Другой - Саша Береста Страница 20

Голиаф не шелохнулся. Этот все видел через стекло. Этот думает, что знает, куда надо надавить. Но Абатуров давит не хуже других.

— Не знаю, Нео.

— Да ладно? — почему-то юноша странно улыбнулся, пододвигаясь еще ближе, — Давай-ка я тебе напомню. Марта Озёрова. Её исчезновение.

— Исчезновение? — Голиаф поднял брови.

— Не строй из себя придурка, придурок, — повысил голос блондин, — Мы все прекрасно знаем. Когда ты видел её в последний раз?

— Борис Николаевич уже спрашивал меня об этом, — сам не зная, почему, Голиаф улыбнулся, на что Нео вдруг засмеялся:

— Настроение хорошее, да? Слушай меня сюда… — прошипел юноша, приблизившись к студенту, — Ты так и не понимаешь, что происходит? Ты в полицеском участке, парень. У тебя уже ОГРОМНЫЕ неприятности. И сейчас у тебя два пути: или ты перестаешь вилять жопой и раскрываешь, кого пытаешься покрыть, или берешь ответственность на себя.

Нельзя рисковать.

— Я понял, Нео.

— Славно, — следователь снова откинулся на спинку стула и расслабился, — А теперь скажи мне, когда ты видел её в последний раз?

— Может, месяц назад.

— Месяц назад? — улыбнулся блондин, — Оставь эту сказку Боре. И что вы делали «месяц назад»? — он пальцами показал кавычки.

— Общались. Мы виделись в универе.

— И о чем вы общались.

— Я не знаю… Ну… Всякое… Там музыка, уроки, учителя и одногруппники, вы знаете как это бывает.

— Знаю-знаю, — лениво ответил мужчина, — И кем же вы были друг другу?

— Мы были друзьями, Нео, — вполне спокойно ответил юноша. Следователь изменился в лице.

— Друзьями, говоришь…

Он замолчал. Посмотрев на студента, «Нео» приблизился к нему, смотря четко в глаза.

— Слушай сюда, мальчик. Мы нашли женский труп около твоей мусорки.

— ЧТО, — неконтролируемо вскрикнул юноша, не чувствуя как поднимаются брови, раширяются его глаза и опускается челюсть. Следователь игнорирует его реакцию.

— Тело в лаборатории. И мы знаем, что это был ты. Ты всю её обтрогал, Голиаф, оставил все свои отпечатки на ней.

Голиаф постепенно успокоился, насильно опуская брови вместе с веками и закрывая рот. Ему потребовалось только пару секунд, чтобы понять, что следователь блефует. Анализы не могут быть готовы так скоро. Юноша вновь нарисовал спокойное лицо.

— Я не убивал её.

— Да? А вот я уверен в обратном, — он почему-то стал более обеспокоенным, — Пойми, у неё ведь есть семья… Ты не из тех, кто хочет видеть мучения, Голиаф, я знаю. Ты не такой парень, ты не убийца.

— Так и есть. Я не убивал её.

Следователь вскочил со стула, ударив по столу.

— Да мы и так знаем, что это был ты!! — проорал сорвавшийся юноша,

— Ты оставил свои отпечатки, свои следы! Ты облажался, Голиаф! По-крупному облажался!

— Я этого не делал.

Спокойный, даже не взволнованный тон сотворил со следователем что-то странное. В глазах блондина сверкнул страх, после чего он тут же замолчал, а затем молча встал и ушел.

Голиаф просидел в камере еще около часа, как вдргу дверь открылась и зашли двое уже знакомых ему полицейских. Борис Николаевич задумчиво смотрел на Абатурова, прислонив кулак к подбородку, пока тот, который ушел в страхе, теперь стоял с самодовольной улыбкой на лице:

— Ну что, Абатуров? Пришли наконец результаты тестов. Сейчас мы и узнаем кто ты такой на самом деле.