Владимир Колычев - Волчица нежная моя Страница 8

– Это мой дом!

Он прошел во двор и увидел, как из сторожки вываливается смуглый Насыр. Парень хотел выйти, если не выбежать, но кто-то сзади толкнул его в спину, и он упал на вытянутые руки.

– Лежать!

Из сторожки выскочил крепкого сложения мужчина с блестящими залысинами на массивной голове. Он был в штатском, но на поясе у него висел чехол, из которого появились наручники. Он схватил Насыра, не позволяя ему подняться с земли, сильными заученными движениями завел руки за спину и надел на них браслеты. Только тогда посмотрел на Гордеева.

– Капитан Алтухов!.. – коротко и емко представился он, хмуро, исподлобья рассматривая его. – Я так понимаю, вы хозяин дома!

– Гордеев Михаил Викторович… Может, скажете, что здесь происходит? – Ему пришлось два раза сглотнуть слюну, смачивая пересохшее горло, прежде чем он закончил фразу.

– Происходит! – Из сторожки показался еще один полицейский в штатском.

Приплюснутая сверху голова, как панцирь у краба, маленькие, слегка выпученные глазки. Короткие брови внутренними своими краями упирались в надлобный выступ, который плавно перетекал в переносицу. Казалось, брови врастали в этот выступ, соединяясь под ним. Двумя пальцами правой руки мужчина держал за угол полиэтиленовый пакет, в котором покачивался черный вороненый пистолет, по всей видимости, изъятый у Насыра.

Этот молодой паренек бессменно служил Гордееву и охранником, и дворником, и тем, кем попросят. В меру смуглый, городской, он говорил по-русски почти без акцента, следил за собой и не раздражал неотесанностью, как большинство из его собратьев, и по работе претензий к нему практически не было. Одним словом, Насыр вполне вписывался в окружающую обстановку, и Гордеев не хотел бы потерять такого работника. Но раз уж Насыр позволил держать при себе втайне от хозяина огнестрельное оружие, то зачем он ему такой нужен?

От души отлегло. Лучше лишиться трудовой единицы, чем собственной свободы. И жизни… Вдруг Насыр готовил покушение на своего хозяина? А если он готовил террористический акт?..

Гордеев готов был признать за своим охранником любой грех, лишь бы самому остаться в стороне, но, увы, в Управление внутренних дел забрали и его самого. Без объяснений посадили в машину, наручники надевать не стали, но увезли.

Глава 4

Не отлипали хлебные крошки от стекла на рабочем столе; капитан Алтухов небрежно дунул, повел рукой, но смахнуть смог только часть из них. Он глубоко втянул в себя воздух, натужно выдохнул, плотно провел по стеклу ладонью, но несколько крошек так и остались на столе.

– Черт!.. И в жизни так, Михаил Викторович, борешься, вычищаешь преступность, а ей медом намазано, не отлипает.

Алтухов достал из кармана связку ключей, звякнул ими, как будто угрожая несговорчивым крошкам, открыл сейф, достал оттуда тряпку, плеснул на нее из графина с водой и принялся тереть по столу. Гордеев недоуменно смотрел на него. Тряпка в сейфе? Оригинально!

– Ну вот, а говорите – не справимся! Все вычистили! – любуясь своей работой, с торжеством в голосе сказал Алтухов. – И вас вычистим!.. Я имею в виду преступность…

– А может, лучше научиться есть нормально, не по-свински? – уколом на укор ответил Гордеев.

– А вы, Михаил Викторович, в ресторанах привыкли обедать, дома в столовой?.. – хищно сощурился капитан. – Был я у вас дома, видел, как там у вас… В тюремной камере такого не будет.

– Ну, то, что у меня таджик без разрешения работал, – это не преступление. Даже если он террорист.

– А он террорист?

– Вы полиция, вы и разбирайтесь.

– Мы полиция, – кивнул Алтухов. – А террористами ФСБ занимается.

– Мне ваши тонкости не интересны.

– В Сотникова стреляли из пистолета системы «ТТ», – в прежнем, слегка раздраженном, но, в общем-то, спокойном тоне сказал капитан.

– Мне какое до этого дело? – тем же ответил Гордеев, но вдруг до него дошел страшный смысл сказанного. – Что вы сказали?!

Алтухов смотрел на него пристально, пытливо, наблюдая, как он реагирует на известие.

– В него стреляли?! – Михаил Викторович находился в состоянии, близком к шоку.

– Да, вчера ночью. Георгий Андреевич возвращался домой, возле подъезда его ждали.

– Он жив?

– Жив. Рана оказалась не смертельной, кризис, как говорится, миновал.

– Он видел, кто в него стрелял?

