Соно Аяко - Синева небес Страница 32

Вот когда пригодилась отдаленность автостоянки. Если бы машина была припаркована возле дома, мать, заслышав звук заводящегося мотора, могла бы заподозрить неладное. Да и старая карга-соседка тотчас бы прильнула к своему зарешеченному окну. А здесь, на безлюдной стоянке, любопытных глаз не было.

— Извини, что пришлось идти пешком, — сказал Фудзио, когда они вошли на парковку. И поглядел на небо. Луны почти не было видно, в просветах между облаками слабо мерцали звезды.

Каё Аоки ничего не ответила. Фудзио посадил ее в машину и завел мотор. Судя по всему, Фудзио извинялся напрасно, поскольку Каё упорно молчала.

— Говоришь, у тебя нет отца. А где же он? — полюбопытствовал Фудзио, трогаясь с места.

— Его нет.

— Умер? Развелся?

— Умер.

— Болезнь или несчастный случай?

— Отец много пил, и у него случился инсульт. Мать рассказывала, что когда отец умер, она вздохнула с облегчением.

— Вздохнула с облегчением?

— Его парализовало. Поэтому мать он бить уже не мог. Но язык его не слушался, и вообще он стал вроде как идиотом.

— Но ведь для твоей матери он был мужем, а для тебя — родным отцом, разве не так?

Эти твари радуются тому, что избавились от ставшего обузой человека. Совсем как Сабуро, считающий, что Фудзио лучше умереть. И вот такая гадина едет в поезде и преспокойно разваливается на сиденье, вытягивая ноги в проход, чтобы люди спотыкались о них. А если в результате у беременной женщины случится выкидыш, только и услышишь: «Могло быть и хуже».

Фудзио буквально распирало от злобы.

Довольно продолжительное время ехали молча. Дорога шла вдоль берега моря.

— Что, до Цукуихама так далеко? — осведомилась Каё. Видать, заподозрила неладное.

— Там сейчас строительные работы. Поэтому приходится делать крюк.

Какая там Цукуихама, дорога уже давно завернула к Цуругидзаки!..

— Мне только сейчас пришло в голову, что жена поднимет ужасный скандал из-за денег. Если признаться, что ты не можешь возместить ущерб за сломанное ребро, даже представить страшно, что она устроит. Я подумал, что выбрал неудачный вариант. Поэтому не лучше ли нам прямо сейчас договориться?

— Договориться… Каким образом?

— Ты же ходишь в школу высшей ступени, знаешь, наверное, что к чему. Сделаешь для меня одно приятное дельце, и тогда о деньгах речи уже не будет. Идет?

Каё, глядя на Фудзио своими сонными глазами, сказала:

— Мне все равно, но ты напишешь бумагу, что с этим покончено, и откажешься от компенсации.

Она говорила тихо и абсолютно бесстрастно. Фудзио подумал, что такой стиль поведения полностью соответствует наглому виду, с каким она выставила в проход свои ноги.

— Конечно, если такая бумага тебе необходима, я напишу, — сказал Фудзио.

Дорога, опоясывающая все побережье, была для Фудзио что дом родной. Он неторопливо ехал вдоль берега, а потом свернул на узкую боковую дорогу, напоминающую проселок. Она вела вниз, к морю. Но это был не проселок, дорогу забетонировали. Впрочем, окрестные крестьяне спокойно наваливали на нее ботву и сорняки.

Добились, чтобы город сделал дорожное покрытие, а в сознании дорога так и оставалась проселком.

Остановив машину на некотором отдалении от берега, Фудзио открыл окно и прислушался — не было слышно не только человеческих голосов, но и дыхания моря.

— Какая сегодня темень, — пробормотал Фудзио, переключив передние фары. Как только глаза привыкли к мраку, он сказал Каё:

— Откинь сиденье.

Раздался глухой стук — это Каё опустила сиденье почти до горизонтального положения. Фудзио придвинулся к ней, но Каё вдруг отвела его руку.

— Сначала напиши расписку.

— А после нельзя? В такой темноте трудно писать…

— А ты зажги свет.

— А если нас кто-нибудь заметит, что тогда?

— Мне все равно.

— У меня более тонкая душевная организация, чем у тебя, — сказал Фудзио. — Если я напишу расписку, то и ты, будь добра, напиши, — добавил он, понизив голос.

— Что именно?

