Крис Хендерсон - Бесплатных завтраков не бывает Страница 37

Ага, подумал я, как же — оказал бы я услугу управлению, если бы треснул по тому пылесосу, который у тебя на плечах. Да и Муни заодно. Но тут же остыл. У меня возникло ощущение, что я получу свое, если не буду зарываться. А потому надо помалкивать и слушать капитана.

— Скажи-ка ты мне: ты стопроцентно уверен, что Карраса сделал этот твой Джефф Энтони?

Я кивнул.

— Сам понимаешь, как мне неприятно в этом сознаваться, но, думаю, ты прав. После того, как он тебя разукрасил, мы поинтересовались, что это за птица. Хорошего мало. В городе он недавно, а уже попал на заметку. Фактов нет, одни подозрения, но ясно, что этот мальчик — очень, очень большой шалун. Настоящий сорванец.

— Ну и что?

— А то. Я хочу, чтобы ты его убрал. Ты уберешь, а я тебя прикрою. Не думаю, чтобы у него были уж очень влиятельные дружки — скорей всего, пешки, — и никто из них не станет поднимать шум и рисковать карьерой из-за того, что одним наемным садистом меньше. Тут только одна сложность: с делом надо покончить раньше, чем с этим скотом...

— То есть?..

— Узнай всю его подноготную — и я отдам его тебе. Мне нужны факты, обстоятельства, детали. Убийство Миллера надо на кого-то повесить. Вот и займись. И не бойся, что у него от тяжести треснет хребет. То же самое относится и к делу Карраса. Найдешь улики и доказательства — получишь в отношении гражданина Энтони полный «карт-бланш». На день.

Обычно капитан Рэй Тренкел склонен к сотрудничеству и к таким широким жестам не больше любого другого своего коллеги. И потому я, несколько озадаченный, задал неизбежный вопрос:

— С чего это?

— С того, что я — замечательной души человек.

— Угу. Оно и видно. Не хватает только гостинчика под подушкой... Ну, вот что, Рэй. Я втемную не играю. Соблаговолите объясниться, сэр.

Он взглянул на меня довольно свирепо, ибо привык давать приказания, а не объяснения. Но то ли он признал мою правоту, то ли подействовало увиденное нами в номере Карраса, то ли ему надоело пыжиться день и ночь, изображая «наикрутейшего из крутых». Так или иначе он ответил:

— Со дня гибели Миллера, сразу после нее начали предприниматься попытки... довольно настойчивые... найти другую причину его смерти. Самоубийство кого-то не устраивает. А этот «кто-то», во-первых, сидит в очень высоком кресле, а, во-вторых, связан дружбой с — опять же — кем-то из Плейнтона. Понял?

Как не понять. Я могу даже сказать, кто этот неведомый земляк усопшего Карла. Это Джозеф Филипс. Ясно, что Каррас явился в Нью-Йорк по его настоянию и наущению. Так что благородством тут и не пахло. А пахло скорее еще одним чеком, который папа Филипс выписал, а мама не перехватила. Чек этот призван был помочь установить истину. Когда будущего зятя убивают, — это одно, а когда он совершает самоубийство, да еще называет в качестве побудительного мотива несчастную любовь, — совсем другое. Маме Филипс хватало проблем в местном обществе и без лебединой песни Карла Миллера.

— Мы могли бы, конечно, тихо похоронить это дело, — продолжал Рэй, — не допустить шумихи, но уж слишком много придется прятать. Я ни секунды не сомневаюсь, что этот мерзавец Виолано из «Пост» обязательно заметит, что Каррас и Миллер, уроженцы и жители одного и того же городка, один за другим гибнут в манхэттенских гостиницах в течение двух дней. Уж он мимо таких совпадений не пройдет. Я уже вижу, какими метровыми буквами будут набраны заголовки на первой полосе. Этот парень метит на Пулитцеровскую премию.

И тут я понял, почему капитан Тренкел захотел сотрудничать со мной. Рич Виолано был одним из самых шустрых криминальных репортеров, когда-либо носившихся по улицам Нью-Йорка. Он раскопал немало скандальных историй и погубил немало безупречных репутаций, причем не раз приходил попастись на участок капитана.

Распря между Рэем и Ричем была широко известна на Манхэттене. Однако к крайностям противники не прибегали: полиция не привязывалась к журналисту, если он на милю, скажем, превышал скорость, или если забывал включить габаритные огни. А он, в свою очередь, не писал громовых разоблачительных статей, если полицейский, проходя мимо лотка с фруктами, решал побаловать себя яблочком. Рэй и Рич были слишком профессиональны, чтобы опускаться до такого, но следили друг за другом очень зорко, поджидая удобный момент. Тут все преимущества были на стороне Рима — он не пил, не употреблял наркотики, не увлекался мальчиками и вообще был безупречно честен. Ущучить его было крайне трудно.