– И долго вы собираетесь задавать вопросы? – усмехнулся Алтухов. – Хотите поменяться со мной местами? Так я не согласный. Мне в тюрьму как-то не очень охота.

– А почему вы обвиняете меня?

– Мы вас не обвиняем, а пока всего лишь подозреваем…

– Да, но у вас было постановление на обыск? И что вы искали в моем доме?

– То, что и нашли, пистолет системы «ТТ». Рано еще говорить, из этого пистолета стреляли в Сотникова или нет, экспертиза пока молчит. Но слово можете взять вы, пока не поздно. Чистосердечное признание облегчит вашу участь. Отсидите десять лет, вернетесь домой, а с пожизненного заключения не возвращаются…

– Пистолет вы нашли у Насыра, а сажаете меня.

– Насыр всего лишь исполнитель.

– То есть я заказал ему Сотникова? Зачем?

– Сотников работал по вашему делу, расследовал ваши злодеяния… Я хотел сказать, злоупотребления… – глумливо усмехнулся Алтухов. – Вы решили от него избавиться, вот, собственно, и весь мотив.

– А больше в стране следователей нет? Если Сотникова не станет, то продолжать его будет некому?

– Он действовал по собственной инициативе, дело, можно сказать, неофициальное. Пока неофициальное. Но теперь, конечно, оно получит огласку.

– Бред какой-то! Убить следователя, чтобы привлечь повышенное к себе внимание! Где логика?.. Может, кто-то хочет привлечь повышенное внимание к моему делу?

Алтухов что-то сказал, но Гордеев его не услышал. В уши как будто вода набралась, ощущение было таким, словно он погрузился в бассейн с головой: в ушах – глухое переливчатое бульканье, отдаленный, сливающийся с эхом шум, и сердце слышно, как стучит. И писк – откуда-то из глубинной тишины, сквозной, раздражающе настырный…

Он не знал, как орудие преступления попало к Насыру, возможно, кто-то дал ему пистолет или он его нашел, но не в этом суть. Важен сам факт – оружие изъяли у человека, который работает на Гордеева, а раз так, он сам причастен к покушению на убийство. Посадят его за Сотникова или нет, дело десятое, главное, привлечено внимание к делам, которые поднял следователь, и не важно, из корысти он проявил инициативу или нет. Резонансное дело спровоцирует расследование по экономическим преступлениям, совершенным Гордеевым. Расследование, которое должно было его утопить…

Сердечная недостаточность ведет к смерти, а следственная – к спасению. Не смог Алтухов представить улик, достаточных для заключения под стражу, и Гордеева отпустили под залог. Судья принял решение, стукнул молоточком, и двери на волю, приветливо качнув створками, открылись. Но из гулкого, почти безлюдного зала суда еще нужно было выйти, а это не просто, когда под ногами путается тот, кому сегодня не повезло, но кто еще не думает сдаваться.

– Рано радуетесь, гражданин Гордеев! – Следователь Вершков бесцеремонно оттолкнул адвоката, чтобы взять Михаила Викторовича за руку. – Мы еще предъявим вам обвинение!

– Я не радуюсь и хотел бы с вами поговорить.

Гордеев не изображал смирение, он осознавал свою уязвимость перед законом, и у него в мыслях не было дерзить следователю Вершкову, который так рьяно пытался наказать его за Сотникова.

– Не о чем с вами говорить! – отрезал тот.

– Я бы не хотел с вами ругаться, – набираясь терпения, сказал Гордеев.

Он помнил этого толстощекого, с тяжелыми мясистыми надбровьями мужчину, который составлял протокол об изъятии незаконного денежного вознаграждения. Это была чистой воды афера, и Гордеев хотел ему об этом напомнить.

– А я хотел бы! – Голос Вершкова сорвался на визжащие ноты.

– Любой конфликт – это палка о двух концах. Вспомните о деньгах, которые вы от меня получили, – негромко, с оглядкой сказал Гордеев.

Вершков ничего не сказал, но не отстал, и они вместе вышли из здания суда. Гордеев бросил взгляд на жену, которая шла позади, кивком головы показал на машину, а сам отошел в сторонку, под раскидистую крону столетнего вяза, который высился посреди площади, прилегающей к зданию городского суда. И Вершкова он увлек за собой. В голове невольно шевельнулась насмешливо-любознательная мысль – интересно, сколько тайных, междусобойных разговоров за свой долгий век выслушали ветви этого дерева? Возможно, когда-нибудь изобретут прибор, который сможет считать информацию, накопленную древесными клетками за многие годы. Если да, то вряд ли это случится в скором будущем, поэтому сейчас можно говорить без опаски.

– Я так и не понял, о каких деньгах вы говорили? – спросил Вершков, заставляя себя ехидно улыбаться.