Дэн Симмонс - Отмороженный Страница 11

— Джо, вы знаете, сколько времени это займет и сколько это будет стоить?

— Нет.

— Вас это интересует?

— Нет.

— Следует ли мне использовать все наши компьютерные ресурсы? — Сын и муж Арлены были опытными компьютерными хакерами, и она имела в своем распоряжении едва ли не все их инструменты, в том числе неавторизованный доступ к электронной почте. Арлена также сохранила за собой возможность использовать привилегии своих предыдущих рабочих мест — она работала секретаршей у разных юристов, в том числе у прокурора округа Эри. Ее вопрос означал, следовало ли ей использовать незаконные методы для доступа к нужным файлам.

— Да, — сказал Курц.

Он ясно слышал, как Арлена затянулась и выпустила табачный дым.

— Хорошо. Это очень срочно? Должна ли я ради этого отложить сегодняшнюю работу по поиску возлюбленных?

— Нет, — ответил Курц. — Это подождет. Возьмитесь за это, когда сможете.

— Я полагаю, Джо, что клиент, о котором мы говорим, интересуется не поиском возлюбленных, не так ли?

Курц сделал последний глоток из пивной банки.

— Этот Джеймс Б. Хансен находится в настоящее время в Буффало? — продолжала расспрашивать Арлена.

— Я не знаю, — ответил Курц. — И мне нужен еще один поиск.

— Слушаю, — откликнулась Арлена. Он четко представил себе ее с ручкой и блокнотом наготове.

— Джон Веллингтон Фрирс, — продиктовал Курц. — Скрипач-солист. Он живет в Нью-Йорке, вероятно, в Манхэттене, вероятно, на Верхней Ист-сайд. Вероятно, у него нет криминального досье, но мне нужно все, что вы сможете извлечь из его медицинских карт.

— Следует ли мне использовать все возможные...

— Да, — не дослушав, сказал Курц. Медицинские карты относились в Америке к числу наиболее строго охраняемых тайн, но последним местом, где работала Арлена, пока Курц сидел в тюрьме, была контора больничных адвокатов. Она могла разыскать такие медицинские данные, о существовании которых не знал даже лечащий врач пациента.

— Хорошо. Вы сегодня появитесь? Мы могли бы осмотреть помещения для офиса, которые я разыскала в газете.

— Я еще не знаю, приду ли сегодня, — ответил Курц. — Как там дела со «Свадебными колоколами»?

— Все службы подготовки данных готовы, — доложила Арлена. — Кевин ждет, когда мы скажем, что нас можно подключать. У меня уже есть разработанный и готовый к началу эксплуатации веб-сайт. Единственное, чего мне не хватает, это денег в банке, чтобы можно было выписать чек.

— Да, — проронил Курц и отключил трубку. Некоторое время он лежал на диване и разглядывал находившееся прямо над ним большое — двенадцать футов в поперечнике — пятно от протечки на потолке. Иногда оно напоминало ему диаграмму фрактального математического построения или же средневековый гобелен. А иногда — пятно от старой протечки. Сегодня у него над головой находилось самое обыкновенное пятно.

Глава 7

Анжелина Фарино Феррара терпеть не могла все эти жрачки с Гонзагой. «Переговоры» проходили в жутковатом старом имении Гонзаги на Гранд-Айленд, острове, расположенном посередине реки Ниагары. Это означало, что Анжелина и ее «мальчики» сели в один из обшарпанных длинных белых лимузинов Эмилио Гонзаги — Гонзага контролировал большую часть проката лимузинов в Западном Нью-Йорке — и, под внимательным присмотром Мики Ки, самого квалифицированного убийцы из всех, какие имелись у Гонзаги, проехали по мосту и через различные контрольно-пропускные пункты в крепость Гранд-Айленд. Когда их привозили в крепость, другие прихвостни Эмилио обыскивали их, проверяли, нет ли у кого-то чего-нибудь лишнего, скажем, маленького магнитофончика. После этого «мальчиков» оставляли в вестибюле без окон, а Анжелину вели в одну из многочисленных комнат старинного здания, как будто она была военнопленной, каковой, если посмотреть на вещи реально, и являлась на самом деле.

В войне, конечно, Анжелина была нисколько не виновата — в течение последних шести лет она не оказывала никакого влияния на семейный бизнес. Все это явилось результатом чрезмерно хитрых махинаций, которые вел ее сидевший за решеткой в Аттике брат Стивен, стремясь получить контроль над семейным бизнесом.

