Дэн Уэллс - Я - не серийный убийца Страница 25

Мистер Кроули каждое утро вставал около половины седьмого. Будильником он не пользовался — просыпался сам. Десятилетия работы на одном и том же месте сделали свое дело — это стало его второй натурой, и даже теперь, много лет спустя после ухода на пенсию, он ничего не мог поделать со старой привычкой. Я знал это, потому что несколько дней наблюдал за ним из своего окна по другую сторону улицы, видел, когда и какие лампы включаются, а когда нашел удобное место для наблюдения, то украдкой подобрался к его дому и уселся у окна на четвереньках. Обычно сделать это было невозможно — меня бы выдали следы на снегу, но дорожки на участке мистера Кроули были идеально вычищены. Я мог приходить и уходить, когда мне вздумается.

В шесть тридцать утра мистер Кроули проснулся и выругался. Это напоминало работу часов: он был старой грубой кукушкой, по которой хоть будильник выставляй. Насколько мне известно, ругался он только по утрам. Наверное, это помогало ему встряхнуться и начать день свежим, выбросив из головы ночные мысли. Его спальня находилась в правой задней части дома, и после утреннего проклятия он в темноте шел в ванную, где, как я думаю, умывался. Зажигался свет, журчала вода в унитазе, он принимал душ, от которого запотевало окно. К семи он уже был одет и выходил в кухню.

Что он ел на завтрак, я определял в основном по запаху — над плитой у него была вытяжка, и, если работал встроенный вентилятор, запахи облаком выходили на улицу. Начиналось все с безвкусного тепла кипящей воды, потом появлялся слабый аромат кофе, а в конце — насыщенный запах пшенки и кленового сиропа, отчего во мне каждый раз просыпался голод. С моего места у кухонного окна я мог пробраться на узкий карниз фундамента, невидимый с улицы, и заглядывал сквозь щелку в занавеске — наблюдал за его рукой во время еды. Она медленно и ритмично двигалась вверх и вниз, поднося ложку ко рту, а потом опуская ее, пока он жевал. Я мог пролезть и дальше, если бы захотел, мог увидеть и больше, но при этом рисковал быть обнаруженным. Меня устраивало то, что я остаюсь в безопасности, а то, что не видели глаза, восполняло воображение. Закончив есть, он отодвигал стул, делал шесть шагов к раковине и полоскал тарелку под струей воды — по звуку это напоминало шум помех в радиоприемнике. В это время обычно просыпалась Кей. Она появлялась на кухне, и он удостаивал ее утреннего поцелуя.

Я целую неделю следил за ним таким образом, один раз даже школу пропустил, чтобы узнать, чем он занимается днем. Я искал, но никак не мог найти в его поведении страха. Если бы мне удалось выяснить, чего он боится — если только он чего-то боялся, — я бы воспользовался этим, чтобы остановить его. Я знал, что в рукопашной схватке с ним я обречен, победить этого демона я мог, только перехитрив его, загнав в невыгодное положение и раздавив, как клопа. В отношении большинства серийных убийц это было нетрудно, потому что они нападали на людей более слабых, чем они сами. Я же собирался вступить в противоборство с существом гораздо более сильным и понимал, что он ни в коем разе не будет меня бояться. Так что нужно было найти что-то, что могло бы его испугать. А выяснив, что это, я пугну его и посмотрю, какая будет реакция. Если сильная, возможно, мне удастся его обхитрить и он совершит ошибку, а у меня будет славный почин.

Мне не удавалось найти хоть какие-то признаки страха в его поведении, поэтому я решил вернуться к основам — к психологическому портрету, который начал составлять, когда у меня только появились подозрения, что в городе действует серийный убийца. Вечером я достал блокнот и прочел свои записи.

«Он подходит к жертве и нападает на нее с близкого расстояния».

Прежде я думал, что это добавляло важный штрих к психологическому портрету и объясняло его мотивацию, но теперь понял, что это не так: он делал так потому, что нуждался в новых органах, а нападал с близкого расстояния по той причине, что его когти демона были наилучшим оружием, какое у него имелось.

Следующий пункт был как раз тем, что я и искал.

«Он не хочет, чтобы кто-то узнал, кто он такой».

Макс заставил меня записать это, хотя мне казалось, что тут и писать нечего — и так все понятно. Но беда в том, что это было настолько очевидно, что я толком не рассматривал этот пункт. Вот что пугало его по-настоящему: он не хотел, чтобы кто-то узнал, кто он такой. Я улыбнулся самому себе.

«Не оборотень, Макс, но очень близко».

Мистер Кроули был демоном и не хотел, чтобы кто-нибудь знал об этом. Даже обычный убийца не хочет, чтобы кто-то знал его тайны. Раскрытие его тайны — именно по этому пункту я и мог начать оказывать на него давление. Вот чего боялся мистер Кроули. Пришло время отправить ему письмо.

