Рэймонд Чандлер - Окно в вышине Страница 55

Луна сияла так ярко, что вполне можно было читать газету. Я подошел к дереву. Ни трупа, ни пистолета, конечно уже не было.

Я слышал, как стучит кровь у меня в висках, и чувствовал, как с каждым ударом пульса разламывается на куски голова. Я сунул руку под мышку — пистолет был на месте, хлопнул себя по заднему карману — да, здесь и бумажник. Достав его, я убедился, что все деньги целы.

Я повернулся и побрел к машине. Вернуться в отель, сделать два хороших глотка из бутылки и завалиться спать — был предел моих мечтаний. Нет, не совсем. Очень еще хотелось найти Чарли, ну да ладно, не все сразу. Сначала отдых — бедной сивке требовался отдых после крутой горки.

Пыльная дорога. Беседка. Хриплый голос поет: «Я никогда не буду больше смеяться». Только выехав на шоссе, я включил фары. Полицейский участок находился напротив пожарного депо. Небольшое здание, обшитое тесом.

Я остановился на другой стороне улицы и посмотрел в окно. За письменным столом во вращающемся кресле сидел человек в форме. Я открыл дверцу машины и хотел выйти, но потом передумал, и захлопнув дверцу, поехал дальше.

Ведь в моем бумажнике лежало сто долларов.

Я проехал мимо пекарни и свернул на дорогу, идущую по берегу озера. Мелькнули палатки бойскаутов. Между палаток висели электрические лампочки. За лагерем начиналась дорога с глубокими колеями, полными камней и грязи.

Ветви деревьев касались машины. Промелькнули две-три хижины, в окнах которых горел свет. Затем деревья остались позади, и дорога пошла круто вверх. Вскоре я увидел стоявший над обрывом дом. Над крышей торчали две трубы, освещенные окна смотрели на озеро. К нему прямо от крыльца вела широкая лестница. Дом был окружен каменным забором грубой кладки. Фары выхватили из темноты прибитую к дереву табличку, на которой было написано: Болдуин. Ну что ж, я приехал, куда мне надо.

Я вышел из машины и прошел к гаражу, двери которого были раскрыты настежь. Я вошел внутрь и потрогал выхлопную трубу стоявшего там седана. Она была холодная.

Я прошел через ворота и поднялся по каменным плиткам на ступеньки крыльца. Едва я ступил на них, как входная дверь открылась, и в ее проеме появился женский силуэт. Из дома вырвалась собачонка, и спустившись по ступенькам крыльца, бросилась мне на грудь. Потом спрыгнула на крыльцо и закрутилась у моих ног, радостно повизгивая.

— Поди сюда, Шайни! — позвала женщина. — Кому говорю! Одно наказание с этой собачонкой!

Собака послушалась и убежала в дом.

— Вы — миссис Лэйси? — спросил я. — А я Эванс, я звонил часа два назад.

— Да, я миссис Лэйси, — ответила она. — Муж все еще не вернулся, и я… — Может быть войдете в дом?

Она закрыла за мной дверь и провела меня в гостиную. Остановившись посреди нее, она как-то странно на меня посмотрела, и пожав плечами, села в плетеное кресло. Я сел в точно такое же кресло напротив. Собачонка вернулась, прыгнула ко мне на колени, лизнула меня в нос и потом спрыгнула на пол. У нее была шелковистая шерсть с серебристым отливом, длинная морда и длинный мохнатый хвост.

Комната была большой с окнами во всю стену, на окнах пыльные гардины. На полу ковры, у стены направо камин, два дивана, накрытые покрывалами из кретона, несколько плетеных кресел, над камином и на противоположной стене висят оленьи рога, очень красивые.

— Фреда все еще нет, — повторила она. — Не знаю, почему он задерживается.

Я ничего не сказал и только кивнул головой. Она была бледна, темные волосы слегка растрепаны. На ней была двубортная алая куртка с медными пуговицами, серые брюки из фланели, сандалии на босу ногу. Единственным украшением было ожерелье из дымчатого янтаря, да алая лента в черных волосах. Видимо, она считала, что перевалив за тридцать, женщине не надо гнаться за модой.

— Вы приехали к мужу по делу?

— Да. Я получил от него письмо. Он посоветовал мне остановиться в «Голове индейца» и затем уже позвонить ему.

— «Голова индейца», — сказала она таким тоном, как будто эти слова были наполнены каким-то особым смыслом, потом, задумавшись, наклонилась вперед и положила подбородок на подставленную руку. — А чем вы занимаетесь, мистер Эванс?

— Я — частный детектив.

— Так это… насчет тех денег? — тотчас спросила она.

