Федор Московцев - Темные изумрудные волны Страница 8

Вытаращив от удивления глаза, она сказала:

— Чердачок твой протекает. Пора делать кровельные работы.

— Ты пила мою кровь всегда. И тогда, со своей жаждой общения с так называемыми «друзьями»… от одного этого слова меня уже воротит… «общщение», «общщение»… тьфу! И сейчас… зачем мы только встретились…

— Сейчас-то что? Мы ехали одни, без друзей. И не общались — прямо как тогда, во время наших последних встреч.

Андрей постучал по торпеде:

— Ты зато результативно «общалась» последние полгода…

— Я просто намекнула ему, а он взял и пригнал мне эту машину. Как-то всё волшебно получилось. Но даже если б что-то было, тебе какая печаль? Ты же прекратил со мной встречаться.

— А что я прекратил встречаться… Ты мне говорила про «интересное общение», ты, типа, «ищешь себя», бла-бла-бла, я верил, как лопух, а ты просто разводишь мужиков на деньги.

— С тебя-то ничего не убыло.

— Послушай, ты отлично понимаешь, о чём я говорю. Неужели ты и сейчас будешь играть свои игры? У нас откровенный разговор, или так, потрындели-разбежались?

— Хорошо, я тупая, — тебе это, кстати, отлично известно… Поэтому, не поленись, объясни для особо тупой особы. Для тупой самки.

Развернувшись к ней, он немного подался в её сторону:

— Внимание, Маша! Говорю на понятном тебе языке: мне были неприятны твои шашни. Если сейчас принято называть это «интересным общением», я не претендую на роль продвинутого, не собираюсь навязывать своё мнение. И мне нужна девушка, которая бы разделяла мою точку зрения по этому принципиальному вопросу.

— Когда мы познакомились, у нас всё было хорошо. Вспомни, как всё было волшебно. Мне казалось… Нет, мне не казалось… Я любила тебя, мне не стыдно признаться в этом. Но ты меня не ценил. Ты меня просто пользовал, как вещь. Сначала я думала, что ты сам по себе такой неразговорчивый, нелюдимый. Но когда увидела твоё общение с друзьями, мне всё стало ясно. Для них ты рубаха-парень, у тебя есть и время, и за словом ты в карман не лезешь. А когда я посмотрела вокруг и увидела, как ухаживают за другими девушками… Носятся, как с писаными торбами, дарят подарки. Не хочу унижать твоё достоинство — у каждого свой карман, но у тебя такой случай… Как сказать… Ты эту аскетичность… в обращении со мной довёл до абсурда. При всём при том, что другие получают всё просто так — держат парней на голодном пайке, и даже ничего не обещают. Ты же — на полном довольствии… И такое отношение. Потому что легко всё досталось.

Откинувшись на сиденье, Андрей смотрел прямо перед собой. Где-то Маша передёргивала, но в целом говорила складно. И откуда у неё столько здравомыслия?

— И ты меня вздумал упрекать в том, что я с кем-то поболтала на улице, с кем-то посидела в кафе, послушала интересного человека…

— Вахтанга, например, — съязвил Андрей. — Интереснейший собеседник, Цицерон из Цицеронов.

— Ты уже придираешься.

— Нет, ты же знаешь: я — средоточие объективности. Ты говорила по делу, и я это принял, дошла до этого места… и ухо режет. Такая объективная загогулина.

— Хорошо, — продолжила Маша. — Твоё безразличное отношение — оно сквозило во всём. Мне стало понятно, что я в твоей жизни — транзитный пассажир. Другие вон… улыбнулась разок, им цветы дарят, рисуют перспективы, строят планы, замуж зовут. Ты мне никогда ничего не предлагал. Вспоминал, небось, своих бывших, которые, — я больше, чем уверена — даже количество поцелуев выдавали по норме. Понимаешь, для девушки важно…

Он не дал ей договорить. Порывисто приблизившись, зажал рот поцелуем. И она ему ответила. Они долго не могли остановиться. Наконец, Маша отстранилась.

— Не могу… хочу тебя…

— Мы на месте. Нам только подняться на седьмой этаж.

— Не могу.

Андрей почувствовал, что его лицо наливается кровью.

— У тебя… кто-то есть…

— Нет у меня никого, и никогда не было… кроме тебя.

— Тогда что?

— Хочу классический сценарий отношений. Ты меня добиваешься, даришь подарки, всё такое прочее. Я ломаюсь, откладываю свидания, капризничаю, придумываю разные причины. Обламываю, симулирую разные недомогания, усталость. В общем, веду себя, как тупая тёлка.

Андрей обхватил руками голову.

— Машуня… зачем все эти письки-бантики?

— Затем, что у нас этого не было.

