Эд Макбейн - Дом, который построил Джек Страница 4

— До тебя уже доходит, — сказал Уоррен. — И в тот же миг, как только он тебя опознает…

— Оставь Кристи в покое, ладно?

— Почему?

— Я не хочу, чтобы полиция снова приезжала к ней. Она уже подписала протокол. А ты приедешь туда и перепугаешь ее…

— Это я-то?

— Ты заставишь ее изменить свой рассказ…

— Так она лгала, Иштар, а?

— Я не говорю, что она лгала. Но если она изменит свой рассказ… И если твой парень скажет, что я и есть тот самый, кого он видел на побережье…

— Он именно так и скажет, это я тебе обещаю.

— Тогда у нас обоих будут неприятности.

— Но у тебя их будет больше, чем у этой дамы. Так чем же я могу ее запугать, Иштар?

— Ну, например, заставишь сказать, что я с ней не был.

— Но ты же был с ней, не так ли? Ты ведь так и сказал полиции. И Кристи это клятвенно подтвердила.

— Да.

— Тогда о чем же ты волнуешься?

— А я и не волнуюсь.

— Отлично. Тогда я вот прямо сейчас пойду и потолкую с ней.

— Нет, подожди. Я не хочу, чтобы у нее были из-за меня неприятности, — сказал Кабул.

— Ты был с кем-то другим? Наверно, не с Кристи?

Кабул не ответил.

— Так кто же это был, Иштар?

— Человек, с которым я был, женат, — сказал Кабул.

— И как же его зовут?

— Но ты же втянешь его в неприятности.

— Нет, я только осторожненько с ним поговорю. С глазу на глаз.

— Не верю я тебе!

— Тогда я буду следить за тобой, пока не застану вас вместе в постели, а уж тогда-то это дерьмо в самом деле расползется повсюду. Появятся фотографии, Иштар. В красках. Давай говори.

Кабул на этот раз молчал довольно долго.

— Послушай, — сказал он наконец, — я в самом деле люблю этого парня и не хочу доставлять ему неприятности, поверь мне.

— Как его зовут?

Кабул снова замолчал. Кто-то в другом углу пронзительно захохотал. Кабул отвернулся и через плечо, почти шепотом, еле выдавил из себя:

— Чарльз Хэндерсон.

— Спасибо. А теперь скажи адрес, пожалуйста.

— Он живет на Сабал-Кей, — очень неохотно ответил Кабул.

— А где на Сабал?

— Я не знаю адреса. Такие большие частные дома. Ну, башни.

— А номер квартиры?

— Я никогда у него не был.

Он повернулся и просительно посмотрел на Уоррена.

— Послушай… пожалуйста, будь поосторожнее, — сказал он. — Понимаешь, Чарльз очень застенчивый и очень ранимый…

— И женатый, я это все знаю, — сказал Уоррен.

— Да, — вздохнул Кабул.

— Ему вообще не о чем беспокоиться. Да и тебе тоже. Если ты и в самом деле был с ним в то утро.

— Да, был.

— Надеюсь, что так, — сказал Уоррен.

На самом деле он думал, что Кабул лжет ему в глаза. Иначе все было бы просто, но просто никогда не бывает.

Глава 2

А ЭТО ПЕТУХ, ЧТО С УТРА ГОНОШИТСЯ,

ТОРОПИТ СВЯЩЕННИКА СТРИЧЬСЯ И БРИТЬСЯ…

Тело находилось в одном из отделений большого холодильника в морге больницы «Добрый самаритянин». Его привезли на «скорой помощи» с Уиспер-Кей утром тридцатого января и в тот же день произвели вскрытие. Было уже пятое февраля, но взять тело для погребения по-прежнему было некому. Единственный, кто мог бы это сделать, находился в тюрьме, и его-то и обвиняли в убийстве.

— Его умело убили, — сказал Блум. — Точнехонько в сердце — и привет, Чарли. А порезы на ладонях — это при самообороне.

Он, казалось, совсем не замечал той вони, которая шла из трех помещений, где лежали трупы, и еще из одного, забитого химикалиями. Мэтью же просто задыхался, он с трудом подавлял рвотные позывы, ему хотелось зажать нос, но он опасался, что это подорвет его престиж.

— Нож из того комплекта, что лежит там, на кухне, — сказал Блум. — Поварской нож. Длина лезвия двадцать пять сантиметров.

Удобное оружие. Значит, тот не шел в дом, чтобы убить, но случилось что-то, и он нашел в кухне этот нож. Но что случилось? Кто убил и почему?

— На ноже остались отпечатки пальцев обвиняемого, — заметил Блум.

Он сообщал факты совершенно бесстрастно, этот здоровенный мужик со сломанным носом, с лапищами уличного драчуна и нью-йоркскими интонациями. Половину своей жизни он был полицейским. Факты, факты, одни только факты, господа.

— Обвиняемый был весь в крови жертвы, та же группа, никаких сомнений. Положительная реакция на СПИД, тебе это известно?

