Вячеслав Сухнев - В Москве полночь Страница 28

На перекрестках, иногда прямо на клумбах и в скверах, по вечерам застывали танки с российскими флагами на башнях. Расчехленные пулеметы смотрели вдоль улиц. Российская армия пока не ввязывалась в противостояние оппозиции и сторонников президента. Командующий российской группой войск чуть ли не каждый вечер обращался по телевидению с разъяснениями, что армия служит гарантом разъединения противоборствующих сторон и никогда не будет угрожать мирному населению. Но от этих разъяснений мирному населению спокойнее не становилось.

Каждый день с сурханабадского вокзала уезжали русскоязычные толпы. Многие бросали в городе квартиры. Продавали за бесценок все: машины, мебель, книги, электротехнику, потому что вывоз вещей из республики был резко ограничен президентским указом: «…вакханалия разграбления достояния государства…»

Бежали русские, украинцы, немцы, евреи, даже быстро адаптирующиеся в среднеазиатских республиках татары и кавказцы. Многие уезжали, не имея ни малейших перспектив на получение жилья на «исторической родине», ибо такой родиной для них и был Сурханабад. Дети тех, кто помогал когда-то республике встать в число цивилизованных краев, вдруг стали чужими и лишними на празднике независимости.

Вставали фабрики, рассчитанные в свое время на приезжую рабочую силу, замирали мастерские, с перебоями работал железнодорожный и воздушный транспорт, где водительские и ремонтные бригады были более чем наполовину укомплектованы «инородцами».

Символично выглядел на площади Чор-Минор пересохший фонтан «Дружба народов», уменьшенная копия фонтана с центральной выставки в Москве. В фонтан больше не поступала вода из-за аварии на водозаборной станции, брошенной уехавшими специалистами. Бронзовые тулова представительниц братских республик чуть не плавились от зноя. Напротив фонтана, возле здания бывшего ЦК компартии республики, а ныне президентского дворца, стояла помпезная трибуна из полированного лабрадора, очень похожая на другую московскую достопримечательность — мавзолей. В центре трибуны виднелось матовое, хорошо заметное издали, пятно, повторяющее очертаниями герб СССР. В тени трибуны приткнулись две кареты «скорой помощи». Дюжие ребята в белых халатах резались у машин в нарды.

Вокруг фонтана сидели и лежали на асфальте люди, прикрывая лица от палящих солнечных лучей газетами и концами чалм.

Оппозиция проводила многодневную голодовку протеста. Потому и дежурила здесь круглые сутки «скорая помощь». Лучше всего цель голодовки объяснял лозунг на куске белой ткани, натянутой между вздернутых рук статуй, символизирующих Украину и Эстонию: «Народ устал! Уйди, Аббас!» Судя по толпе гвардейцев на пандусе дворца, укрывшихся за мешками с песком, президент пока не прочитал лозунг. Или не вник еще в его судьбоносный смысл.

По периметру площади, стараясь не приближаться к голодающим, медленно прохаживались полицейские наряды с дубинками. Форма полицейских ничем не напоминала старую форму милиции: офицерские рубашки оливкового цвета с короткими рукавами, кепи-афганки и брюки с накладными карманами, заправленные в брезентовые зеленые сапоги. Залежавшаяся экипировка была взята на складах бывшей Советской Армии. Все, кто служил еще при Брежневе в Туркестанском военном округе, помнили эти замечательные брюки и старались выклянчить или украсть их на дембель. Они назывались «рыбацкое счастье» и действительно были незаменимы на рыбалке или на охоте из-за множества карманов во всех мыслимых и немыслимых местах.

Квартиру Акопову нашли в длинном доме, выходящем торцом на Чор-Минор. В открытое окно с пятого этажа Акопов хорошо видел всю площадь. В бинокль он мог рассмотреть даже фишки на нардовой доске санитаров и личные номера полицейских блях.

Из окна тянуло влажной жарой от арыка, бегущего у самого дома. Иногда слышался визг детей и гудки автомашин. Время тянулось по каплям, словно вязкое варенье с ложечки. Чуть засахаренное, зеленовато-янтарное варенье из айвы стояло перед Акоповым в блюдечке. Голый по пояс, он пил чай, повесив на шею замечательное полотенце с китайскими павлинами.

Митинг оппозиции был назначен на шесть вечера, когда в городе спадает жара и солнце прячется за вершинами Бабатага. Первые группы самых нетерпеливых демонстрантов уже подтягивались к Чор-Минор по узким улицам и зеленым переулкам. По такому переулку Назар с Юсупом должны после операции уйти к рынку, к людям Убайдуллы. За помощников Акопов не волновался. Жаль, что не скоро придется снова поработать вместе… Впрочем, жизнь полна неожиданностей. Тем и интересна.

