Вячеслав Сухнев - В Москве полночь Страница 37

— Мои люди не напорются, — рассеянно сказал Мирзоев.

Седлецкий тоже выбрался на гладкую дорогу, уходящую в ночной морок, в едва заметный на фоне неба распадок. Открыл подсумок, принялся набивать обоймы, привычно вгоняя гладкие, маслянистые на ощупь, патроны.

— И вы, товарищ подполковник, с нами? — нехотя спросил Мирзоев.

— С вами, товарищ майор.

Мирзоев вздохнул, покачался на носках, потом приказал людям из спецподразделения выгружать снаряжение. Седлецкий не раз видел, как собираются на дело, сам хаживал, тоже не раз. Поэтому он туго перетянул пояс, проверил карманы, передвинул кобуру на спину, чтобы не мешала ползти.

— Помочиться! — напомнил группе Мирзоев.

И повернулся к Седлецкому:

— Отойдемте, товарищ подполковник…

— Я и тут могу, — со смешком сказал Седлецкий.

Но Мирзоев прихватил его под локоть маленькой железной ладошкой и повел за горячую, провонявшую соляркой, коробку машины.

— Алексей Дмитриевич! Не смею переть против воли старшего по должности и званию… Но если ты меня уважаешь… Как специалиста, черт возьми, уважаешь! Откажись от своей затеи, не ходи с нами.

— Почему? — набычился Седлецкий.

— Начну с того, что у тебя бинт видно за километр.

— Нашел проблему, — содрал бинт Седлецкий. — Обычная царапина. Я уж и забыл.

— А я — нет. Извини, Алексей Дмитриевич, тут война, не до чинопочитания. Не до тонкостей душевной организации… То есть, хочу откровенно сказать, не рассчитывая польстить. Не обижайся. Приключений ищешь? Ищешь, давно замечаю. Хотя не знаю, зачем. Готов поспорить, плохо спишь по ночам. Значит, нервы ни к черту. Так?

— Так! — Седлецкий начал закипать. — Конечно, плохо сплю по ночам. Исключительно потому, что которую ночь таскаюсь с тобой и чищу здешние нужники!

— Не о том речь, — сжал его локоть Мирзоев. — Сейчас, такой заведенный, да еще контуженный… Ты же станешь обузой молодым здоровым ребятам. А на плотине будет посложнее работать, чем в прошлый раз.

— Один из молодых здоровых ребят — это ты, что ли? — спросил сквозь зубы Седлецкий. — А меня, Турсун, в старики записал?

— Не я записал, — просто сказал Мирзоев. — Нас в старики автобиография записывает. Людьми рисковать не могу. Ты рвешься в дело, чтобы доказать… Не знаю кому… Может, самому себе доказать, что еще ого-го-го какой мужик! Ладно. Докажи. Прими командование группой — и докажи. Возьми такую ответственность. А я за тебя ответственность брать не хочу. Ну, что молчишь, Алексей Дмитриевич?

— Да вот… думаю, — грустно сказал Седлецкий, — сейчас тебе по морде дать или потом, когда вернешься…

— Конечно, потом, — с облегчением сказал Мирзоев. — А ты здесь майору помоги — местность хорошо знаешь. Когда он по нашей ракете начнет выходить к плотине, посоветуй двигаться по нижней дороге — там возможность обстрела меньше. Вырветесь на плотину — жмите до упора, не останавливаясь. Если у нас информация не полная, и мы не сумеем разминировать до конца… Сам понимаешь.

— Понимаю.

Они вернулись к группе. Мирзоев снял пятнистую куртку и тоже оказался в черном комбинезоне, сливающемся с ночью. Спецназовцы натянули капюшоны с прорезями для глаз. У каждого на шее висели очки ночного видения. На дороге в неярком свете подфарников уже было сложено снаряжение: миноискатели, портативные рации, бухты тонкого капронового троса с грузиками, арбалет, сапоги с пневмоприсосками, баллоны с нервно-паралитическим газом, израильские автоматы, ножи в чехлах и какая-то трубка с мундштуком, похожая на кларнет.

— А это что? — заинтересовался Седлецкий.

— Духовая трубка, товарищ подполковник, — учтиво доложил Мирзоев. — Осваиваем оружие народов тропиков.

Потом он придирчиво осмотрел каждую вещь на дороге, забросил за спину арбалет на двух лямках и скомандовал:

— Разобрать снаряжение! Попрыгать… Сечкин, опять копилку изображаешь?

— Виноват, товарищ майор… Карабинчик отцепился.

Когда группа потянулась с дороги, Седлецкий придержал Мирзоева:

— Ты смотри, Турсун, на рожон не лезь. Возвращайся!

— Что, жалко стало? — шепнул Мирзоев.