Расчистка территории, которую инспирировал Стиви — Анжелина знала, что при этом были убраны ее двуличная сестра и бесполезный отец (хотя Стиви не догадывался, что ей это известно), — привела, помимо всего прочего, к тому, что Гонзага вложил в бизнес Семьи Фарино порядка миллиона долларов. Большая часть этих денег перешла к наемному убийце, известному под кличкой Датчанин, который, наподобие Гамлета, сыграл последний акт для самого дона, Софии и продажных подручных главы Семьи, разделавшись со всеми одним махом. На деньги Гонзаги был куплен своеобразный мир между семействами — или по крайней мере перемирие со Стиви и оставшимися в живых членами Семьи Фарино, — но это также означало, что негласный контроль над семейством Фарино находился в настоящее время в руках их извечных врагов. Когда Анжелина думала о том, что жирная, с рыбьей харей, пухлыми щеками, оттопыренными губами потная геморроидальная свинья Эмилио Гонзага определяет судьбу Семьи Фарино, ей хотелось голыми руками оторвать у обоих — и у этого ублюдка, и у собственного брата — головы и помочиться на их кровоточащие шеи.

— Рад снова видеть вас, Анжелина, — сказал Эмилио Гонзага, демонстрируя свои пожелтевшие от сигар, которые он все время курил, свиные зубы. Он, несомненно, считал этот оскал любезной, соблазнительной улыбкой.

— И мне очень приятно встретиться с вами, Эмилио, — ответила Анжелина с застенчивой, скромной полуулыбкой (она позаимствовала ее у монахини-кармелитки, с которой частенько выпивала в Риме). Если бы они с Эмилио были в этот момент наедине, если бы рядом не было телохранителей Гонзаги, в первую очередь, чрезвычайно опасного Мики Ки, она с огромным удовольствием отстрелила бы жирному дону яички. По одному.

— Надеюсь, что сейчас еще не слишком рано для ленча, — сказал Эмилио, провожая ее в столовую, облицованную темными панелями, с потемневшими потолочными балками и без окон. При взгляде на обстановку казалось, что ее могла подобрать Лукреция Борджиа[13] на закате своих дней. — Немного перекусим, — предложил Эмилио, указывая величественным жестом на стол и буфет из темного дерева, прогибавшиеся под тяжестью больших блюд с макаронами, мясом, рыбой, печально пялившей глаза в потолок, кучи пылающих оранжевым заревом омаров, картофеля, приготовленного тремя разными способами, длинных батонов итальянского хлеба и полудюжины бутылок крепкого вина.

— Изумительно, — воскликнула Анжелина. Эмилио Гонзага придвинул ей черный стул с высокой спинкой. Как всегда, от толстяка пахло потом, сигарами, гнилыми зубами и чем-то еще, наподобие хлорки или несвежей спермы. Она снова улыбнулась ему самым скромным образом. Он занял свое место во главе стола, слева от нее, и один из свиноподобных телохранителей подвинул ему стул.

За едой они говорили о делах. Эмилио был одним из тех уверенных в своей неотразимости самовлюбленных болванов, вроде бывшего президента Клинтона, которые любят улыбаться, разговаривать и смеяться с набитым ртом. Это было еще одной из причин, по которым Анжелина на шесть лет удрала в Европу. Но теперь она не пыталась что-то строить из себя, внимательно слушала, кивала и старалась говорить разумно, но без умничанья, больше соглашаться, но так, чтобы ее нельзя было счесть уступчивой, а на заигрывания Эмилио отвечала в меру весело, но так, чтобы отнюдь не показаться похожей на гулящую девку.

— Итак, — сказал он, плавно переходя от деловой стороны нового слияния и приобретения компаний, которое он готовил и в ходе которого семейству Фарино предстояло кануть в пропасть забвения, а Гонзаге — завладеть всем, — эта штука с разделением властей, эта мысль о том, чтобы мы втроем держали в руках все вещи, — уровень образованности Эмилио очень хорошо проявлялся в том, как он произносил это слово — «вэшши», — это ведь как раз то, что старики римляне, наши предки, обычно называли тройкой.

— Триумвиратом, — поправила Анжелина и тут же пожалела, что не вовремя открыла рот. Терпи дураков, — учил ее граф Феррара. — А потом пускай уже они мучаются.

— Что-что? — Эмилио Гонзага что-то выковыривал из дальних коренных зубов.

— Триумвират, — повторила Анжелина. — Так римляне называли то время, когда у них было три лидера одновременно. А тройка — это русское слово, обозначающее трех лидеров... и вообще три штуки чего-нибудь. Они раньше так называли трех лошадей, запряженных в сани.

Эмилио хмыкнул и оглянулся. Две «шестерки» в длинных белых куртках, которых он держал в комнате вместо официантов, стояли, сложив руки на ширинках, и с сосредоточенным видом пялились в пространство. Мики Ки и второй телохранитель дружно уставились в потолок. Никто не подал виду, что заметил, как дона поправили.