Написать письмо оказалось труднее, чем я предполагал. Как и со звонком в «911», я не хотел, чтобы меня вычислили по этому письму. По понятным причинам я не мог писать своим почерком, поэтому мне был нужен компьютер, чтобы распечатать текст. Но и тут были свои «но» — я читал об одном убийстве, при расследовании которого прибегли к помощи эксперта и тот установил, на какой пишущей машинке было напечатано подложное письмо якобы самоубийцы, и, насколько мне было известно, точно так же можно было идентифицировать принтер. Лучше перестраховаться, а это означало, что пользоваться домашним принтером не следовало. Можно воспользоваться школьным, но для этого требовалось залогиниться, то есть оставить электронный след и, вероятно, быть обнаруженным. Я решил воспользоваться принтером в библиотеке в самое горячее время дня, когда никто не обратит внимания на пятнадцатилетнего школьника. Я мог проскользнуть внутрь, напечатать, что мне надо, и уйти, не наследив. Поскольку погода по-прежнему стояла морозная, я даже мог сделать все это в перчатках, не вызвав подозрений и не оставив отпечатков. Я спрятал письмо среди какого-то бессмысленного текста на тот случай, если кто-то первым подойдет к принтеру и прочтет, что я распечатал. Вернувшись домой, я вырезал нужную фразу и наклеил на чистый лист.

Мое первое письмо было простое.

Я ЗНАЮ, КТО ТЫ

Доставить его было не легче, чем написать. Нужно было, чтобы его не нашла Кей, потому что она могла тут же пойти в полицию или как минимум сообщить о письме кому-нибудь из соседей. Так поступил бы любой нормальный человек. А вот мистер Кроули наверняка никому не стал бы показывать письмо — ему незачем обнародовать то, что может навлечь на него подозрения. Если бы он отнес письмо в полицию, они бы пожелали узнать о мистере Кроули побольше: нет ли у него врагов, чем он занимался прежде, не сделал ли чего такого, что могло бы вызвать у кого-то желание отомстить. Меньше всего ему было нужно, чтобы полиция задавала эти вопросы, я уж не говорю о том, что ответы были бы для него как острый нож. Он никому бы не рассказал о письме, но только в том случае, если бы, кроме него, никто его не прочел.

Вторая проблема состояла в том, чтобы доставить письмо, не вызвав подозрений, что это сделал я. Легко будет спрятать его, например, в сарае, потому что Кей никогда его там не найдет, но я-то все время заходил в сарай. Когда он начнет перебирать в уме, кто бы мог оставить там письмо, я буду первым подозреваемым. Кроме того, я не хотел прятать его в одном из тех мест, которые в будущем могли бы выявить мои наблюдательные пункты вокруг дома. Если бы я просунул письмо, скажем, через окно кухни, то никогда уже не смог бы прятаться там и смотреть, как он завтракает. Метод доставки нужно было выбрать очень тщательно.

В конечном счете я остановился на машине. Кроули и его жена водили машину по очереди, но были случаи, когда они ездили по одному — Кей, например, отправлялась в магазин за покупками каждую среду по утрам и всегда одна. Что касается мистера Кроули, то он нередко ездил на футбольные матчи, которые смотрел в баре в центре города. Я начал изучать его вечернее расписание, сравнивая с программой ТВ, и обнаружил, что он ездил каждый раз, когда по каналу И-эс-пи-эн[20] передавали матчи с участием команды «Морские ястребы Сиэтла». Видимо, дома этого канала у него не было. В следующий раз я до его отъезда проскользнул к машине и засунул сложенное письмо под дворник.

Я наблюдал за его подъездной дорожкой из своего окна через щелочку в шторах, такую узкую, что он никогда не смог бы меня заметить. Он вышел из дому, весело улыбаясь чему-то, и, открывая дверцу, увидел мое послание. Вытащил его, развернул и потемневшими глазами оглядел улицу. Улыбка исчезла с его лица. Я отошел назад, исчез в темноте моей комнаты, откуда не видел, как мистер Кроули сел в машину и уехал.

Несколько дней спустя собрался соседский дозор[21] — все пришли во двор Кроули, разговаривали, смеялись и делали вид, что все в порядке, тогда как их дома оставались пусты — грабь кого хочешь. Этот конкретный сбор, однако, был посвящен не ограблениям, а серийным убийствам: мы объединились в большую группу, находиться в которой было безопасно, и присматривали друг за другом. Была даже произнесена короткая речь о безопасности, о необходимости запирать двери и обо всем таком. Я хотел сказать им, что ради собственной безопасности они не должны собираться на дворе мистера Кроули, но он в тот вечер казался вполне безобидным. Если он и был способен выйти из себя и прикончить зараз пятьдесят человек, то по меньшей мере делать это сейчас у него не было желания. Я тоже пока был не готов напасть на него: все еще пытался побольше о нем узнать. Да и как я мог убить того, кто не погиб, приняв на себя град пуль? Такие дела требуют тщательного планирования, а на это нужно время.