Михаил Черненок - Киллеры не стареют Страница 8

– Где теперь Степан Жемчугов?

– В нашем районе фермерствует. Не так давно видел Степку на элеваторе. Пшеницу нового урожая привозил сдавать. Вырядился в турецкий кожан до пяток. На шее старомодная золотая цепь с крестом, кепка а-ля Лужков. Короче, морду вымыл и «крутым» стал. Растрепался об успехах. Не фермер, блин, а кум королю и брат министру. Я не удержался от подначки: «Хорошо тебе Потехин извилины в мозгу выправил». Степка, дурь-несусветная, гордо отшил: «Они у меня никогда кривыми не были. А с Генкой Потехиным я поквитаюсь. Денег имею много, чтобы козу ему заделать». – «Киллера собираешься нанять, что ли?» – «Так я перед тобой, ментом, и раскололся! Кого захочу, того и куплю. Свои руки пачкать не стану».

– Не вмешался ли он в семейные отношения Геннадия и Татьяны?

– Ума не хватит. Просто сблефовал Сморкач в надежде, что расскажу Тане, каким козырным стал ее первый избранник.

– По словам деда Никифора, внучка его в прошлом году здесь подралась.

– Был, как говорится, аналогичный случай. Лоция приехала в гости, видимо, с деньгами. Направо и налево угощала местную детвору чипсами, жвачкой, киндер-сюрпризами и другими импортными радостями. А на Лесопосадочной улице живет алкоголичка Борщевская – «Люба-кэгэбэшница». Невысокая поджарая бабенка лет двадцати пяти. Четыре года отбыла в колонии за наводку на ограбление с убийством бизнесмена в Кемеровской области. Водку пьет, по ее словам, лет с десяти или с двенадцати и неистощима в изобретении способов добычи дармовых денег.

– Мне дед Никифор рассказывал, как ее проучили пенсионеры Молоховы, – сказал Слава.

Кухнин хохотнул:

– Тот урок не пошел Любе впрок. Заприметив богатую девочку, она подкараулила Лоцию и спрашивает: «Ты, детка, откуда приехала?» – «Из Новосибирска», – отвечает та. «Ну, а я – нештатный агент КГБ, – заявляет Люба и протягивает руку. – Будем знакомы». Лоция отшатнулась: «Извините, тетя, с агентами не общаюсь». – «Напрасно, детка. По просьбе твоей мамки, мне поручено тебя охранять. За эту услугу будешь платить наличкой ежедневно по двадцать три тысячи рублевок». – «Не много ли вам будет?» – «Ничуть. Деньги теперь дешевле грязи. Даже сантехнику при вызове меньше, чем на пол-литру, не платят». – «А когда платить?» – «Желательно каждое утро». – «Сейчас можно?» – «Давай». Лоция мгновенно размахнулась и папиным приемчиком дала «кэгэбэшнице» между глаз. Люба в полном нокауте глаза под лоб закатила. Когда очухалась, девочка наивным голоском спросила: «Тетя, может, сразу заплатить за неделю вперед?» – «Иди ты в жопу, блатячка. Без охраны перетопчешься», – пробурчала Люба.

– Отчаянная у деда Никифора внучка, – улыбнувшись, сказал Голубев. – Не знаешь, с кем она здесь дружила?

Кухнин пожал плечами:

– По-моему, Лоция не успела в райцентре дружбу завести. Несколько раз видел ее на дискотеке в клубе. Всегда была трезвая и по кустам с парнями не ползала, как другие, захмелевшие или обкуренные наркотой росомахи. Задовского шалмана в прошлом году у нас еще не было…

– К слову, Лёха Задов не торгует наркотиками?

– Пока вроде бы – нет.

– Почему «пока»?

– Махновцу надо создать видимость порядочного заведения. После, как любил говорить Наполеон, «битва покажет». На зиму, конечно, он укроется в берлогу, но будущим летом может развернуться с большим размахом.

– Беседовал я сегодня с ним. Говорит, обанкротился.

– Теперь все предприниматели слезы льют. С какой, собственно, радости ты учинил с Махновцем беседу?

– Задов оказался крайним. В Новосибирске у метро «Речной вокзал» Лёха накоротке перебросился несколькими фразами с Лоцией перед ее исчезновением. В этом блиц-разговоре Лоция будто бы упомянула какого-то Мамая, назвав его поганым киллером. А на Лесопосадочной улице, по твоим словам, живет некто…

– Ну, живет там Федот Мамаев, – не дал договорить Кухнин.

– Вот у меня сейчас возникла мысль: не есть ли кличка «Мамай» – производное от фамилии этого Федота?..

– Уголовные кликухи часто происходят от фамилий, однако ни сам старик Мамаев, ни его сыновья никак на роль киллеров не подходят.

– Сколько у Федота сыновей?

– Двое. Старший Вениамин Федотович – известный в Новосибирске адвокат. В газетах часто о нем пишут. Судя по хвалебным статьям, огребает за юридические услуги баснословные деньги и живет роскошно. В школе учился на пять классов впереди нас с Таней Шаньгиной. Младший сын Руслан – наш одноклассник. После восьмилетки поступил в суворовское училище, но на офицера учиться не стал. Ушел служить в армию. Позапрошлый год приезжал на похороны матери в погонах старшего прапорщика. Говорил, что служит контрактником в Приднестровье, где дислоцируются остатки полурасформированных российских войск.

