Росс Макдональд - Дело Фергюсона Страница 7

Здание клуба расползлось примерно на акр — красная черепичная крыша, минимум четыре крыла и множество входов. Оно, подобно горам вдали и деревьям вокруг, казалось, стояло тут очень давно. Я и сам уже начинал чувствовать себя неотъемлемой частью окружающего. Нет, не членом клуба — ни в коем случае! — а диким созданием природы, обитающим в здешних местах.

На шоссе со стороны города появился автомобиль. Перед въездом на стоянку лучи его фар задвигались, как усики насекомого. Он остановился между каменными столбами ворот.

Из автомобиля вылез мужчина и торопливо направился ко мне.

— Поставь ее на место, приятель.

Он был низенький, широкоплечий, со скуластым лицом и грудью колесом, словно в детстве его слегка пристукнуло паровым молотом. Светлый костюм, галстук с солнцем в сиянии лучей, светлая шляпа и лента на ней под стать галстуку. Голос его напоминал сирену на маяке, а дыхание, которым он обдал меня, подойдя поближе, — атмосферу в задней комнате бара.

— Ты что, оглох?

Я почувствовал себя деклассированным бродягой, но ответил достаточно мягко:

— Я не сторож. Поставьте сами. Но он не стронулся с места.

— Так управляющий, э? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Хорошенькое у вас заведеньице. Я бы и сам не отказался от такого клуба: высший класс, богатая клиентура, тихое место. Сколько гребете в неделю?

— К управлению клубом я ни малейшего отношения не, имею.

— А-а! — По какой-то неясной причине он решил, что я член клуба и брезгаю им. — По этому «форду» обо мне не судите. Прокатная дрянь. А дома у меня гараж на четыре машины, и только «кадиллаки». Не хочу хвастать, но клуб ваш я могу купить за наличные — и деньги на бочку.

— Рад за вас, — ответил я. — Вы занимаетесь недвижимостью?

— Пожалуй, оно так и выходит. Солемен моя фамилия.

Он протянул мне руку. Я ее не взял. Она повисла в воздухе, как мертвая камбала. Его глаза под надвинутой на лоб шляпой влажно заблестели.

— Значит, руку дружбы пожать не желаете? — сказал он голосом, в котором угроза и сентиментальность мешались, точно асфальт с патокой. — А, ладно. Забудем. В Калифорнии я прежде не бывал, но сразу видно, что хваленым ее радушием здесь и не пахнет. Если хотите знать мое мнение, одно хамство, и ничего больше.

Он снял шляпу, и казалось, вот-вот в нее расплачется. Его густая курчавая шевелюра сразу бойко вздыбилась, прибавив ему роста несколько дюймов и изменив его внешность. Вопреки его нахальству в нем было что-то жалобное.

— А вы откуда, мистер Солемен?

Он ответил сразу, точно ждал моего вопроса:

— Из Майами. У меня там деловое предприятие. И не одно. А сюда я прилетел, чтобы, как говорится, соединить приятное с полезным и сэкономить на налоге. У вас в клубе состоит дамочка по имени Холли Мэй?

— Холли Мэй?

— Может, вы ее знаете как миссис Фергюсон. Как я понял, она выскочила за какого-то Фергюсона. После того, как мы с ней... подружились. — Он причмокнул на этом слове или от ассоциации, им порожденной. — Между нами, девочками, говоря, высокие блондинки — это моя слабость.

— Ах, так! — Мои запасы нейтральных ответов истощились. Как и мое терпение.

— Вы с ней знакомы?

— Собственно говоря, нет.

— А разве она не член клуба? В газете же так прямо и указано. В заметочке о том, что у нее шашни со здешним спасателем.

Он грозил вот-вот наступить на носки моих ботинок и дышал мне прямо в лицо. Я оттолкнул его, вернее слегка отодвинул. Последовало конвульсивное преображение, и он измученно затявкал:

— Держи свои лапы при себе! Вот прострелю тебе башку!

Его рука нырнула под пиджак и принялась дергать бесформенную опухоль под левой мышкой. И вдруг он окаменел. Застывшее лицо с оскаленным ртом превратилось в маску дьявола, вырезанную из бело-синего камня.

Я сказал внезапно осипшим голосом:

— Проваливай! Убирайся в свою подворотню! И, как ни странно, он послушался.

6

Упоение своей духовной силой мгновенно рассеялось, стоило мне поглядеть по сторонам. Из клуба к стоянке шли трое мужчин. Двоих из них я видел в проулке под окном Джерри Уинклера. Солемен явно обладает встроенным радаром для обнаружения полиции, подумал я.

Третий был в смокинге, который носил профессионально. Он проводил полицейских до машины и выразил сожаление, что оказался не в силах помочь им так, как хотел бы. Они уехали, а он пошел назад в клуб. Я перехватил его у дверей.

— Мое имя Уильям Гуннарсон, я адвокат. Дело одного из моих клиентов имеет касательство к служащему клуба. Вы ведь администратор?

