Лео Мале - Солнце встает из-за Лувра Страница 3

Пройдя несколько шагов, я успокоился и заинтересовался передвижениями розничных торговцев, которые пополняли свои запасы, торгуясь понемногу, что в своих лавк»х они не допускают. И вдруг все пешеходы, все оборванцы, курсирующие тут, расступились, чтобы пропустить полицейскую машину, мчавшуюся с большой скоростью. Краснорожий толстяк в куртке, восседающий на ящике, полном апельсинов, обратился к одному из своих коллег:

– Эй, Жюль! Что это там за шухер? Только что проехал «рено» из префектуры. Это, часом, не облава?

– Нет, это экономический контроль,– ответил я. Тип оглядел меня, видимо, вспомнив все те бифштексы, которые он ухитрился проглотить во времена ограничений.

– Не накликайте беду! – сказал он.

И тут же прыснул. Скажи, пожалуйста, экономический контроль! По всей видимости, он уже с давних пор привык плевать на него.

Подошел какой-то тощенький тип в кожаном пальто:

– Это на улице Пьер-Леско,– сказал он.

– А что там происходит? – спросил краснорожий.

– Не знаю, полно легавых.

Краснорожий выпятил толстые губы:

– Пойду-ка выпью стаканчик божоле,– сказал он, как будто связывая все это воедино.

Я направился к улице Пьер-Леско, кишащей толпой торговцев. Между торговцами фруктами и банановым складом собралась толпа, сдерживаемая полицейскими в форме. Полицейский фургон остановился немного дальше, а рядом с ним голубой открытый «рено». Я подошел поближе.

– Проходите! – повторяли полицейские.

Толпа притворялась глухой. На пороге здания, украшенного всевозможными эмалированными табличками, о чем-то спорили два гражданина инспекторского вида. К ним подошел третий, вынырнувший из темных глубин коридора. На нем был плащ грязно-бежевого цвета, коричневая шляпа, которая шла ему хуже некуда, а его физиономия была украшена седеющими бакенбардами. Это был мой приятель Флоримон Фару, комиссар уголовной полиции. Я позвал его, помахав рукой. Он ответил тем же и разорвал в мою честь цепь полицейских.

– Что вы тут вынюхиваете? – спросил он, пожав мне руку и небрежно представив своим подчиненным.

– Обход бистро,– ответил я.

– В самом деле?

– И меня даже успели наколоть. Можно подать вам жалобу?

– У меня нет желания шутить.

Он зевнул.

– Я дрых… Был на дежурстве, но дрых и… ладно, такова наша работа.

– А что тут происходит?

– Обычная работа полицейских. Это вы звонили?

– Куда это?

– В контору.

– Нет. А вам звонили?

– Да.

– Это не я. А почему вы так думаете?

– Я не знаю. Может быть, потому что вы дрейфуете в моих водах. Этьен Ларпан. Это вам говорит что-нибудь?

– Нет, а что?

– Ничего.

Он пожевал свой ус, потом резко кивнул головой, сильно нарушив равновесие своей шляпы:

– Пошли. Вы когда-нибудь были на банановом складе?

– Нет. С таким гидом, как вы, это будет увлекательно.

Я последовал за ним, имея за своей спиной еще одного полицейского. В глубине коридора, под лестницей, ведущей на верхние этажи, за низкой дверью открывалась другая, спускающаяся в подвалы, а за ней начиналась крутая винтовая лестница со стертыми каменными ступенями. По мере того как мы спускались вниз, температура повышалась. Мы дошли до площадки, ярко освещенной светом из помещения, пол которого был усыпан мятой бумагой и стружками, где смуглый мужчина, стоя перед конторкой, занимался бухгалтерией. Двое других с иссиня выбритыми подбородками перемещали огромные гроздья бананов.

– Салюд!– на испанский манер сказал Фару.– Хотелось бы посмотреть другие помещения.

– О'кэй,– ответил один из мужчин с испанским акцентом.

Это было забавно, но никто не засмеялся. Провожатый был мрачен. Он знаком пригласил нас следовать за ним в узкий коридор, там он повернул выключатель и открыл дверь в помещение, где тепличная жара поддерживалась четырьмя голыми газовыми горелками, расположенными вдоль стены. Подвешенные длинными металлическими крючьями к рейкам под потолком, гроздья бананов в течение долгих часов постепенно меняли цвет от темно-зеленого до канареечно-желтого.

– Очень интересно,– сказал я.– А что дальше?

– Идем,– ответил Фару.

Мы вернулись к лестнице, сопровождаемые взглядами молчаливых, как рыбы, рабочих.

– Это испанцы,– объяснил Флоримон.– Сейчас они спокойны. В обычное время бузят без перерыва и, кажется, все время поют свои песни. Вот поэтому они ничего не видели и не слышали.

– А было что услышать?

– Пойдем посмотрим то, что пришли смотреть.

