Реймонд Чандлер - Высокое окно Страница 2

Крупные черты лица, челюсть боксера. Оловянного цвета волосы, тугой перманент, хищный клюв и большие водянистые глаза, приветливые, как булыжники. На шее кружевная косынка, хотя такой шее больше подошел бы футбольный свитер. Серое шелковое платье. Толстые руки, голые и шершавые. В ушах черный янтарь. Перед ней низкий столик со стеклянной крышкой, а на нем бутылка портвейна. Потягивает из бокала, который держит в руке, смотрит поверх него на меня и молчит.

Я стоял у двери. Ждал, пока она допьет портвейн, поставит бокал на столик и опять наполнит его. Приложила к губам носовой платок. И заговорила. Твердым низким голосом человека, с которым шутки плохи.

— Садитесь, мистер Марло. Пожалуйста, не закуривайте. У меня астма.

Я сел в плетеное кресло-качалку и спрятал сигарету, которую так и не успел зажечь, в нагрудный карман, за носовой платок.

— Я никогда не имела дело с частными детективами, мистер Марло. И ничего о них не знаю. Ваши поручители меня устраивают. Сколько вы берете?

— За что, миссис Мердок?

— Дело, разумеется, сугубо конфиденциальное. Полиция не должна иметь к нему никакого отношения. В противном случае я вызвала бы полицию, а не вас.

— Я беру двадцать пять долларов в день, миссис Мердок. Плюс расходы, естественно.

— Немало. Вы, наверное, много зарабатываете? — она отпила из бокала. — Не люблю портвейн в жару. Правда, никто мне его и не предлагал.

— Нет, — сказал я. — Не много. Впрочем, вы можете найти детектива за любую цену, как и адвоката. Или дантиста. Я ведь не организация. Я работаю один и несколько дел одновременно не веду. Я рискую, иногда сильно рискую, а иногда сижу без работы. Нет, по-моему, двадцать пять долларов в день не так уж много.

— Понятно. А что вы называете расходами?

— Набираются всякие мелочи. Никогда не знаешь заранее.

— Хотелось бы все-таки знать, — ядовито сказала она.

— Узнаете. Все вам распишу черным по белому. Если мой счет вас не устроит, у вас будет возможность его опротестовать.

— А на какой аванс вы рассчитываете?

— Ста долларов будет достаточно.

— Еще бы, — сказала она, допила бокал и тут же, даже не вытирая рот, опять наполнила его до краев.

С людьми вашего положения, миссис Мердок, я вполне могу обойтись и без аванса.

— Мистер Марло, — сказала она, — я женщина решительная, но не советую идти у меня на поводу. Какой мне от вас тогда прок?

Я спорить не стал.

Она вдруг засмеялась и рыгнула. Очаровательная, легкая отрыжка, совершенно естественная и непринужденная.

— Астма, — небрежно пояснила она. — Портвейн для меня лекарство. Потому и вам не предлагаю.

Я закинул ногу на ногу. Ее астме, надо полагать, такая поза не повредит.

— Деньги, — сказала она, — не самое главное. Женщина в моем положении всегда переплачивает, и я уже давно смирилась с этим. Остается надеяться, что вы заслужите свой гонорар. Так вот. У меня украли одну вещь, которая представляет значительную ценность. Я хочу вернуть эту вещь, и более того, я не хочу никаких арестов. Дело в том, что вор является членом моей семьи.

Покрутила бокал в толстых пальцах и загадочно улыбнулась в тусклом свете темной комнаты.

— Моя невестка, — пояснила она. — Прелестное создание, но палец ей в рот не клади.

Взглянула на меня с неожиданным блеском в глазах:

— Сын у меня совершенный болван, но я к нему очень привязана. Примерно год назад он, как последний идиот, женился без моего согласия. С его стороны это было глупо, потому что он абсолютно не в состоянии содержать семью и у него нет денег, кроме тех, что даю ему я, а я человек неширокий. Девица, которую он выбрал, вернее, которая выбрала его, — певичка из ночного клуба. Зовут ее Линда Конквест. Они жили здесь, в этом доме. Мы не ссорились, потому что я не допускаю, чтобы со мной ссорились в моем собственном доме, но отношения у нас не сложились. Я оплачивала их расходы, подарила каждому по машине, давала невестке кое-какие деньги на тряпки и прочее. Ей явно надоела такая жизнь. Ей явно надоел мой сын. Он и мне надоел. Так или иначе, с неделю назад она ни с того ни с сего уехала, не оставив адреса и не попрощавшись.

Закашлялась, пошарила в поисках платка и высморкалась.

