Антон Ульрих - Гурман. Воспитание вкуса Страница 11

Из-за трактира вышел Одноглазый Валет, ведя перед собой маленького Антуана. Одна рука бывшего контрабандиста лежала на плече Антуана, а другой он прижимал кривой корсиканский нож к худенькой детской шейке.

– Одно движение, ваше сиятельство, и мальчишке конец, – сказал он, дрожа от волнения.

Антуан чувствовал, как человека, захватившего его в плен, охватывает страх и отчаяние. Тот возвышался над ним, стараясь загородить себя от предполагаемого смельчака, решившегося стрелять по нему из ружья или пистолета. На Антуана упала капля пота, которым покрылся Одноглазый Валет от взгляда де Ланжа. Капля попала на щеку, скатилась по лицу мальчика и повисла на подбородке, покачиваясь в такт шагов захватчика и его жертвы. От капли чужого пота по телу Антуана прокатилась волна испуга Одноглазого. Мальчик глубоко вздохнул, шестым чувством понимая, что бывший контрабандист еле сдерживает себя, чтобы не упасть к ногам отца, моля о пощаде, и сам успокоился, так как в первую минуту, когда Одноглазый захватил его за трактиром, он немного испугался. Вместе с успокоением к Антуану пришла уверенность.

– Ваше сиятельство, отпустите моего племянника, – продолжал между тем Одноглазый Валет, неторопливо продвигаясь к освещенному кругу. – Тогда я отпущу вашего сына. Отпустите Жака, – чуть не слезно попросил он.

– Пошел вон! – не отрывая взгляд от захватчика, приказал Жаку маркиз.

Жак огляделся и бросился бежать в темноту дубовой рощицы. Одноглазый Валет проводил племянника взглядом и вновь с тревогой уставился на маркиза. Бывший контрабандист понимал, что, как только он выпустит Антуана, де Ланж сразу же начнет на него настоящую охоту. Поэтому Одноглазый начал осторожно отступать в рощу, ослабив хватку, чтобы пленник мог двигаться следом за ним. Воспользовавшись этим, Антуан тут же вцепился зубами в тыльную сторону его ладони, держащую нож. Все произошло в одно мгновение. Одноглазый взвыл от невыносимой боли, выронил нож и оттолкнул от себя мальчика. С силой мотнув головой, Антуан вырвал из руки своего обидчика огромный лоскут мяса и бросился бежать к отцу. Обхватив одной рукой другую и стараясь остановить кровь, Одноглазый Валет закричал нечеловеческим голосом. Видимо, Антуан порвал ему нерв. Де Ланж бросился к сыну, а бывший контрабандист исчез за углом трактира.

Одноглазого искали до самого утра. Маркиз лично возглавил охоту, объявив молодчикам из отряда Мясника награду в золотой луидор за поимку захватчика сына или его племянника Жака. Но контрабандистов и след простыл.

Вернувшись в трактир, де Ланж дал волю злости и жажде мести, до вечера пытая пленных. Антуан присутствовал во время пыток плененных контрабандистов, которые проходили в большом зале трактира на первом этаже, словно специально приспособленного для этого дела. Маркиз удобно устроился в дубовом кресле хозяина трактира, рядом ярко горел огромный камин, на решетке которого лежали раскаленные кочерги. Посреди зала в ряд стояли дубовые обеденные столы, на широких столешницах которых лежали пленные. Руки и ноги их были прибиты толстыми гвоздями к столешницам.

Антуан устроился на скамеечке в углу, около лестницы на второй этаж. Изредка по лестнице спускались молодчики, вынося завернутые в тряпицы ценные вещи трактирщика, который лежал на столешнице среди остальных пленных. Молодчики тихо спрашивали у Мясника, заправлявшего у камина пыточными инструментами, куда сложить награбленное. Люка кивал на входную дверь, около которой стояла уже наполненная тюками доверху трактирная повозка. Искоса поглядывая на обезумевших от боли распятых пленных, молодчики молча выходили во двор. Многие из них тайно крестились от увиденного. Де Ланж в тот день был неимоверно жесток, поражая даже бывалого Мясника. Он срезал кожу с несчастных и обильно посыпал раны солью, он прижигал раскаленным железом гениталии, вытягивал жилы и разрезал сухожилия, он выкалывал глаза и заливал в рот крутой кипяток. Казалось, природа добра оставила его душу, уступив место адскому желанию причинять боль.

Люка в широком переднике, найденном им на кухне, обошел столы с пленными и остановился около трактирщика. Ухмыляясь, он посмотрел на своего господина, ожидая разрешения. Маркиз молча кивнул головой. Мясник помахал перед лицом трактирщика длинной пилой, принесенной им из дровяного сарая, которой помощник трактирщика каждое утро пилил там дрова. Глаза трактирщика расширились от ужаса, и он беззвучно раскрыл окровавленный рот с выбитыми зубами. В этот момент трактирщик напомнил Антуану, внимательно наблюдавшему за экзекуцией, только что пойманную рыбу, увидевшую разделочный нож. Зло ухмыляясь, Люка закивал головой, словно давая понять пленному, что его самые жуткие предположения – правда, и начал деловито отпиливать трактирщику ступню.

