Ричард Пратер - Убить клоуна Страница 13

— А в котором часу это было?

— Около двадцати пяти минут девятого. Так и записано в моих показаниях.

— Знаю. Но он пришел к тебе в начале девятого, верно?

— Шелл, сейчас уже не помню. Честное слово, не знаю, во сколько он пришел ко мне. Зачем мне было запоминать точное время? Хотя даже тогда... Мне показалось, что мистер Квин находился у меня не так долго. Но, понимаешь, мне и в голову не пришло, что он мог быть замешан в этом деле.

— И у тебя не возникло никаких сомнений во время судебного процесса?

— Засомневалась немного, когда давал показания Росс Миллер. Но потом выступил свидетель, у которого он купил пистолет, и мистер Вайс рассказал свою историю. Вот я и решила, что, наверное, Росс Миллер виновен.

— Очевидно, так же решили и присяжные. — Я сел на диван рядом с Лолитой. — Квин застрелил Флегга, позвонил Россу, а потом пришел к тебе за алиби. Этот бандит сумел убедить тебя, что находился в твоем номере дольше, чем это было на самом деле. Если бы ты заартачилась, он все равно заставил бы тебя дать такие показания. Твой рассказ да еще показания Вайса и Хеймана сняли с Квина все подозрения. Все прошло как по маслу. Теперь от твоих показаний мало толку, но все же лучше рассказать эту историю полиции.

— Не знаю, Шелл, не знаю. Мне не по себе. — Она покачала головой, взметнув густое облако черных кудрей. — Кому станет лучше от моих показаний? Ведь это события годичной давности. Шелл, у меня нет твердой уверенности относительно этих нескольких минут. И мои показания ничего не изменят.

Вероятно, она была права. Даже если добавить ее показания к рассказу Дорис Миллер о визите к ней Вайса — что квалифицировалось бы как показания, основанные на слухах, — чашу весов это не поколебало бы. Поскольку и Вайс, и Хейман мертвы. Конечно, ее показаний недостаточно, чтобы отсрочить исполнение приговора над Миллером. Они ничего не стоят, а Лолите явно не хотелось повторять в полиции историю, которую она только что рассказала мне. Ведь ее могли обвинить в даче ложных показаний, а Россу Миллеру от них никакой пользы.

— Радость моя, — сказал я, — порой полуправда хуже законченной лжи. Тебе, наверное, стоит рассказать свою историю, даже если мы от этого ничего не выиграем. — Я задумался. — Если до вторника не придумаю что-нибудь получше того, что у нас есть на сегодняшний день, пойду в полицию и расскажу им все, что знаю. У меня нет доказательств, только слухи, показания, основанные на слухах, предположения — и то, что рассказала мне ты. Но если полицейские захотят поговорить с тобой или получить твои показания, исполни свой долг. Помогут твои показания или нет, все равно выполни их требования. Хорошо?

Почти целую минуту она раздумывала над моим предложением, потом кивнула:

— Ладно, Шелл. Если это необходимо.

— Именно так. А теперь надо как можно скорее уехать из «Уайтстоуна». И не говори никому, куда переезжаешь, особенно Фрэнку Квину.

Она искренне удивилась:

— Неужели ты действительно считаешь, что мне грозит опасность?

— Конечно нет, — ответил я, — не больше, чем Вайсу, или Хейману, или миссис Синей Бороде, или...

— Ты не заставишь меня проявить слабость. — Глаза ее засверкали.

— Слабость... — Я оборвал себя на полуслове: глаза ее метали молнии, а брови гневно сдвинулись. Чтобы дать ей успокоиться, я слегка изменил тему нашего разговора: — Ты упоминала о работе в «Гардения-Рум». Что это за работа?

— Я певица, исполняю баллады, шуточные песенки, мексиканские песни. — Глаза у нее все еще сверкали.

— Почему Квин в первую очередь заговорил с тобой о работе? И как он узнал, что ты живешь здесь, в «Уайтстоуне»?

— Как-то раз вечером, больше года назад, я пошла с друзьями в клуб, и они уговорили управляющего позволить мне исполнить парочку песен. Мистер Квин тоже был там, и ему понравилось мое выступление. Он сказал, что готов помочь мне устроиться на работу в клубе.

— Это было еще до убийства Флегга?

— Да, примерно за месяц до этого. Так вот, у меня тогда не было работы, и его предложение прозвучало для меня сладкой музыкой. Я сказала ему, где живу, но не очень-то надеялась увидеть его еще раз. Приняла его за владельца клуба, что-нибудь в этом роде.

— Может, так оно и есть. У него вложены деньги в несколько клубов в городе. А где находится этот клуб?

— В отеле «Баркер», на Третьей улице.

— Знаю.