Я конечно кивнул. Да и в самом деле, любое дело так или иначе всегда касалось денег. Ведь и сейчас меня интересовало, за что мне заплатили сто долларов.

— Понимаю, — сказала она. — Конечно. Вы не хотели бы что-нибудь выпить?

— С удовольствием.

Она прошла к небольшому бару и вернулась с двумя бокалами. Мы пригубили коктейль и посмотрели друг на друга.

— «Голова индейца», — еще раз повторила она. — Мы провели там двое суток, пока этот дом приводили в порядок. Ведь в нем никто не жил целых два года. Представляете, сколько тут накопилось грязи.

— Надо думать, — сказал я.

— Вы сказали, что муж написал вам? — Она опустила глаза. — Полагаю, он рассказал в письме эту историю.

Я достал пачку сигарет и предложил ей. Она сначала протянула руку, но потом, качнув головой, опустила руку на колени и сжала ее в кулак. Потом внимательно оглядела меня сверху донизу.

— Я не знаю всех подробностей, — начал я, — он намекал, что…

Она очень пристально посмотрела на меня, я также посмотрел ей прямо в глаза. Потом я отвел свой взгляд, поднес бокал к губам и дышал в него так долго, что запотели стенки.

— Мне кажется, нет смысла делать из этого тайну. Думаю, Фред не догадывается, как много я об этом деле знаю. Я, например, прочитала то письмо.

— Которое он послал мне?

— Нет. Другое, которое он получил из Лос-Анджлеса по поводу десятидолларовых купюр.

— Как вам это удалось?

Она невесело рассмеялась.

— Фред старается, чтобы я ничего не знала. Но разве от женщины что-нибудь скроешь? Когда он был в ванной, я вытащила письмо из кармана и прочитала.

Я отпил из бокала и кивнул головой. Я пока не знал, что из всего этого выйдет.

— А как вы догадались, что оно в кармане?

— Мы только что приехали из города. Он на почте получил это письмо. — Она рассмеялась на сей раз уже не так невесело, как раньше. — В конверте была десятидолларовая купюра и письмо. Я знала, что он посылал эту купюру своему другу из Лос-Анджелеса, специалисту в этом деле.

— Ну и что писал специалист?

Она чуть-чуть покраснела.

— А почему я должна вам все рассказывать? Я даже не знаю, правда ли, что вы детектив и что ваша фамилия действительно Эванс.

— Это легко исправить, — ответил я, и встав, вручил ей свое удостоверение.

Собачонка вновь вернулась в гостиную и начала обнюхивать отвороты моих брюк. Мне хотелось как-то ответить на эту любовь с первого взгляда и я потрепал ее за уши. Разумеется, она обслюнявила мне всю руку.

— В письме говорилось, что банкнота фальшивая, но выглядит как настоящая. Во всяком случае, бумага практически неотличима. Различия начинались в регистрации банкноты. Я не поняла, что это значит?

— Это значит, что банкнота была отпечатана не в типографии казначейства. Были ли еще какие-нибудь отличия?

— Да, были. В черном свете — не знаю, что это такое — было видно, что имеются отличия в краске. Но если не применять специальных приборов, никто бы из банковских работников не заметил никакого отличия.

Дело приобретало совершенно новый оборот.

— От кого ваш муж получил письмо?

— Под письмом стояла подпись Билл. Оно было написано на обыкновенной почтовой бумаге. Билл писал, что Фреди надо обязательно поставить об этом в известность ФБР: ведь, если эти деньги поступят в обращение, это только усугубит экономический кризис. Но конечно, Фред хотел сначала разобраться в этом деле сам. Вот почему он вероятно пригласил вас.

— Может быть совсем не за этим, — ответил я, потому что, в сущности, мне нечего было сказать. Тьма вокруг меня сгущалась, и я пока не видел из нее выхода.

Она кивнула головой, как будто я сказал что-то дельное.

— А чем ваш муж занимается?

— Играет в бридж или покер. В бридж — почти каждый вечер в клубе, а в покер — иногда ночью. Вы конечно понимаете, что ему нельзя расплачиваться такими деньгами. Ведь никто не поверит, что он сделал это не нарочно. Он также играет на скачках, но это-всего лишь причуда. Выиграв на скачках пятьсот долларов, он положил их мне в туфли — хотел сделать мне сюрприз. Было это как раз в «Голове индейца».

Я чувствовал себя паровым катком, в котором все растет и растет давление. Но все клапаны были наглухо закрыты, и единственное, что я мог себе позволить — это залпом допить то, что оставалось в бокале. Потом я стал встряхивать бокал и слушать, как звенели льдинки. Она подошла ко мне, взяла у меня бокал и налила в него следующую порцию коктейля. Я поблагодарил, сделал большой глоток и тут меня вдруг осенило.