Мы достигли второго подвала, два или три раза поскользнувшись на скользких ступенях. За настежь открытой решетчатой дверью со взломанным примитивным замком открывалось длинное помещение. Две лампочки – одна на лестничной клетке, другая под сводом – проливали скупой свет, оставляя в темноте углы, по всей видимости кишащие пауками

Повсюду валялись решетчатые ящики и другая всевозможная упаковка. Как наверху, да и повсюду в этом проклятом квартале, под ногами валялись разбросанная бумага и стружки.

В глубине подвала в резком свете ацетиленовой лампы, высоко поднятой полицейским, вырисовывались тени двух человек. Они наклонились над полом, тесно прижавшись плечами друг к другу. При нашем появлении они выпрямились и обернулись.

На мужчине были шикарные туфли из мягкой кожи, темно-серый костюм, приобретенный прямо в ателье модного портного. Его жилет и шелковая сорочка были расстегнуты и широко распахнуты на груди. Несмотря на беспорядок в его туалете, он сохранил некоторую элегантность и, видимо, обладал красивой осанкой… стоя. Но в тот момент он находился в лежачем положении и сохранит его навсегда. Один или несколько выстрелов, угодивших прямо в голову и отхвативших половину лица, лишили его возможности принять вертикальное положение.

Глава третья

САЛАТ В СОЛЬНОМ ИСПОЛНЕНИИ

– А, шеф… – начал взволнованно один из легавых, расправляя затекшие колени.– Нам пришла в голову мысль раздеть его и…

Он заметил меня рядом с Фару и прервал свой доклад.

– Попозже, попозже,– сказал комиссар.– Вот объект,– добавил он в мой адрес, указывая на тело, растянувшееся на земляном полу.

Он посмотрел на то, как я смотрю на мертвеца. Только мертвец не смотрел ни на кого и ни на что.

– Здесь, на Центральном рынке, право слово, чего только не найдешь,– заметил я.– Вы сказали какое имя?

– Ларпан. Этьен Ларпан… Это вам что-нибудь говорит теперь?

– Не больше, чем прежде.

Действительно, это имя мне ничего не говорило. Но оставшаяся часть лица очень сильно походила на левую сторону физиономии Лёрё. Если бы не было этой разницы в костюме… Но мог ли он оставить меня в залог в ресторане, пойти переодеться в такой костюм, а потом явиться обновить его в этом подвале под аккомпанемент пистолетных выстрелов?

– Я только задавал себе вопрос,– продолжал я,– откуда вы можете знать, что его так звали?

– Я еще ни в чем не уверен,– сказал Фару.– Визитные карточки на это имя были найдены в его кармане, но, может быть, они не его. Кроме этого, ни гроша. Видимо, у него смыли весь бумажник, а в нем немало бабок. Этот тип, уж конечно, не был из категории малоимущих. Не знаю, заметили ли вы, что он одевался не в магазине готового платья. Возможно, что он проживал в отеле Трансосеан на улице Кастильон. Среди его визитных карточек нашли рекламу этой гостиницы. Мы позвонили туда. Там действительно числится клиент под этим именем. Остается опознать его.

Да, да. Но что я вам могу сказать? Спасибо за представление, Флоримон. Я знал и получше, но все же спасибо. Хотя… гм… я все еще продолжаю спрашивать себя, зачем вы меня сюда пригласили? Я могу уйти? Поскольку…– Я указал пальцем на потолок жестом статуи Свободы, освещающей мир:

– …Поскольку испанцы там, наверху, почти наверняка уверены, что не видели, чтобы я околачивался поблизости, и не встречали меня на лестнице. Так я могу уйти или нет?

– А, так вы заметили,– усмехнулся Фару, ничуть не смутившись.

– Послушайте, старина, бананы – это очень сладко, но недостаточно, чтобы поймать парня моей закалки. Черт побери! Это просто потрясающе! Что у вас за мания воображать, что я запутан во всех делах, которыми вы занимаетесь?

– Не во всех делах,– поправил он.– Исключительно в тех, которые происходят в том районе, в котором как бы случайно вы болтаетесь… У меня это правило.

– Ну, что ж, на этот раз ваше правило вас подвело.

– Возможно. Только я ничем не должен пренебрегать. Поймите, я ничего не знаю об этом типе, кроме того, что его, возможно, звали Этьен Ларпан и проживал он в Трансосеане, но я чую здесь какое-то необычное темное дело. Он мог пролежать в подвале до полудня, и никто не заметил бы его присутствия, а вместо этого, едва он умер – смерть наступила не больше часа назад,– как к нам в контору звонят и сообщают, что на улице Пьер-Леско, в подвале дома под таким-то номером, только что убили человека… А интонация говорившего была такой искренней и убедительной, по словам тех, кто принял сообщение, что мы приехали без колебаний. Я сказал себе: наш корреспондент – это парень, который обнаружил труп и не хочет влипнуть в историю. Свидетель, выполнивший свой долг по отношению к властям, но желающий избежать возможных неприятностей. Это вполне оправданно. И когда там, на улице, я заметил вас среди зевак, то подумал, что автором звонка по телефону могли быть вы…