— Нет, — ответил Мэтью.

— Прокурор штата, отдел шерифа и мы тоже считаем, что утром Ральф Пэрриш все еще злился на брата и на все это нечестивое сборище, вот и заколол его. Ты можешь надеяться только на одно: доказать, что это не было преднамеренным убийством, тогда его квалифицируют как убийство второй степени. А не то — быть твоему клиенту на горячей сковородке.

И никаких эмоций в голосе! Поджарят, мол, твоего клиента, фермера из Индианы, который до этого рокового дня. Бог знает сколько лет, поддерживал своего единственного братца, давал ему возможность жить на широкую ногу здесь, в солнечной Флориде, где сезон дождей умещается в один коротенький месяц февраль. Он же оплатил и этот прекрасный дом на берегу залива в Уиспер-Кей. И мирился с тем, что его братец-гомик, смотрел на это сквозь пальцы до той ночи, когда не смог сдержать отвращения ко всему этому.

— Я любил моего брата, — повторял Ральф Пэрриш, и Мэтью ему верил.

Да, хорошие ребята и плохие ребята.

Детектив Морис Блум был из хороших ребят. Но в этом деле они с Мэтью стояли на противоположных позициях.

— Не за те дела ты берешься, — сказал ему Блум. И он выглядел грустным, ведь Мэтью был его приятелем. — Кроме того, здесь все очевидно.

— Но ты же знаешь о человеке в черном, — сказал Мэтью. — Который сбежал, когда Ральф спускался по лестнице. Он говорил о нем на допросе и…

— Знаю, конечно, и мы уже с ним поговорили, — сказал Блум.

— С Иштаром Кабулом?

— Это его уличная кличка. Он — Мартин Фейн, еврей.

Блум покачал головой, удивляясь, что очаровательный еврейский мальчик стал гомосексуалистом. Там, где рос Блум, таких превращений не было. Некоторые из них могли стать полицейскими, но только рядовыми, — выше уровня капитана полиции в Нью-Йорке поднимались обычно только ирландцы. В последнее время на службу принимались и негры, ну а уж если ты еврей, то лучше пробиваться в раввины, еще вернее — стать каким-нибудь бухгалтером.

— Мэтью, — сказал Блум, — ведь у твоего клиента в руке было оружие убийства и…

— Он вытащил его из раны…

— Тебе не кажется, что это глупо?

— Он думал — брату станет легче от этого.

— Это он сказал, чтобы объяснить, почему он весь в крови.

— Но так и было!

— Нет, Мэтью, не так. Если и можно найти такого глупца, то разве что на Марсе, где ни кино, ни телепередач. На самом деле твой клиент поссорился с братом накануне ночью, у нас есть двенадцать свидетелей, которые готовы поклясться, что уже тогда дело едва не дошло до тумаков. А утром ссора вспыхнула с новой силой.

— И один из этих свидетелей — Иштар Кабул, а остальные…

— Ты считаешь это загадочной историей, — сказал Блум. — Нет тут никакой загадки, Мэтью, и никаких незнакомцев, убегающих по побережью в клубящиеся туманы, никаких…

— Но ведь был же он!

— По словам Пэрриша. Он — единственный, кто видел загадочного человека в черном.

— Но Кабул-то был на вечеринке в черном.

— И одновременно в постели с одной дамой… — оборвал его Блум и добавил: — У него алиби, Мэтью. Это может подтвердить и прокурор штата, спроси у него. Кабул чист, поверь мне. Его дама поклялась всеми святыми, что они были вместе тогда, в семь часов утра.

— Значит, ты говоришь, дама?

— Дама… А ты что, никогда не слышал о бисексуалах?

— И зовут ее Кристи Хьюз?

Блум прищурился.

— Так ты уже знаешь? Тебе рассказал прокурор штата?

— Нет, он мне не рассказывал.

«Я БЫЛ В ПОСТЕЛИ С ДАМОЙ ПО ИМЕНИ КРИСТИ ХЬЮЗ».

Таково было первоначальное алиби, высказанное Кабулом Уоррену накануне вечером. Соврал, выходит, полиции и Уоррену тоже пытался соврать. Единственным отличием было то, что полиция была готова принять эту ложь, поскольку они уже получили своего убийцу. Уоррен же не был готов принимать на веру НИЧЕГО: ведь он-то трудился над тем, чтобы доказать, что Ральф Пэрриш не совершал убийства.

— Я думаю, у вас есть заявление от мисс Хьюз, — сказал Мэтью.

— Да, с клятвенной присягой.

— И получается, что Кабул чист, — сказал Мэтью.

— Разумеется. А здесь лежит педик, который вел роскошную жизнь на денежки брата. Этакий гомик-петушок, отнюдь не паинька. В прошлом сентябре он обвинил одного из своих любовников в организации драки на сборище гомиков, наш дорогой Джонатан Пэрриш.

— Расскажи-ка об этой драке, — попросил Мэтью.