– Проще говоря, у отца-пьяницы сыновья выросли нормальными?

– По-моему, так. Во всяком случае, не алкоголики. Да и сам Федот раньше не перехлестывал выпивкой. Спиваться он стал после смерти жены. Теперь дошел до ручки. Трезвым почти не бывает. Вениамин настойчиво уговаривал отца полечиться. Старик не согласен: «Я – не алкаш! Сила воли у меня у-у-у какая! Захочу – без леченья брошу».

– На какие средства пьет?

– На неправедные. Сам переселился жить в баньку, а избу приспособился сдавать в аренду для любовных свиданий. Молодежный бордель устроил. Пришлось провести с организатором секс-услуг профилактическую беседу. Сказал Федоту, что повешу на избу красный фонарь, чтобы соседи знали, чем подрабатывает. Или налоговую инспекцию приведу. Как штрафанут, мол, на тысячу минимальных зарплат – не расплатишься. Старик захорохорился: «Мой Венька знаменитый аблакат! Пожалуюсь сыну – вместе с налоговиками усадит тебя в кутузку». Однако бордельный бизнес прекратил. Раньше ночные гульбища в притоне шли под музыку. А последнее время по ночам ни одно окошко в избе не светится и тишина полнейшая…

Внезапно выбежавший из дома на крыльцо Гаврила-сорванец звонко прокричал:

– Папка, кончай сидеть! Мама борщ с крольчатиной сварила, обедать зовет!

– Пойдем, перекусишь за компанию, – обращаясь к Голубеву, сказал Кухнин.

– Спасибо, дома пообедаю, – отказался Слава. – Ты, Анатолий, прояви бдительность. Если что-то услышишь о внучке Потехиных, сообщи мне немедленно.

– Разумеется, сообщу.

От Кухнина Голубев вернулся на Лесопосадочную улицу, намереваясь познакомиться с Федотом Мамаевым. Знакомство не состоялось. На двери бревенчатого домика с шиферной крышей висел замок.

Глава VI

Обедали Кухнины всей семьей. После борща на столе появилась большая сковорода жареных грибов.

– Ого!.. – удивился участковый. – Откуда грибочки?

– Из лесу, вестимо, – юношеским баском ответил самый старший Иван.

– Мальчишки утром в лесопосадку ходили, – сказала жена. – Полную корзину подберезовиков принесли.

Кухнин окинул взглядом активно жующих сыновей:

– Всем участникам грибного поиска объявляю благодарность.

– Мы еще и дохлого Корта нашли, который убежал от деда Никифора Потехина, – поднося ко рту ложку, проговорил Иван.

– Где?

– Там же, в лесопосадке, близко от тропы.

– От какой?

– Ну, по которой с Лесопосадочной улицы ходят напрямую к железнодорожному вокзалу. А Гаврош, если не врет, даже пистолет недалеко от мертвой собаки видел.

– По-твоему, Ванька-встанька, я врун, да?! – возмутился Гаврила-проказник. – Сказал, что видел, значит, видел!

– Игрушечный пистолет? – спросил Кухнин.

– Настоящий. Только не макаровский, как у тебя, а с набалдашником на конце ствола. Игрушечный я бы запросто подобрал.

– Почему же этот не взял и не принес мне?

– Нашел дурака!.. – Гаврила прищурился. – Чтобы ты опять нахлестал ремнем, да?..

– Если соврал, тоже нахлещу.

– Только попробуй. Скажу начальнику милиции, что ты неправильно воспитываешь нас. Тогда и тебе мало не будет.

– Ух, какой шустрый!

– А что?.. Дети тоже имеют свои права.

– Не рассуждай, правовед, – Кухнин нахмурился. – Почему один ты видел пистолет, а другие братья не видели?

– Они испугались. Унюхали протухшего Корта и драпанули со всех ног куда подальше. А я подошел к собаке, поглядел. Корт вовсе не подох, убили его.

– С чего это взял?

– Морда и шерсть у него в засохшей крови. Видать, давно в лесопосадке лежит. Тухлятиной воняет сильно. Я побежал догонять братанов и в траве наступил на пистолет. После звал братьев вернуться, чтобы сами посмотрели. Они сначала согласились. Потом увидели Любу-кэгэбэшницу с красным ведром и опять струсили.

– Чего Люба там делала?

– Тоже грибы искала, – Гаврила повернулся к старшему брату. Иван, скажи, не так?..

– Так, – потупясь, ответил тот.

Кухнин, чуть подумав, словно приказал:

– Оперативно завершаем обед и всем отрядом отправляемся в лесопосадку…

Детище сталинской поры, когда советский народ с энтузиазмом осуществлял грандиозные предначертания вождя, решившего украсить Родину садами, представляло собой искусственно созданную полосу смешанного леса, некогда огибавшую полукольцом окраину райцентра. Изначально хилая, шириной около трехсот метров, полоса молодых деревцев за полвека вымахала в стройный лес, изобилующий самыми разными грибами. Разросся с тех давних лет вширь и районный город. За лесопосадкой появились новые улицы. Для сообщения с ними в лесополосе прорубили просеку, превращенную с годами в накатанную автомашинами дорогу. В целях же сокращения пути к жизненно важным объектам люди протоптали в лесу пешеходные тропы. Одна из таких троп вела от Лесопосадочной улицы к железнодорожному вокзалу. По ней и направился участковый Кухнин с сыновьями.