Джеймс Паттерсон - Джек и Джилл Страница 21

– Скажите, пожалуйста, имеет ли сегодняшнее преступление какое-то отношение к убийству на прошлой неделе? Вам удалось поймать настоящего убийцу? – Инес засыпала меня вопросами, словно открыла скоростной огонь. Мне нравилась эта бойкая корреспондентка: всегда честная, всегда находчивая и довольно-таки умная. – Как вы считаете, мы имеем дело с серийным убийцей?

Я не стал комментировать того, что случилось, а тем более высказывать собственные предположения, никому из репортеров и Инес в том числе. Я даже не посмотрел в их сторону. Сейчас мою грудь пронзала острая боль, которая никак не хотела стихать.

Имеем ли мы дело с серийным убийцей? Я не знаю. Инес. Думаю, что это не исключено. Молю Бога, чтобы я ошибался. Был ли Эммануэл Перес невиновен? Не думаю, Инес, и прошу, Господа, чтобы я оказался прав.

Мог ли совершить эти два убийства Гэри Сонеджи? Надеюсь, что нет. Я очень рассчитываю на это. Инес.

Мне придется долго молиться этим холодным унылым утром.

Начало декабря выдалось на редкость ненастным и снежным. Снега выпало столько, что кто-то из радиокомментаторов даже заметил, что, мол, не наступил ли случайно год выборов?

Я пробрался через толпу к телу мертвого ребенка, которое, словно сломанная кукла, лежало на прихваченной морозом траве. Полицейский фотограф уже занимался своей работой возле трупа. У убитого мальчика была такая же короткая стрижка, как и у моего сына. Деймон называет такую прическу «в стиле лысоида».

Конечно, я знал, что это не он, однако эффект оказался потрясающим. Меня как будто со всей силы пнули в живот. От открывшегося мне зрелища перехватывало дыхание, и я мог только хрипло сипеть. Однако, впечатление от жестокости нельзя смягчить слезами. Этот урок я усвоил давно и хорошо.

Я опустился на колени возле тела: казалось, мальчик спит и ему снится кошмар. Кто-то закрыл его глаза, и сначала у меня мелькнула мысль, уж не убийца ли это сделал. Но я тут же отбросил ее. Скорее всего, об этом позаботился какой-нибудь добрый самаритянин из числа собравшихся или же не совсем умный, но жалостливый полицейский. На мальчике были мешковатые поношенные штаны с дырками на коленях и старые растоптанные кроссовки «Найк». Правая сторона его головы превратилась в кровавое месиво, точно так же, как и у Шанел Грин. На уцелевшей половине лица можно было разглядеть крупные поры и застывшие следы слез. Вокруг его головы расплылась большая ярко-красная лужа.

«Маньяку нравится разрушать красоту, – подумал я, и мой мозг тут же отозвался догадкой: – Может быть, преступник сам урод? Какого сорта это уродство: моральное или физическое? А возможно, и то и другое?»

Почему он так ненавидит маленьких детей? Отчего убивает их рядом со школой Соджорнер Трут?

Я приподнял веко ребенка, и его застывший глаз уставился на меня. Не знаю, зачем я так поступил, но мне надо было это увидеть.

Глава 25

– Доктор Кросс… Доктор Кросс… Я знаю этого мальчика, – раздался совсем рядом чей-то дрожащий голос. – Он из младших классов. Его звали Вернон Уитли.

Я поднял глаза и тут же увидел миссис Джонсон, директора школы, в которую ходит Деймон. Она не плакала, она старалась держаться как можно тверже, пряча свои эмоции где-то глубоко внутри.

Она будет покруче тебя, папочка. Мне почему-то сразу вспомнились слова сына. Наверное, он был прав. Школьный директор не может позволить себе плакать.

Рядом с миссис Джонсон стояла знакомая мне медэксперт, Джанин Престегард. С виду эта белая женщина казалась ровесницей директора: им было немногим больше тридцати. Сейчас они обе возобновили беседу, видимо, стараясь утешить друг друга.

Почему же преступник выбрал именно школу Соджорнер Трут? Почему? Ту самую школу, которую посещает Деймон? Сначала Шанел Грин, теперь Вернон Уитли. Что могла знать миссис Джонсон, если, конечно, она вообще знала хоть что-то. Верила ли она в то, что сможет как-то помочь расследованию? Ведь она хорошо помнила и Шанел, и этого мальчика.

Медэксперт в это время делала все нужные приготовления, чтобы обеспечить своевременную аутопсию для выявления причины смерти. Она была явно ошеломлена тем насилием, которому подвергся ребенок. Впрочем, аутопсия маленького мальчика сама по себе – дело крайне неприятное.