Когда все пленные были либо убиты, либо умерли от ужасных мучений, де Ланж приказал молодчиками поджечь трактир, а затем отряд направился в замок. У всех было подавленное настроение, молодчики со скрытым испугом поглядывали на ехавших впереди Мясника и маркиза с юным Антуаном. Их не радовала даже богатая добыча, захваченная в трактире.

Мальчик, открывший предыдущей ночью в себе способность чувствовать чужой страх, ощущал сейчас за спиной испуганные взгляды мытарей.

– Молодец, Антуан, – тихо сказал ему отец и погладил по золотистым волосам. – Ты храбро вел себя прошлой ночью.

В ходе дальнейшего разбирательства маркиз обнаружил серьезную недостачу у Одноглазого, торговавшего контрабандной солью. Видимо убоявшись дальнейшей проверки записей в книгах продаж, начатой де Ланжем, бывший контрабандист вызвал своих дружков-корсиканцев и устроил отряду Мясника ловушку, решив тем самым избежать наказания. Интендант провинции Бордо конечно же по возвращении объявил Марата Бенона, Одноглазого Валета, в розыск, но его так и не удалось найти и наказать. Ходили упорные слухи, что Одноглазый уехал в Северные американские колонии, прихватив с собой неплохой капиталец, нажитый на соляной контрабанде, а также племянника, оставшегося сиротой.

Де Ланж больше ни разу не брал Антуана с собой в подобные поездки, и ни он, ни Антуан не рассказали Летиции о том, что произошло той ночью с сыном, и уж тем более о том, что отец сделал после. Мать чувствовала, что с Антуаном что-то случилось во время похода, но как умная женщина предпочла ни о чем не расспрашивать.

Антуан же, приехав в замок, долго анализировал новый вкус, который он ощутил во время ночного боя. Он много гулял в одиночестве по виноградникам, вспоминая дивный вкус свежей плоти и горячей крови, только что текшей по телу человека. Откусив кусочек Одноглазого Валета, Антуан смог представить себе бесконечное разнообразие вкусовых оттенков всего его тела: мягкого филейного мясца, жестких голеней и сочного бедра. Мальчика удивил вкус человеческой плоти, сладковатый, с легкой горчинкой. Горчинку, как позже установил Антуан, человечине придавала быстро свертывавшаяся кровь.

Вскоре после этих событий юному потомку Мортиньяков и Медичи исполнилось десять лет. В день своего десятилетия Антуан получил подарок из Рима. Прадедушка прислал ему прекрасный кинжал. Клинок был изготовлен византийским мастером XIII века Корнальдо Лорто. Мастер перенял традицию дамасских мастеров. Сначала железо накалялось, затем медленно остывало, затем мастер снова накалял его в горниле. После того как сам клинок был готов, подмастерье садился на коня и во весь опор скакал с вытянутым в руке клинком по кругу, как говорили в те времена, до первой пены. Как только с коня начала идти от усталости пена, подмастерье останавливал его и возвращал клинок мастеру. Теперь кинжалу требовалась длительная заточка. Рукоять кинжала изготовили лучшие византийские мастера. Она состояла из цельного куска слоновой кости с резьбой искусной работы. Такую рукоять было удобно держать в руке, она не скользила, когда ладонь потела. Антуан с увлечением рассматривал вырезанные на кости фигурки дерущихся гладиаторов, о которых он читал в книге, привезенной матерью с флорентийской библиотекой. Один из изображенных гладиаторов в легком шлеме и доспехах ловким выпадом вспарывал коротким мечом живот другому гладиатору, совершенно голому, а тот, в свою очередь, вонзал ему в открывшуюся над щитом шею трезубец.

«Они оба должны умереть», – подумал Антуан, разглядывая изображение.

Под гладиаторами вилась красиво вырезанная лента с буквами «S.c». Антуан нашел среди книг в библиотеке старый фолиант, в котором набор букв переводился как старый латинский девиз «Sum cuique», что означало «Каждому свое».

К подарку прилагалось письмо. В нем четким почерком старый Медичи писал правнуку:

«Маленький Антонио, приветствую тебя. Посылаю тебе на твое десятилетие подарок. Надеюсь, ты оценишь этот клинок, сделанный самыми лучшими мастерами, и сумеешь применить его в деле, достойном истинного Медичи, коим, как я убедился, ты являешься. Надеюсь также, что ты тщательно изучаешь библиотеку, кою твоя мать, милая моему сердцу Летиция, перевезла, и упражняешься в игре в шахматы.