Его блестящие печальные глаза оглядели меня. Он обладал тем нервным спокойствием, которое вырабатывается, когда приходится организовывать званые обеды и званые вечера для других, но насмешливый рот смягчал это впечатление.

— Пока еще да. Но завтра, возможно, буду уже подыскивать себе другое место. Идущие на смерть приветствуют себя. Опять Гейнс? Непотребный Гейнс?

— Боюсь, что да.

— Гейнс наш бывший служащий. На той неделе я его уволил. И только-только начал проникаться надеждой, что навсегда благополучно извлек его из своих печенок, и вот — пожалуйста.

— Но что произошло?

— Вероятно, вы знаете об этом больше меня. Его ведь подозревают в грабежах? Я только что беседовал с парой сыщиков, но они старательно ничего мне не говорили.

— Так не могли бы мы обменяться сведениями?

— Почему бы и нет? Моя фамилия Бидуэлл. А вы Гуннарсон, вы сказали?

— Билл Гуннарсон.

Его кабинет был обшит дубовыми панелями, устлан пушистым ковром, обставлен тяжелой темной мебелью. На подносе на углу письменного стола нетронутый бифштекс оброс коркой застывшего соуса. Мы сели за стол напротив друг друга. Я рассказал ему ровно столько, сколько, на мой взгляд, требовалось, а затем начал задавать вопросы:

— Вы не знаете, Гейнс уехал из города?

— Насколько я понял, да. Во всяком случае, это вытекает из слов блюстителей закона. Но при данных обстоятельствах иного было бы трудно ожидать.

— Потому что его разыскивают для допросов?

— В частности, и поэтому, — ответил он неопределенно, пожав плечами.

— Почему вы его уволили?

— Я предпочел бы этого не касаться. Тут замешаны другие люди. Скажем, что по настоянию одного из членов клуба, и на том кончим.

Кончать на том я не хотел.

— Есть ли какое-нибудь основание для слухов, что он довольно грубо приставал к даме?

Бидуэлл выпрямился в своем вращающемся кресле:

— Боже мой! Об этом уже в городе говорят?

— Я, во всяком случае, слышал.

Он провел по губам кончиками пальцем. Настольная лампа освещала только нижнюю часть его лица, и глаз я не видел.

— Ну, это не совсем так. Он просто проявлял излишний интерес к супруге одного из членов клуба. Был к ней очень внимателен, а она, возможно, слегка этим злоупотребляла. Во всяком случае, супруг узнал, и ему это не понравилось. Ну, и я уволил Гейнса. Слава Богу, еще до полицейского расследования! — добавил он.

— А по поведению Гейнса можно было заключить, что он использует свое положение здесь для преступных целей? Например, намечает подходящую жертву для ограбления?

— Полиция меня об этом спрашивала. И я должен был ответить «нет». Но они напомнили, что за последние полгода двоих наших членов ограбили. Последними были Хэмшайры.

Бидуэлл следил за своим голосом, но внутренне был перенапряжен: на кончике его носа образовалась капля пота, отяжелела, засверкала и упала, расплывшись темным кровавым пятном на красной промокательной бумаге.

— А каким образом вы вообще взяли Гейнса?

— Позволил себя провести. Я горжусь своим умением разбираться в людях, но Ларри Гейнс меня провел. Видите ли, говорил он очень хорошо, а к тому же прислал его колледж. Мы почти всегда нанимаем спасателей по рекомендации здешнего колледжа. Возможно, Гейнс именно поэтому и записался туда.

— Он что, записан в колледж?

— Так мне сказали. По-видимому, через несколько недель, если не дней, он перестал посещать занятия. Но мыто продолжали считать его студентом. Для такой роли он, пожалуй, уже недостаточно юн, но, с другой стороны, в наши дни это вовсе не редкость.

— Да, конечно, — сказал я. — Колледж и юридический факультет я окончил после Кореи.

— Неужели? Самому мне даже поступить в колледж не удалось. Наверное, потому-то я и питаю определенную симпатию к молодым людям, которые стараются получить образование. Гейнс сыграл на моем сочувствии, и не только на моем. Среди членов клуба многие были растроганы его академическими устремлениями. Он обладал определенным обаянием. Пожалуй, немного сальным, но действенным.

— Вы не могли бы описать его?

— А нужно ли? Полиция просила меня поискать его фотографии. Гейнс обожал фотографироваться. И сам много снимал.

Бидуэлл достал из ящика стола пять-шесть глянцевых снимков и протянул их мне. Почти на всех них Гейнс был запечатлен в плавках. Узкие бедра, широкие плечи, актерский наигрыш в позе — старающееся сойти за уверенность в себе самодовольство, которое меня всегда настораживает. По-военному остриженная голова была красива, но в темных глазах пряталось тупое упрямство, а губы говорили об избалованности. Вопреки наготе, загару, лепной мускулатуре, он, казалось, терпеть не мог солнца. На вид я дал ему лет двадцать пять — двадцать шесть.