Деннис Лихэйн - Глоток перед битвой Страница 19

— Скажи-ка, ты намерен объяснить мне толком, во что мы вляпались, или так и будешь изображать из себя жвачное парнокопытное?

Я пожал плечами, откусил еще, но тут Энджи вырвала сэндвич у меня из рук.

— Кажется, меня подвергают репрессиям?

— Это детские игрушки по сравнению с тем, что будет, если не начнешь говорить.

— О-о-о, ты беспощадна, Энджи. Отдай сэндвич. Нет? Ну ладно. Но для рассказа нам потребуется спиртное.

Я налил виски в два стакана. Энджи пригубила и молча вылила свою порцию в раковину, потом достала из холодильника бутылку пива, откинулась на стуле и выжидательно выгнула бровь.

— Так вот, мы вляпались много выше головы.

— Это я уже поняла. А поконкретней?

— Никаких документов у Дженны не было. Малкерн мне наврал.

— Ты, кажется, это предвидел?

— Предвидел, но все же не до такой степени. Не знаю уж, что я себе воображал, но уж, по крайней мере, не это. — И я протянул Энджи фотографию Полсона в неглиже.

— Ну и что тут такого? — медленно проговорила она. — Снимку лет шесть-восемь, на нем запечатлен полуодетый Полсон. Зрелище не слишком привлекательное, но это уж не ново. За такое не убивают.

— Может, и не убивают. Но ты посмотри на того, с кем он снят. По виду этот парень вращается в другом обществе. Как по-твоему?

Энджи снова стала разглядывать фотографию чернокожего, стоящего рядом с сенатором.

Сухощавый, чтоб не сказать — субтильный, одет в синюю футболку с треугольным вырезом и белые брюки. Весь в золоте — и на шее, и на запястьях, — а волосы одновременно и прилизанные и взлохмаченные. В глазах застыла неистовая, уничтожающая ненависть. Лет тридцати пяти.

— Да уж, — согласилась Энджи. — Кто это?

— Может быть, Сосия. Может быть, Роланд. А может быть, ни тот ни другой. Но он решительно не похож на парламентария.

— Он похож на сутенера.

Я ткнул пальцем в дешевенький шкаф и зеркало, где отражались развороченная кровать и угол двери, а на ней — два бумажных прямоугольника. Я не мог разглядеть, что там на них написано, но, судя по всему, это были правила поведения в мотеле и напоминание о времени вселения и выезда. С дверной ручки свисала табличка «Не беспокоить».

— А помещение весьма напоминает…

— Мотель!

— Пра-виль-но, — сказал я. — Вам бы, леди, в частные детективы.

— Вам бы, сэр, прекратить дурака валять, — ответила Энджи и швырнула фотографию на стол. — Ну и что это все значит?

— Это я тебя спрашиваю.

Энджи закурила, отхлебнула пива и погрузилась в размышления, итогом которых стала следующая речь:

— Эти фотографии вполне могут оказаться лишь верхушкой айсберга. Не исключено, что есть другие — такие же и еще похлеще. Кто-то — Сосия, или Роланд, или — осмелюсь ли вымолвить? — человек, причастный к политике, ликвидировал Дженну, потому что знал: она может обнародовать эти снимочки. Таков ход твоих мыслей, Патрик?

— Именно таков.

— Ну, так вот, либо они полные идиоты, либо ты.

— Это почему же?

— Дженна держала фотографии в своем банковском сейфе, верно?

Я кивнул.

— Но в случае насильственной смерти начинается стандартная полицейская процедура — следствие получает разрешение суда вскрыть все шкатулочки и ларчики, которые были у жертвы, и в том числе ее банковский депозит. Я полагаю, они уже сообразили, что банк был последним местом, где побывала Дженна перед…

— Смертью.

— Да. И потому, пока мы с тобой ведем беседы, они вот-вот приступят к вскрытию и изъятию. И каждый, у кого есть хоть капля мозгов, мог бы это предвидеть.

— Но они могли предположить, что она все вынула из сейфа и отдала мне.

— Могли. Но вероятность этого бесконечно мала, как по-твоему? И потом, они каким-то образом были абсолютно уверены в том, что Дженна ничего не оставит в сейфе.

— Откуда же они это узнали?

Энджи передернула плечами:

— Ты же детектив, вот и включи свой детектор.

— Пытаюсь.

— Кто-то еще, — сказала она, садясь и ставя пиво на стол.

— Да говори же, ради бога!

— Каким образом они узнали, что утром ты должен быть на этом месте?

— Синяя Бейсболка! — осенило меня.

Энджи покачала головой:

— Мы потеряли его вчера. Не знаю, как тебе, но мне лично представляется маловероятным, что он все утро болтался где-то между двумя штатами, ожидая, когда ты появишься — да притом на машине, о существовании которой он понятия не имеет. Дождался, да? И проследил тебя до Коммон? Ну-ну. Я в это не верю.

