Золото Карамкена - Юрий Николаевич Мильчинский Страница 70

– Юра, я ненамного старше и в звании недалеко ушёл. Поэтому есть предложение: давай на «ты»? Считаю, что это будет правильно.

– С превеликим удовольствием, Сан Саныч! – рассмеялся Орлинский. – Тогда, может, по пятьдесят? Ты же не за рулём? С водителем?

– Так точно, не за рулём! Давай, Юра, по маленькой! За дружбу!

Орлинский быстренько достал из холодильника лимон, нарезанный дольками, в блюдце под хохлому, а из офисного шкафа появилась наполовину полная бутылка хорошего коньяка и два гранёных стакана. Друзья, звякнув ими, выпили стоя за настоящую мужскую дружбу. Всё-таки она есть – настоящая и бескорыстная, и в детстве, и сейчас, когда виски мужиков стали покрываться налётом благородного серебра.

Потом, уже дома поздно вечером, Юра вспомнил кое-что из своего детства.

В середине первого Юриного учебного года, когда мальчиков и девочек уже определили в октябрята и разделили по пятёркам-звездочкам, подъёмы ранним морозным утром и походы в сумерках в школу начали тихо и уверенно надоедать.

После уроков детвора каталась с горок на пакетах из под динамита. Взрывчатка при поисках золота – дело необходимое. Так что упаковки было много и она пользовалась зимой большим спросом у ребят.

Однажды в первом классе, во время длинной перемены, когда кушаются положенные в ранцы заботливыми мамами яблоки и бутерброды, а пацаны проверяют лётные качества самолётиков, сделанных во время уроков, Орлинский, запрыгнул на парту и радостно крикнул: «Ленин – брат Гитлера!» Детишки по-прежнему жевали, галдели, в общем, продолжали радоваться перемене. Тогда Юра, всё же пытаясь донести мысль до одноклашек, повторил и добавил: «Ленин – брат Гитлера, Ленин вождь и Гитлер вождь, значит, они братья!» Логика его была железной, как в фильмах про индейцев с перьями на головах. Ведь он лично видел и слышал, как Гойко Митич, главный индеец Советского Союза, говорил бледнолицему полковнику: «Ты вождь и я вождь, значит, мы братья!»

Ребята и девчата наконец обратили внимание на оратора. А в дверях стояла Зинаида Ивановна, и по её доброму и побледневшему лицу было видно, что она всё слышала. Орлинский смутился из-за того, что залез в ботинках на парту, и с виноватым видом спрыгнул на пол.

Прозвенел звонок. Все засуетились и скоренько направились по своим местам. Всё было как всегда, начинался третий урок – чтение. Когда краснощёкие и растрёпанные первоклашки стихли, положив буквари перед собой, учительница попросила Юру стать в угол рядом с входной дверью. Он вышел из-за второй парты, сделал три маленьких шага, оказался лицом к лицу с углом абсолютно синего цвета и подумал, что это наказание за прыжки на парту. «Что ж, виноват», – согласился Юра. Минуту он был в напряжении, а когда начался урок, уставился на одну из пупырышек на стене и как-то сразу выровнял дыхание и расслабился. Эта пупырышка почему-то завладела его вниманием и даже сознанием, которое умещалось в голове с чубчиком, уложенным на правую сторону.

В углу стоялось легко. «Сынок, дальше Магадана ссылать некуда» – внезапно раздался голос отца из синего угла. – «Проси прошения у Зинаиды Ивановны и садись за парту». – «Индейцы?» – спросил из синей пупырышки любимый дед.

Орлинскому стало очень интересно и даже вначале немного не по себе. Голоса принадлежали его близким и любимым людям…

Юра закрыл глаза. Тут же появилось озеро-болотце с огромными воронёными жуками-плавунцами, которые закусывали прямо в движении коричневыми личинками стрекоз. По небесной поверхности водицы носились, как самолёты, равнобедренные водомерки, оставляя за собой след на поверхности. Некусачие комары дзинькали над снежными лилиями, а могучие зеленобокие жабы вовсю пели свои нехитрые куплеты, раздуваясь от удовольствия, стараясь подпеть комарам. Большущие бабочки, красивые, как радуга, планировали и благодаря солнышку печатали тень на гладкой воде. А вокруг никого! Только тишина! Красивое озеро и покой, который был знаком Орлинскому ещё до его рождения. На Юру двигался тёплый вечерний туман – заманчивый, лёгкий. И тут плавно и неожиданно качнулся фигурный школьный колокольчик, обрадовав всех сидевших за партами тружеников своим звоном. Закончился на сегодня последний урок. Угол, в котором находился Юра, стал самым обычным, как будто ничего и не было.

Потом, когда всё ученики разошлись, состоялся тихий и осторожный разговор с учительницей. Орлинский хлопал ресницами и невиновато смотрел правдивыми голубыми глазами на любимую учительницу. А в это время под окнами школы, оставляя уверенные следы на снегу, опустив задумчиво голову в серой шапке-ушанке, бродил верный друг юного диссидента Борька Богословский. Он, живший неподалёку, был лучшим другом и «однопартийцем» Юры, потому что сидел с ним за одной партой. Они вместе гуляли, ходили друг к другу в гости и мечтали, как сбегут из дома, построят звездолёт и, взяв с собой верных друзей, покинут навсегда планету Земля. Про родителей, которые будут горевать, смельчаки даже не думали. Родители юных «астронавтов» тоже дружили, вместе отмечали праздники, ходили на митинги и демонстрации, устраивали веселые праздники себе и детям. Возраст родителей Борьки и Юрки на четверых был чуть больше ста лет, они были молоды и по-настоящему дружны.

Борька уже сообразил, что катание с горки отменяется, как и спор о том, что Орлинский, поцелует в щёчку Виолетту, красавицу-одноклассницу с длинной косой и тихим красивым голосом. Борька дождался Юру. Настоящий друг дождётся всегда!

Под толстенными, резными и непохожими друг на друга парящими снежинками друзья пошли домой. В своем дневнике Юра нёс кровавую запись, которая приглашала его отца в школу к директору. Но это его не расстраивало, потому что в школу папу вызвали не из-за того, что он запрыгнул на парту и этим огорчил учительницу. Просто нельзя приличному октябрёнку и будущему пионеру высказываться о возможных должностных и родственных совпадениях больших руководителей прошлого. Особенно вождей, будь то индейцы или разные бледнолицые. Объяснение с отцом его не пугало. Его отец, добрый и бородатый, всегда понимал сына. А вот мама могла наругать и лишить вечерних прогулок.

Юра не то чтобы понимал, но чувствовал, что сегодня в школе произошло что-то необычное и интересное. Серьёзный разговор с родителями получился даже весёлым. Папа и мама были согласны с сыном, что вожди могут быть и братьями, но договорились, что об этом – никому ни слова. А в школе отец поговорил и с Зинаидой Ивановной, и с директором, и даже с каким-то дядькой, которого родители дома между собой шёпотом называли «кэгэбэшник».

В общем, в тот яркий учебный день из школьного угла первоклассник Орлинский