда ответь мне, когда это коммерсантов на улицах случайно отстреливали?

– Ляхов погиб по дурости, – произнес Мороз, все так же глядя вниз. – Мне дали возможность побеседовать с охранником банка. Он решил, что Ляхов убегает с крадеными деньгами. Я с ним очень обстоятельно беседовал. Видел его глаза. Я ему верю.

– А я вот твоих глаз не вижу!

После секундного колебания Мороз оторвал взгляд от пола и перевел его на шефа, как бы говоря: «На, любуйся, но что ты в моих глазах разглядишь, кроме этого неистребимого гноя по уголкам?» Столкновение взглядов длилось недолго. Итальянец первым отвел глаза, признавая неуместность своей подковырки.

– Извини, – буркнул он куда-то в сторону бронированного окна. – Но ты сказал: «Верю». А это не довод. Лирика… Я чую опасность, Мороз. Переиграли меня. Какой-то разбойник с большой дороги взял – и обставил. Все просчитал, змей…

– Нет, – упрямо вел свое Мороз. – Это случайность. Но дело даже не в том, почему сорвался наш план. Вы вдумайтесь, шеф. Сейчас Золотая Орда рыщет по городу в поисках виновных. Если станет известно, что мы проявляли интерес к чужому кредиту, никто не убедит Хана, что мы не причастны к кидняку. Стоит ему узнать про переговоры с Давыдовыми, и тогда…

– Мне поставили мат, Мороз! Детский! А ты со своими Давыдовыми! Младшему дай поджопник, лучше два – пусть катится на все четыре стороны. Старший все равно контракт с «Самсоном» подписал, никуда не денется.

Мороз вздохнул с таким видом, словно его утомила беседа с неразумным ребенком. Аккуратно промокнул глаза платочком и сказал, глядя в переносицу повелителя:

– Давыдовы теперь лишние. Я приказал им не выходить из дому и выставил посты. Пока что, конечно, экстренные меры не принимались. Я ждал ваших указаний.

– Ка-а-ких еще указаний? – истерично взвизгнул Итальянец. – Рехнулся? Мы не на Сицилии живем, не забывай об этом! Отзывай оттуда своих мокрушников! Семью собрался вырезать, что ли?

– Шеф, стоит Хану побеседовать с Давыдовыми, как станет ясно, что мы готовили мутки. Любой это признает. И на сходняке никто не станет возражать, если Хан потребует от нас возмещения убытков. О залоге разговор был? Был! Свою крышу «Металлургу» предлагали? Предлагали! Хан имеет право сделать нам предъяву. А нужно, чтобы у него такого права не было.

– Кто такой Хан!? – истошно завопил Итальянец, жестикулируя почти так же рьяно, как его псевдосоплеменники. – Кто такой Хан, я тебя спрашиваю? Это мой город, и никакие ханы мне не указ!