Я знал, о чем идет речь. До меня доходили слухи, что «Баркер» — большой, дорогой отель, расположенный в весьма респектабельном районе города, — излюбленное место встречи местных гангстеров. Ничего удивительного, поскольку управляющим «Баркера», по моим сведениям, был один из подручных Квина, громадный, наглый, отбывший свой срок громила по имени Фарго, который смотрел на меня примерно с тем же выражением, как вегетарианец на свиную отбивную. Мне не приходилось сталкиваться с Фарго. Но когда я вел дело одного клиента, то помог трем подразделениям из отдела по борьбе с хищениями поймать хорошо организованную банду, занимавшуюся кражей мехов, — и отправил отца, брата и сестру Фарго в Фолсом, под надежную охрану. Так что он, естественно, испытывал ко мне самые нежные чувства.

— Дитя мое, — сказал я, — это заведение слова доброго не стоит. Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, постарайся держаться от него подальше...

— Подальше? — прервала она меня. — Но моя работа...

— Никакая работа не стоит этого. В этой гостинице заправляют подручные Квина, другие, возможно, живут в этом заведении. Им ничего не стоит спихнуть тебя с лестницы, ничего удивительного, если при этом ты сломаешь шею, или тебя собьет автомобиль, когда выйдешь из клуба, или вывалишься из окна...

— Ты это серьезно?

— Конечно серьезно. Видишь ли, в среду утром Миллера поведут в газовую камеру. До этого времени Квин будет вертеться как уж на сковородке. Не важно, чем ты занимаешься, держись только подальше от «Гардения-Рум» и отеля «Баркер». Разумнее всего переехать в другой отель, чтобы никто не знал...

— И не подумаю. И прекрати ругать меня.

Я застонал. Обхватив руками голову, поднял глаза к потолку и молил Бога дать мне силы. «О, эти женщины, — думал я, — почему они так не похожи на мужчин?» Но что толку в несбыточных мечтах! Я пытался убедить Лолиту, но не сумел. Может, слишком сгустил краски, хотя мне так не казалось.

Мы поговорили еще несколько минут, и постепенно разногласия, возникшие в первой части беседы, стали сглаживаться. Разговор принял более приятное направление. Как только мы перестали говорить о Квине и судебном процессе, Лолита заметно повеселела и, чувствуя явное облегчение, так воодушевилась, что запросто могла бы пережечь пробки в соседнем номере.

Она рассказала мне о пробах, которые ей устроили в «Гардения-Рум».

— Мне велели явиться на прослушивание, — рассказывала она. — Мистер Салливан, естественно, самолично проводит все пробы. Особенно когда дело касается девушек.

— Кто такой Салливан?

— Управляющий в «Гардения-Рум», он сам отбирает актеров для шоу. Все называют его Салли. Он высокого роста, совершенно лысый. Как он всем говорит, это не оттого, что выпали волосы, просто кожа на голове разбухла. — Она засмеялась. — Поэтому он всегда ходит в берете. Представляешь, с беретом на голове, даже в кабинете. Постоянно жует большую сигару. Ему очень хотелось, чтобы я сняла платье.

— Не вышло!

— У него, конечно, вышло бы. Да я не захотела. Видишь ли, у них в шоу всегда есть один-два номера со стриптизом, вот он и твердил, что у меня все данные для стриптиза.

— С данными у тебя все в порядке, это верно.

— А я отвечала ему, что я певица и, когда поешь, раздеваться не обязательно. Знаешь, что он мне сказал?

— Что?

— Он сказал, что я от этого только выиграю.

— Да. Ему-то, конечно, прямая выгода.

— Он все повторял мне: «Давай, крошка, снимай все с себя». — Она улыбнулась. — Он говорил, что певица, которая к тому же занималась бы стриптизом, стала бы сенсацией, а он готов платить мне двойной гонорар. Если пройду пробы. Но в конце концов я убедила его, что останусь певицей, хотя бы на время. Он всегда проводит собеседования с девушками в своем кабинете, иной раз даже после того, как клуб закрывается. Ненормальный какой-то.

— Да, ненормальный.

Наша беседа развивалась довольно успешно. Особенно если принять во внимание, что на Лолите не было ничего, кроме белого купального халата. По крайней мере, так мне показалось. И мысль эта не выходила у меня из головы.

— Давай вернемся к Квину, — с серьезной миной сказал я.

— Ох, давай не будем больше говорить о нем, — ответила она. — Давай немного расслабимся.

— Не могу я расслабляться.

Она скрестила ноги, при этом белый халат распахнулся, открыв икры, колени и гладкие бедра.

— Послушай, — начал я тоном, исключающим всякие возражения, — не проводи со мной подобных экспериментов. На меня они, вероятно, не подействуют.