— Пропала монета, — продолжала она. — Редкая золотая монета, называется дублон Брешера. Гордость коллекции моего мужа. Я-то к монетам совершенно равнодушна, а он был на них помешан. С тех пор как он умер четыре года назад, я храню его коллекцию в полной неприкосновенности. Она находится наверху, в запертой комнате, в нескольких несгораемых шкафах. Коллекция застрахована, но я еще не заявила о пропаже. Мне бы очень не хотелось предавать дело огласке. Монету взяла Линда, я в этом совершенно уверена. Говорят, она стоит больше десяти тысяч долларов. Редкий экземпляр.

— Но ее непросто продать, — вставил я.

— Возможно. Не знаю. Я только вчера обнаружила пропажу. Я и вчера бы не хватилась, так как никогда даже близко не подхожу к той комнате, если бы из Лос-Анджелеса не позвонил человек по имени Морнингстар, который назвался перекупщиком старинных монет и спросил, действительно ли продается, как он выразился, «Брешер» Мердока. С ним говорил мой сын. Он сказал ему, что монета никогда не продавалась и вряд ли продается теперь, но, если мистер Морнингстар позвонит в другое время, он сможет все выяснить у меня. В тот момент я отдыхала и к телефону не подходила. Морнингстар обещал перезвонить. Сын передал этот разговор мисс Дэвис, а та — мне. Я велела ей позвонить перекупщику. Просто так, из любопытства.

Она отпила из бокала, пошарила в поисках носового платка и хрюкнула.

— Почему вам было любопытно, миссис Мердок? — спросил я, просто чтобы что-то спросить.

— Будь Морнингстар настоящим специалистом, он бы знал, что эта монета не продается. В завещании моего мужа, Джаспера Мердока, особо оговорено, что, пока я жива, ни одну монету из его коллекции нельзя продавать, давать взаймы или закладывать. А также выносить из дому — за исключением тех случаев, когда опасность, угрожающая дому, требует выноса коллекции, да и то в присутствии доверенных лиц. Мой муж, — она мрачно улыбнулась, — судя по всему, считал, что при его жизни я недостаточно интересовалась его металлическими кружочками.

За окном светило солнце, цвели цветы, пели птицы. Слышно, как по улице проносятся машины. В темной комнате, где сидела женщина с боксерской челюстью и пахло портвейном, все казалось каким-то ненастоящим. Я качал закинутой на колено ногой и ждал.

— Я говорила с мистером Морнингстаром. Полное имя Элиша Морнингстар, его контора находится в Белфонт-билдинг на Девятой улице, в центре Лос-Анджелеса. Объяснила, что коллекция Мердока не продается, никогда не продавалась и — пока я жива — продаваться не будет. Я удивилась, что он этого не знает. В ответ он что-то промямлил, а потом спросил, можно ли посмотреть монету. Я сказала: конечно, нет. Он довольно сухо извинился и повесил трубку. Судя по голосу, он немолод. Тогда я пошла наверх посмотреть монету сама, чего я за последний год не делала ни разу. Но в запертом несгораемом шкафу монеты не оказалось.

Я промолчал. Она опять наполнила бокал и забарабанила толстыми пальцами по ручке шезлонга:

— Можете себе представить, что мне пришло на ум в тот момент.

— Очевидно, звонок мистера Морнингстара. Кто-то предложил ему купить монету, а он знал либо догадывался, откуда она. Ведь монета как-никак антикварная.

— Такая монета — большая редкость. Да, вы правы. Именно это я и подумала.

— Кто ее мог украсть? — спросил я.

— Любой из живущих в доме, причем без особого труда. Ключи у меня в сумке, а сумка валяется где попало. Ничего не стоило забрать ключи, открыть комнату и шкаф, а потом подложить их обратно. Постороннему сделать это нелегко, а из домашних монету мог украсть кто угодно.

— Понятно. Скажите, пожалуйста, миссис Мердок, как вы установили, что монету взяла именно невестка?

— Видите ли… вообще-то улик у меня нет. Но я в этом не сомневаюсь. Три женщины из прислуги в доме уже очень давно, гораздо раньше, чем я вышла замуж за мистера Мердока, а это случилось семь лет назад. Садовник никогда в дом не заходит. Шофера я не держу: меня возит либо сын, либо секретарша. Сын монету не брал, во-первых, потому, что он все-таки не настолько глуп, чтобы красть у собственной матери, а во-вторых, возьми он ее, ему ничего не стоило бы помешать моему разговору с Морнингстаром. Мисс Дэвис? Исключено! Не тот человек. Тихоня. Стало быть, Линда. Такие, как она, могут сделать это просто назло, я уже не говорю обо всем остальном. Сами знаете, что за народ в ночных клубах.

— Разный народ — как и везде, — отозвался я. — Значит, следов взлома не обнаружено. Это понятно: профессионал, решивший выкрасть одну и очень ценную монету, будет работать аккуратно. И все же, может быть, есть смысл осмотреть комнату?