— Давай сойдёмся. Переезжай ко мне, или квартиру пока снимем. Не знаю, с какого изменчивого часа тебе показалось, что я тобой пренебрегаю; а мне показалось, что ты смотришь по сторонам… Но обещаю, что учту все твои пожелания, если…

— Если…

— Если ты прекратишь эту вакханалию общения, разгонишь эту свою Парижскую коммуну… и вернёшь машину, а то этот муфлон так просто не отвяжется.

Помедлив, она сказала:

— Мне нужно подумать.

— Маша!

— Не настаивай.

— Когда ты мне дашь ответ?

Она усмехнулась:

— До этого времени ты не будешь со мной общаться? Нет смысла?!

— Я не это хотел сказать.

— А что?

— Я люблю тебя.

В ответ на эти слова она поцеловала его долгим упоительным поцелуем. Оторвавшись, сказала:

— Не могу…

Отдышавшись, проговорила:

— Андрюшка… Мы сейчас с тобой наделаем глупостей. Давай потерпим… месяц… нет, это много… три недели. И потом поговорим.

— И всё это время…

— …мы не будем встречаться… я не выдержу…

— Но… Маша!

— Не спорь. Нам нужно разобраться в своих чувствах. Простой, как лопата, способ — выждать, и всё как следует обдумать. Как раз по-твоему — консервативно и банально.

— Но три недели!!!

— Не такой большой срок. Другие годами ждут.

И она постучала по торпеде. Андрей насупился:

— Машину ты вернёшь.

— Тогда полгода, я ещё не накаталась.

Андрей шутливо замахнулся рукой, она с наигранным испугом сказала, что боится. Взяв с неё слово отменить все «дружеские встречи», он вышел из машины.

Андрей почти не сомневался, что Маша не выдержит и эти три недели. Действительно, встреча произошла на пять дней раньше, но не по причине её нетерпения. Случилась трагедия.

Принимая дежурство — он работал санитаром в судебно-медицинском морге — Андрей увидел в журнале знакомые инициалы. Утопленника привезли два дня назад, уже успели вскрыть, причина смерти — механическая асфиксия (утопление), следов насилия нет, концентрация этилового спирта в крови соответствовала тяжёлой степени опьянения. Взяв ключи, Андрей спустился в подвал, открыл нужный холодильник — небольшое помещение с конденсаторами — и там, среди приготовленных к выдаче трупов, увидел тело Михаила.

Вернувшись в регистратуру, набрал Машу. «Проверяешь? — спросила она игриво. — А вот так, я сижу дома». Он сообщил ей, что случилось, и через час она приехала.

Обзвонив знакомых, удалось узнать обстоятельства происшествия. Тело было обнаружено на берегу реки Ахтубы. Время наступления смерти — ночь накануне. Одежду обнаружили в полутора километрах вверх по течению, на общественном пляже посёлка Средняя Ахтуба. Больше ничего не известно.

— Ахтуба — коварная река, — сказал Андрей. — Неширокая, но там есть такие водовороты, что и трезвому не выплыть. А Миша, видимо, изрядно накатил. Что называется, захлестнуло угарной волной. Не пойдёшь смотреть?

— Я видела его на разных стадиях саморазрушения, и примерно представляю, как он сейчас волшебно выглядит. Так что, от просмотра воздержусь.

Некоторое время они сидели молча, потом Маша спросила, готов ли он выслушать шокирующее признание.

— Это ты его утопила?

— Нет, но…

— Маша, может, мне не нужно всего знать… Я рассчитывал через пять дней… по окончанию испытательного срока…

— Что ты там надумал? И не делай такое лицо, будто я накакала на пол. Просто…

— Просто… что? — нетерпеливо переспросил он.

— Мы были той ночью в «Короне». Уточню: нас было четверо девчат, никаких парней, и ни с кем я не общалась.

— Давай, чего уж там…

— У меня есть свидетели! Ладно. Мы волшебно танцуем, никого не трогаем, около часу ночи появился Миша. Обдолбанный, он шатался по залу, приставал ко всем девкам подряд. Одну из них он ухватил за задницу и принялся её пальпировать, и его бы отоварили друзья этой клюшки, если б не вмешалась охрана. Я укрылась так, чтобы он меня не заметил, но всё равно, около двух, когда мы вышли, то увидели его в коридоре. Миша был в ужасе, ему сложно было оставаться на ногах и с открытыми глазами. Но он меня увидел, и это придало ему силы для того, чтобы попытаться проделать со мной фокусы, из-за которых его выставили из клуба. Я вывернулась и побежала на выход, Миша — за мной, девчата подняли крик, стали лупить его сумочками. Он отстал, и нам удалось спокойно уехать на такси. Последнее, что я видела, когда мы отъезжали, — как он вышел из здания и направился к таксистам.