Акопов допил чай, аккуратно вымыл посуду. Сложил вещи в спортивную сумку, не забыв о полотенце. Обошел квартиру — две унылые пустые комнаты, оставленные семьей беженцев. Он тут появлялся редко, ел и спал на кухне — на всякий случай, ибо до конца так и не доверял Убайдулле. Обошел квартиру, убедился: ничего, что могло бы навести на след, не оставил.

Оделся. Сел на стул возле треноги с собранной и готовой к бою ТОЗовкой, вновь принялся разглядывать в бинокль Чор-Минор. Тени от минаретов стали длиннее, накрыли фонтан в центре площади. Говорят, президент оборудовал спальню в собственном бывшем кабинете, куда приезжал недавно в качестве первого секретаря ЦК. Мужчину украшает постоянство… Демонстранты уже роились плотными рядами перед трибуной. Голодающие поднялись и теперь их выставили вперед, как живой укор президенту. Еще живой…

В толпе мелькнул Назар. В полосатом чапане, в белой рубахе без ворота и сбитой на затылок черной чалме, Назар казался настоящим деревенским увальнем — только что с гор спустился. С группой провокаторов, «представителей трудового народа», Назар должен возбудить ярость масс, организовать и бросить их на погром президентского дворца.

Затем Акопов поискал Юсупа и с немалым облегчением увидел, как тот быстрым шагом подходит к левому крылу трибуны во главе небольшого отряда полицейских. Юсуп тоже был в форме, с пластиковым щитом и картинно помахивал дубинкой. Приближалось главное действо, ради которого и прибыла в Сурханабад группа Акопова. Да, они все сделали для этого, хотя кто-то сделал все, чтобы им помешать.

Время пододвинулось к шести. На высокой трибуне замелькали халаты, галстуки и белые чалмы — не все духовенство поддерживало имама Сайфетдина и президента. Из глубины комнаты, сквозь щель в плотных шторах, Акопов смотрел теперь в оптический прицел. Человек в центре толпы на трибуне, с холеным холодным лицом, никогда не встречался с Акоповым, но был ему знаком как лучший друг — в Управлении накопился хороший видеоматериал с сурханабадских митингов и закордонная кинохроника. Холеный человек уже говорил в микрофон, широко раскрывая рот с толстыми губами, но сюда, в кухню, доносился лишь невнятный гул динамиков.

Вот и свиделись… Прихотливо сложилась судьба человека, на которого сквозь прицел смотрел руководитель группы специального назначения.

Посредственный поэт, слагавший вирши на исторические темы, подрабатывающий на хлеб и воду писанием прошений в дуканах, Абдулахад так бы и умер в нищете и безвестности, ибо ничего, кроме плохих стихов и неубедительных прошений, он делать не умел. И не хотел. Его вознесла революция. Когда король Назир бежал в Париж, Абдулахад умудрился с кучкой подобных себе оборванцев захватить редакцию правительственной газеты «Улдуз Шарки» и выпустить восторженный, хоть и косноязычный манифест, приветствующий революцию. Абдулахада заметили в руководстве вышедшей из подполья Исламской партии труда.

Вскоре он уже был референтом председателя партии, а через год после победы революции — одним из партийных секретарей.

Едва Сурханабад объявил о независимости, Абдулахад зачастил в гости к «северным братьям». Сначала, в рамках укрепления культурных связей, выпустил в бывшем издательстве ЦК сборник духовных стихов, восторженно оцененных новой прессой. Потом наладил издание газеты «Ватан» — «Отечество», где долбил в передовых статьях: один язык, один народ, одна вера — час объединения пробил! Гимн страны Абдулахада начали передавать вместе с гимном республики радиостанции, контролируемые оппозицией.

Все бы ничего — в культуртрегерских поездках Абдулахада по республике, в зажигательных речах на митингах большой политики не просматривалось. Однако вскоре контакты поэта с оппозицией начали обретать материальные черты: резко усилился поток оружия через границу, участились нападения с сопредельной стороны на российские погранпосты, несущие службу по договору с сурханабадским правительством. А за месяц до командировки Акопова граница была прорвана по довольно широкому фронту, и чужая бронетехника, способствуя объединению народов-братьев, начала крушить межевые столбы. По оперативным данным, после этого прорыва оппозиция создала теневой кабинет, где Абдулахад согласился, в случае объединения двух стран, взять портфель вице-премьера. Таким образом, реальностью становилась угроза возникновения почти у границ России мощной исламской конфедерации с непредсказуемым политическим курсом.