— Буду я еще жалеть всяких наглецов! Просто привык к тебе за столько лет… Ни пуха, ни пера, Робин Гуд! С пистолетом не надежнее?

— Громче, — пожал плечами Мирзоев.

Шагнул в темноту и пропал. Седлецкий прислушался; ни единого звука не доносилось с той стороны, куда ушла группа. С командиром десантного батальона в кузове автомашины они разложили на откидном металлическом столике аэрофотографию. Плотину, гидростанцию и прилегающую местность снимали в спешке, фрагментами, опасаясь партизанских ракет. К тому же не очень точно состыковали кадры при печати. Поэтому погрешности были видны, что называется, невооруженным глазом. Например, очень заметная на фотографии балка — чуть выше уровня водохранилища — такой темной казалась не из-за своей глубины, а потому, что снимали ее при низком вечернем солнце. В другом месте из-за неточной состыковки на берегу старого речного русла ниже плотины как бы образовалось два небольших совершенно одинаковых заливчика в форме острого собачьего уха.

Еще в цитадели, в штабе воздушно-десантной дивизии, когда обсуждались детали операции, кто-то из гидротехников обратил внимание генерала Кулика на погрешности аэросъемки. Но Седлецкий резонно заметил, что главное — точно снятый гребень плотины. Летуны по его просьбе постарались: плотину сняли отдельно и в двух ракурсах — со стороны верхнего бьефа и со стороны нижнего. Вся поверхность бетонной стены высотой почти в сто сорок метров была видна отчетливо. Просматривались даже небольшие валуны по берегу русла и пенная шапка на водосбросе. Одну из трех шахт запорного устройства водосброса и заминировали партизаны. Бородатый связник Абдрахмана, которого допрашивал Седлецкий, правда, не знал, какую именно. Поэтому группе Мирзоева придется сначала отыскать заряд, а уж потом, если Бог даст, обезвредить его.

Приглашенные на ночное совещание к Кулику местные гидрологи и чудом убежавший в город инженер-эксплуатационник ГЭС в один голос подтвердили самые худшие прогнозы: при разрушении плотины столица республики будет смыта напрочь. Заместитель премьер-министра, участвовавший в совещании, сообщил, что началась эвакуация города и не хватает транспорта. Генерал обещал помочь. Тогда зампремьера довел до сведения присутствующих, что правительство республики категорически возражает против штурма плотины и призывает российское командование договориться с партизанами и пропустить их на нейтральную полосу в горном районе, сопредельном с соседней республикой.

Выслушав специалистов и заместителя премьера, командующий отпустил гражданских и сказал участникам операции:

— Ставлю задачу: плотину взять к шести ноль-ноль. Любой ценой.

…Командир батальона, приземистый и крепкий, как хороший боровой гриб, деликатно отмахивался беретом от сизых волн табачного дыма, которые ритмично выплывали из угла, где находился Седлецкий.

— Как вы думаете, товарищ подполковник, сколько еще дожидаться? — спросил майор.

К Седлецкому он относился с почтительной настороженностью — ему не до конца была понятна роль в операции этого не по-армейски самостоятельного в обращении со старшими подполковника.

— Сколько ждать? — потянулся Седлецкий. — А кто его знает. Не к девушкам пошли…

Он снова придвинул к себе аэрофотоснимок и постучал пальцем по плотине:

— Вот автодорога. Здесь парапет. Довольно высокий, но редкий — не особенно спрячешься. Придется идти за ним, с внешней стороны, на высоте. Возле шахт, конечно, часовые. Не смогут снять — придется спускаться в тоннели водотока. А там — ползти над самой водой, упираясь в стену и потолок туннеля.

— На присосках? — поднял брови майор. — Сомневаюсь… Я как-то пробовал — плохо держат.

— Наши — плохо держат, — согласился Седлецкий. — Но у них японские. По любой стене можно ходить. Впрочем, если большая раковина в бетоне или неверное движение… Падаешь в воду, которая несется со скоростью поезда.

— Да уж… — поежился майор. — Не позавидуешь. Ну, падают люди. И тонут?

— Не утонут, — неохотно сказал Седлецкий. — Однако водички похлебают. Придется вытягивать на леерах. И так до тех пор, пока не доберутся до шахты. Думаю, партизаны в самих шахтах посты не держат — ведь прорваться туда по водотоку невозможно. Во всяком случае, невозможно с точки зрения нормального человека.

Они долго молчали. Майор зевал и смущенно прикрывал рот. Седлецкий посмотрел на часы — стрелки, казалось, не двигались. От нечего делать он в который раз принялся рассматривать аэроснимок, хотя и без него хорошо представлял себе, как выглядит местность вокруг гидростанции. О нижней дороге к плотине он уже майору сказал.