Ричард Пратер - Бродячий труп Страница 19

На таком расстоянии они не промажут. Поэтому я и не пытался бежать. Если я должен получить свое, не буду подставлять им спину.

— Ты не желаешь попросить нас о чем-нибудь, Скотт? — спросил Домано приторно-сладким тоном, который я слышал уже раньше.

— Замучаешься, пока дождешься этого от меня, — на самом деле сказал я это гораздо грубее.

Домано покраснел, и кольт подпрыгнул в его руке, но он не выстрелил. Я понял, что он наслаждался моментом. Я же не собирался доставлять ему дополнительное удовольствие. Мне совсем не нравился его счастливый вид.

Он приподнял пистолет, направив ствол мне в лицо. Есть нечто отталкивающее в дуле автоматического пистолета 45-го калибра и в мысли о здоровенной пуле, проникающей в твой глаз. Я пытался смотреть на пистолет, но у меня не получилось.

— Могу заставить тебя встать на колени, ублюдок, — произнес он голосом, более подходящим для Ники Домано. — Достаточно прострелить тебе ноги.

С него может статься. Я соображал, есть ли у меня хоть малейший шанс прыгнуть на него и завладеть его пистолетом... Вероятно, нет. Но чем черт не шутит. Кольт все еще был в моей руке. Без патронов, но его можно швырнуть.

Позади мужиков я заметил какое-то движение, услышал кое-какие звуки. Может, остальные «мальчики» Ники спешили на эту забаву?

Домано продолжал наслаждаться:

— Мне рассказывали, что ты можешь заговорить кого угодно. Не хочешь показать свое умение, Скотт? Неужели у тебя даже не припасено последнего слова? Что-то вроде: я сожалею, что мне суждено прожить только одну жизнь...

— Ага, — отозвался я, — у меня есть последнее слово.

Я только что увидел, кто подбирался сзади, и готов уже был ухватить за штаны Домано и его свиту.

— Ну, давай, начинай, — подначивал Домано. — Мы с удовольствием послушаем.

— Да, вы получите удовольствие, — подтвердил я. — Оглянись, сзади тебя стоит огромный лев.

Ники было нахмурился, потом его порочное лицо расплылось в усмешке. Он даже хихикнул:

— Как вам это нравится, ребята? Самая старая хохма в мире, и это все на что способен знаменитый Скотт! — Он заржал во весь голос. — Спасибо, что ты не сказал, что сзади нас мужик с автоматом или гранатометом.

— Послушай, я не шучу. Клянусь, тебе лучше припустить отсюда. Твою задницу вот-вот откусят. Может, тебя даже съедят живьем. Там лев... нет там два льва! И медведь...

Тут уж они стали хохотать от души. Ники засмеялся первым, а остальные начали вторить ему, один даже перегнулся пополам и закашлялся.

— Черт возьми, это правда! — завопил я. — Два льва и медведь, а еще больная зебра по имени Этель!

Я вполне мог удрать от них в этот момент.

Они хохотали, вскрикивали и кашляли, и их голоса разносились по холмам. Ники пришлепывал себя рукой — правда, левой, а не правой, в которой держал пистолет — по бедру и всхлипывал:

— Ну, ты даешь, Скотт. Ха-ха! Ну, Скотт, ты мне почти нравишься. Если бы не нужно было тебя пристрелить...

Потом он выпрямился, смахнул слезу с глаз, выставил пистолет вперед и — я был уверен в этом — собрался уже нажимать на спусковой крючок, но тут:

РРРООААРРР!

На самом деле это прозвучало вовсе не как РРРООААРРР! Это был кашляюще-ворчащий звериный рык, в который невозможно было поверить.

Ники Домано словно поразила молния.

Он просто откинул свой пистолет.

Без шуток, он отбросил его ярдов на пятнадцать, и сделал это не преднамеренно, а чисто подсознательно. Обе его руки разлетелись в стороны, а рот открылся шире, чем могут позволить законы анатомии. Ники стоял, словно каменный крест, то есть не двигалось ничего кроме его глаз, пытавшихся вывернуться назад и посмотреть на извергающийся вулкан или стадо диких бизонов, или какую там еще катастрофу, разразившуюся за его спиной.

Домано застыл, но остальные головорезы пришли в движение. Один из них обернулся и завопил в хриплой агонии человека, который видит, как у него откусывают самые ценные для него куски тела. Другой быстро взглянул через плечо, захныкал:

— Мамочки... — но не закончил и побежал, как сумасшедший. Он увидел двух львов, медведя и зебру по имени Этель, о которых я им говорил, а впридачу и маленького черно-белого скунса. И поскольку этот тип не смотрел, куда бежал, а кругом была масса деревьев, он тут же врезался в дерево и, очевидно, потерял от удара сознание.