Неподалеку я заметил двух полицейских из местного участка. Они терпеливо ждали своей очереди. Точно также, как и бригада работников морга. Сейчас все вели себя тихо, погрузившись в печаль. Нет на свете ничего хуже, чем убийство ребенка. Во всяком случае, мне не доводилось видеть более ужасающей картины, а память у меня хорошая. Сэмпсон всегда намекает, что я слишком чувствителен, чтобы заниматься расследованием убийств. И действительно, я согласен с тем, что детектив не должен быть излишне сентиментальным и гуманным.

Я выпрямился во весь свой рост, и оказалось, что я выше миссис Джонсон всего на пару дюймов.

– Как мне помнится, это уже второе место преступления, где вы присутствуете, – обратился я к директору. – Видимо, живете недалеко?

Она покачала головой, глядя прямо на меня. Глаза у нее были большие, круглые, и в них читалось напряжение. Миссис Джонсон не отвела взгляд:

– Я знаю очень многих людей в этом районе. Кто-то позвонил мне домой, посчитав, что я должна знать о случившемся. Я выросла здесь, недалеко от Восточного рынка. Это дело рук того же самого убийцы, не так ли?

Я не стал отвечать, а вместо этого просто сказал:

– Мне придется поговорить с вами об убийствах чуть позже. Возможно, мне предстоит побеседовать и с детьми из вашей школы. Но это уж в случае крайней необходимости. Им и так сейчас не сладко. Спасибо за ваше участие. Мне очень жаль Вернона Уитли.

Миссис Джонсон молча кивнула, продолжая сверлить меня взглядом. «Кто же, на самом деле, ты такой? – словно вопрошала она. – Ты ведь тоже присутствовал на месте первого убийства».

– Как вы можете заниматься подобной работой? – неожиданно выпалила она.

Вопрос оказался столь внезапным, что я даже вздрогнул. Конечно, он должен был прозвучать несколько бестактно, но мне почему-то этого не показалось. Так уж случилось, что мне частенько приходится выслушать нечто подобное. Как же ты работаешь, Алекс? Почему именно тебе выпало стать победителем драконов? Кто ты есть на самом деле? Кем ты стал?

– Сам не знаю, – ответил я, и это было чистой правдой.

Почему это я вдруг признался ей в своей слабости? Я редко демонстрирую это перед кем-либо, даже перед своим другом Сэмпсоном. Очевидно, все дело заключалось в ее глазах. Они словно требовали правды.

Я отвел взгляд и отвернулся, чтобы сосредоточиться и вновь заняться своими записями. Голова моя гудела от множества возникающих вопросов. Вопросов плохих, ужасных мыслей и еще худших чувств, которые вызвало во мне это убийство. Теперь уже два.

«В чем причина его ненависти к детям? – продолжал я терзать сам себя. – Кто может так сильно ненавидеть детей?» Может быть, с ним самим в детстве плохо обращались? Это мог бы быть мужчина лет двадцати с небольшим: уж слишком он неосторожен и неопытен.

Я знал, что мы обязательно его схватим, но не знал, насколько скоро это произойдет.

Глава 26

Я ждал, когда ко мне в отделе примут дисциплинарные меры, и над моей головой занесут топор. Поначалу ничего вроде бы не происходило, но Питтман наверняка держал нож за пазухой и просто играл со мной в «кошки-мышки».

Возможно, высшее начальство не разрешило ему действовать… по причине важности дела Джека и Джилл. Скорее всего, его пассивность объяснялась именно этим. Наверное, они почувствовали, что я им нужен, что никто, кроме меня, не сумеет выследить убийц.

Пока я ждал казни и находился в преддверии ада, я, тем не менее, продолжал усердно работать. Многие часы я провел над документами из отдела по поведенческим отклонениям, изучал их и прикидывал, не может ли кто-нибудь из описанных личностей быть связанным с убийствами детей. Я проверял данные не только на потенциальных преступников из Вашингтона, но и из других городов тоже. Затем ту же самую бумажную работу мне пришлось проделать и касательно Джека и Джилл. Если хочешь понять преступника, внимательно отнесись к его поступкам. Джек и Джилл отличались высокой организованностью. Убийца детей же, напротив, был крайне небрежен. В итоге получалось, что эти оба дела являли собой две противоположности.

Мне по-прежнему казалось, что я не в состоянии расследовать два таких непохожих случая одновременно. Поэтому я пришел к выводу, что мне придется пойти на некоторую хитрость в собственном отделе, чтобы работа пошла на лад.

Уже ближе к вечеру я стал обзванивать своих знакомых и тех офицеров, которые были мне многим обязаны и могли помочь в любую минуту. В конце концов, я ничего не терял.

Тем же вечером, но позднее, четверо детективов по расследованию убийств из первого участка собрались на парковочной площадке позади школы Соджорнер Трут. Каждый из них отличался неуемным темпераментом и способностью докапываться до истины при любых обстоятельствах. По моему мнению, это были не просто отличные ребята, но и самые лучшие полицейские во всем Вашингтоне.