— О том, куда именно направлялись сегодня утром мы с Дженной, знали только двое.

— Истинная правда, — сказала она. — И я — одна из этих двоих.

Глава 13

Глаза Симоны Анджелайн покраснели от уже пролитых слез и сочились слезами свежими. Всклокоченные волосы сбились на одну сторону и висели вдоль щеки. Казалось, что за ночь она постарела на несколько десятилетий — ей можно было дать не меньше семидесяти. Увидев нас в щель закрытой на цепочку двери, она заскрежетала зубами:

— Немедленно убирайтесь вон!

— Ладно, — ответил я и пнул дверь так, что цепочка отлетела.

Энджи вошла за мной следом, а Симона ринулась к маленькому телефонному столику у окна. Но ей нужен был не телефон, а выдвижной ящик стола. Однако я сумел опередить ее и в тот миг, когда она открыла ящик, опрокинул стол, так что все содержимое ящика — красная телефонная книжка, несколько ручек и пистолет 22-го калибра — посыпалось на пол. Пистолет я ногой отшвырнул под книжный стеллаж, Симону ухватил, что называется, за грудки и перевалил на диван.

Энджи закрыла входную дверь.

Симона плюнула мне в лицо:

— Ты убил мою сестру!

Я прижал ее спиной к дивану, вытер с подбородка плевок и очень медленно произнес:

— Я не сумел защитить ее. Улавливаете разницу? Кто-то другой нажал на спусковой крючок, а оружие ему в руку вложили вы. Разве не так?

Извернувшись, она вцепилась мне в щеки:

— Нет! Это ты ее убил!

Плотней прижав ее к дивану и придавив ее руки коленями, я зашептал ей в самое ухо:

— Пули пронизали грудь Дженны, как будто там ничего не было… ничего, Симона… вообще ничего… Крови было столько, что хватило на двоих: полицейские подумали — я тоже застрелен. Она умерла утром на глазах у толпы зевак, она кричала, она упала, раскинув ноги, а та сволочь, которая нажимала на курок, выпустила в нее целый автоматный магазин, и почти все пули попали в цель.

Извиваясь, насколько это было возможно под 180 фунтами моего веса, придавливавшими ее к дивану, Симона пыталась ударить меня головой:

— Будь ты проклят… ублюдок!

— Это верно, — ответил я, почти касаясь губами ее уха. — Верно, Симона. Я ублюдок. Я держал вашу умирающую сестру на руках и ничем не мог ей помочь, а потому заслуживаю, чтобы меня называли ублюдком. Но вот у вас нет оправдания. Вы определили место казни, а сами оставались в шестидесяти милях и сидели здесь, покуда Дженна испускала дух. Вы сказали им, куда она направляется, и тем самым позволили им убить вашу сестру. Разве не так?

Она заморгала.

— Разве не так все было, я спрашиваю?!

Глаза ее на мгновение закатились под лоб, а потом голова упала и по щекам ручьями хлынули слезы. Я подался назад, потому что от прежней Симоны не оставалось уже ничего. Она рыдала все громче, всхлипывая, задыхаясь, давясь слезами. Скорчившись на диване, подтянув колени к животу, она колотила кулаками по ручке дивана, и рыдания то затихали, то начинали сотрясать ее тело с новой силой, словно всякий раз, когда она делала вдох, что-то пронзало ее легкие невыносимой болью.

Энджи дотронулась до моего локтя, но я отмахнулся. Патрик Кензи, великий сыщик, способный довести женщину до невменяемого состояния. Ай да Патрик! Может быть, для полноты картины пойти домой да изнасиловать монахиню?

Симона перевернулась на бок и заговорила — невнятно, потому что губы ее по-прежнему были прижаты к диванной подушке:

— Вы работаете на них… Я говорила Дженне, что она дура, раз доверилась вам и этим жирным белым политиканам… Никто из них пальцем не пошевелит, чтобы помочь черному… Я подумала, что… раз вы получили от нее то, что вам было надо, то теперь…

— …избавлюсь от нее, — сказал я.

Она еще плотнее уткнулась лицом в подушку, И снова раздались сдавленные гортанные звуки. Через несколько минут Симона сказала:

— Я позвонила ему, потому что представить себе не могла, что человек…

— Кому? — перебила ее Энджи. — Кому вы позвонили? Сосии? Это был он?!

Она затрясла головой, а потом вдруг кивнула:

— Он сказал, что все уладит… что вправит ей мозги, объяснит что к чему. Вот и все. Я представить себе не могла, что человек может так поступить с собственной женой…

Женой?

Симона посмотрела на меня:

— Она бы никогда не победила… С ними ей было не совладать… Не ей бы с ними бороться… Не ей…