Полицейские начальники, поломав над этим голову, сначала пытались всячески его умаслить, а потом, когда политика умиротворения провалилась, стали особо заботиться о сохранении тайны. Рича еще и близко не было, а Рэй уже всерьез опасался его, — это значило, что журналист к чему-то подбирается. Может быть, Филипс-папа позвонил не только Каррасу, но и ему. А может, он и вправду был суперрепортером, о чем неустанно твердила «Пост».

Так или иначе, я получал свободу действий — в том случае если поднесу дело на блюдечке с голубой каемочкой, и в том случае, если сумею замочить старину Энтони, и в том случае, если в обоих предыдущих случаях мне удастся не засветиться. А это не так просто, как кажется на первый взгляд. Повернувшись к Рэю, я сказал:

— Не волнуйся, капитан. У меня уже есть кое-какие соображения на этот счет. Если повезет, мы уложим и Миллера, и Карраса, и Энтони в одну кастрюльку. Если будет хоть мало-мальски реальный шанс связать их воедино — можешь быть уверен, я его не упущу. И постараюсь, чтобы все сошло не только гладко, но и тихо.

— Да уж постарайся, пожалуйста, а не то я брошу тебя на растерзание газетчикам и полюбуюсь, как от тебя только перья полетят. Я им поведаю, что частный сыщик Хейджи чего-то там искал уже после того, как его полоумный клиент освободил мир от своего присутствия, и после того, как к делу вышеупомянутый Хейджи перестал иметь какое-либо отношение. На том репутация твоя будет погублена, поверь мне. — Рэй вылез из машины и, наклонившись к окну, договорил: — Заруби себе на носу: мне ничего не стоит собрать в кучку все твои огрехи — и то, что Джорджа застрелили у тебя в офисе, и то, что твое имя значится в регистрационной книге, и то, что ты на свой страх и риск поперся на встречу с этим... как его?.. Все забываю... Ну?..

— С Каррасом.

— Именно. С Каррасом. И все прочее — много чего наберется. Так вот, я все это преподнесу журналистам. Наши телеребята любят свежатинку, они мимо такого не пройдут. Как вам нравится сюжет про частного сыщика, который так рьяно раскручивает следствие, что в Америке становится тремя гражданами меньше? А? Если четвертая власть захочет вывалять тебя в дерьме, она это сделает, и ни один нормальный человек к твоим услугам больше не обратится. Ну, а когда все выяснится — если выяснитуйдет, никому до позавчерашних котлет дела не будет. Даже Виолано пляшет на костях только день-два.

На этой неделе ты намекнул, что я перед тобой в долгу. Вот сейчас и расквитаемся. Ты быстренько добываешь кое-какие сведения, пока я буду вкручивать начальству; ты находишь убийцу Джорджа, убийцу Карраса, ты устанавливаешь эту поблядушку Мару. А за все это ты получаешь возможность разобраться с Джеффом Энтони. И если не наследишь и не засветишься, я тебя прикрою. Итак: тебе остаются гонорар от Миллера и все, что приплывает в руки помимо него, а наше управление сможет не возбуждать дело. Годится?

Я хотел, чтобы деньги остались у меня в кармане. Я хотел найти того, кто застрелил Джорджа, и того, кто прикончил моего клиента, и того, кто избил меня до потери сознания, а Карраса — до смерти. А если я не захочу искать, полиция скормит меня журналистам. Такой, значит, расклад. Что я мог сказать, кроме:

— Еще бы! Замечательный план. Не план, а поэма. Я в восторге.

— Вот и хорошо. Главное — успеть к сроку.

— Ладно-ладно. Ты мне дверцу продавишь.

Рэй отошел от машины и обогнул ее, стараясь держаться от капота подальше, словно боялся, что я его задавлю. Сама идея была недурна, особенно если учесть то расположение духа, в которое он меня привел. Но я подозревал, что мне не удастся скрыться с места происшествия. Это во-первых. А во-вторых, не в моих интересах помогать Муни переселиться в кабинет капитана. Потому я эту идею отмел.

Я осторожно тронулся вперед, не зацепив ни Рэя, ни машину, которая поджидала, когда я отъеду и освобожу место для парковки. В Нью-Йорке некуда приткнуть автомобиль, и все мы, как стервятники, кружим по улицам, выискивая свободный пятачок асфальта. Гаражи есть процентов у четырех, а остальные оспаривают право на стоянку в жестокой борьбе. Это еще один немаловажный фактор, позволяющий гражданам не расслабляться и сохранять форму, а также ненавидеть друг друга, а не свой проворовавшийся муниципалитет.

Но довольно философии. Надо сосредоточиться. И перестать злиться. Хватит мне подогрева от небесного светила и от капитана Тренкела. Кстати, о капитане. Я все еще не оправился от удивления, ибо считал Рэя приятелем. Если что, виноват будет он, втравивший меня в эту историю. Конечно, только отчасти. Они с Муни сочли забавным направить Миллера ко мне, но они же не виноваты, что я согласился вести его дело? Виноват в этом только я, как ни неприятно в этом сознаваться, особенно теперь, вляпавшись по уши. Значит, самому надо и выбираться.