Много чего там еще происходило, но, по правде говоря, я не стал наблюдать за происходящим. Я сам несся во всю прыть. Когда небо дарит тебе такую удачу, ты просто произносишь короткую благодарственную молитву и не просишь большего. Тебе уже не нужно, чтобы небеса разверзлись и молния поразила твоих врагов. Нет, ты благодаришь за то, что свершилось.

Я пробежал немного по склону и спрятался за выступом скалы. Но я вполне мог не делать этого или мог просто забраться на дерево или бежать по кругу — результат был бы тот же. Из-за скалы я видел, как улепетывали бандиты.

Один, два... три. Ага, четыре.

Они добежали до разбитого «империала», завели его и со скрежетом удалились по дороге к тому дому, что находился на другом конце проселка.

Седовласого типа, которому я прострелил живот, они бросили. Я протрусил обратно до деревьев, где видел его в последний раз стонущим на земле.

Эх-ма! Ну и вонища! Может, и по этой причине четверо подонков убрались отсюда так споро. По крайней мере один скунс — хотя мне казалось, что не меньше дюжины — выпустил все, что имел. Я не винил его в том, что он избавился от столь противного содержимого.

Но кроме вони в леске не было ничего и никого: ни раненого ублюдка, ни зверушек. Я не стал терять времени на поиски седовласого типа. Столь поспешно смотавшиеся гангстеры могли прийти в себя и кинуться в погоню за мной.

Я сбежал по склону холма к своему «кадиллаку», открыл багажник, достал запаску и инструменты, домкрат. Сменив колесо, я завел «кадиллак», развернул его и поехал в сторону города. Но на уровне вывески «Звероферма Эбена» я увидел Хоумера, идущего от дома к воротам.

Я остановился, проскользнул по сиденью вправо и опустил стекло.

Его звери спасли меня, и я мог, по крайней мере, указать ему, где они были только что.

Он подошел к машине и сказал:

— Неподходящее, похоже, место для зверофермы.

— Не отчаивайтесь, — подбодрил его я и рассказал, где видел его четвероногих.

Он кивнул:

— Далеко они не разбегутся. Они совсем ручные, привыкли находиться вместе, поближе к дому.

— Ручные? Не рассказывайте об этом никому, не советую.

Мы обменялись еще несколькими словами, и я начал было скользить по сиденью влево, к рулю, но остановился. Я унюхал кое—что. Я вылез из машины и потянул носом. Хоть запах был и слабым, он явно исходил от скунса. Даже одной молекулы было бы достаточно, чтобы отличить его от любого другого. Меня заинтересовал не только он, но и откуда дул ветер.

Скорее он дул в обратном от леса направлении: или один из черно-белых любимцев Хоумера был уже дома, или это был седовласый.

Я все еще опасался, что Ники Домано и его подручные вернутся в любой момент. Поэтому попробовал свой радиотелефон, даже нанес по нему несколько ударов ногой. Но ничего не получилось.

Эбен пошел к своему дому. Я позвал его:

— Можно воспользоваться вашим телефоном?

Он оглянулся через плечо:

— Пока его у меня нет. Поставят на следующей неделе. Он зашел в дом.

Следующая неделя меня не устраивала.

Мне очень не хотелось оставаться здесь. Но несмотря на напряжение, ощущаемое мною в позвоночнике, я вылез из машины и отправился на поиски типа с моей пулей в брюхе. И нашел его только по запаху.

У старой развалюхи было крыльцо, и раненый головорез спрятался под ним. Я с трудом вытащил его наружу. Он стонал, прижимая руки к животу, и кровь струилась между его пальцами. Выглядел он неважно, а запах от него шел и того хуже.

Я обыскал его карманы. Оружия не оказалось. В бумажнике было несколько банкнот и удостоверение личности. Артур Силк, сорока девяти лет, пяти футов семи дюймов, ста тридцати фунтов. Поскольку он лежал на спине, я проверил его рану. Она не казалась смертельной. Он потерял немного крови, но кровотечение почти остановилось. Одним словом, должен выжить.

Но я ему этого не сказал.

Он застонал, закатил глаза и произнес:

— Я убит, я умираю.

Сидя рядом с ним на корточках, я покачал головой и сказал траурным голосом:

— Всех нас когда-то ждет это.

— Найди мне врача.

— Найду. Но сначала ответь на несколько вопросов.

Он принялся материться, заверяя, что ничего не знает.

— О’кей, — сказал я, — ползи обратно под крыльцо. — Я встал и направился к машине.

Он дал мне сделать три шага:

— Подожди. Вернись.

Я вернулся и наклонился над ним:

— Колись до конца.

— Да-да, только позови мне врача. Какой же ты сукин... — Он застонал. — Помираю, кончаюсь. Я вижу большой яркий свет...