— «Обязуюсь не выставлять в проход ноги и сидеть в электричке, как полагается». Вот такую расписку.

— И что будет, если я напишу?

Огонек, до сих пор тлевший где-то в уголке души Фудзио слабо и робко, внезапно разгорелся в огромное бушующее пламя.

— Да ничего не будет. Для тебя это не имеет никакого значения. Ты же бесчувственная.

— Говоришь, что ребро сломал, а я тебе не верю. Ты не похож на больного. Вот если докажешь мне, что действительно сломал ребро, тогда и я сделаю то, что ты хочешь.

Эти слова Каё тоже произнесла с бесстрастным, как у ящерицы, выражением физиономии.

Фудзио отвел от нее глаза и выглянул за окно. На небе, где все еще плыли облака, во мраке, как раз в этот момент показалось несколько звезд; ему почудилось, что они что-то шепчут ему. Он не считал, что понимает язык звезд, но в это мгновение ему показалось, что понимает.

— По справедливости… — торжественно произнесла одна звезда.

— По справедливости жить… — сказала другая. Язык звезд немного отличался от языка людей.

— Как жить по справедливости, да? — молча спросил Фудзио у звезды.

— Подсчитать… Не забыть…

— Подсчитав, уж не забудешь!

Тут Фудзио рассмеялся:

— Жизней столько же, сколько звезд. О каждой жизни не упомнить.

— Подсчитать… Не забыть…

— В человеческом мире много напрасно загубленных жизней, таких, как жизнь моего ребенка, у которого даже имени не было.

— Погасили безымянную звезду…

— Что станет с тем, кто погасил звезду?

— Прекратит существование.

— Такое возмездие?

— Приведение в исполнение до рассвета… Энергичное действие на рассвете… Прежде, чем день шагнет навстречу смерти…

— Я не могу противиться твоему приказу, но мне безумно грустно.

— Согласно закону перерождения…

— На рассвете ты умрешь, потому что погаснешь… Такова судьба звезды!

— Запомнить…

— Да. Запомнить — это действительно человеческий поступок. К этой женщине не относится…

Звезда молчала. Когда Фудзио взглянул наверх, то не обнаружил ни одной звезды, должно быть, их затянули облака.

— Ну, давай напишу я тебе расписку, — сказал Фудзио девушке. — У тебя, наверное, найдется, чем писать.

Деловитыми, как у сорокалетней женщины, движениями Каё открыла портфель и достала шариковую ручку.

— И что же мне писать?… Вот, если так: «Компенсацию за сломанное ребро мне предоставили натурой, поэтому обязуюсь в дальнейшем денежных средств не требовать», — засмеялся Фудзио. Он не сомневался, что Каё скажет, что такой текст не годится.

— Ладно.

Когда Каё невозмутимо произнесла эту фразу, Фудзио сказал:

— Вот как? Тогда решено.

Когда девушка бросила в его сторону последний, удивленный взгляд, Фудзио вместо того, чтобы потянуться к ней телом, нанес ей сокрушительный удар под ложечку.

Прошло довольно много времени, прежде чем Каё перестала биться в страшных конвульсиях в руках Фудзио, сжимавших ее шею. Она успокоилась, а он совсем запыхался.

— Ненавижу, когда мужчинам позволяют подглядывать в салоны красоты… — пробормотал Фудзио, но понял, что это не к месту: ведь Каё не имела абсолютно никакого отношения к посетительницам салона. Он был настолько зол, что все перепутал. Счастлива она или несчастна? — лицо мертвой девушки, лежавшей на соседнем кресле, было почти неразличимо в кромешной мгле.

Копать сейчас яму для погребения было нереально. От одной мысли о предстоящей работе Фудзио стало тошно.

Но зачем копать? Здесь, у моря, есть много диких зарослей; они запоминают чащобы у подножия Фудзи, куда не заходят даже местные жители. Брошенное там тело обнаружат очень нескоро.

И, хотя время поджимало, Фудзио постарался выбрать такое место, что подходило бы для данного случая. Для начала нужно было вернуться метров на триста назад.

Он все проделывал с максимальными предосторожностями: включив передние фары один только раз, Фудзио аккуратно продвигался к цели; ведь свет от передних фар виден издалека. Кто-нибудь мог увидеть, как по склону холма, где и жилья-то нет, ползет машина, хотя, конечно, рассмотреть было бы невозможно.

Вероятно, повинуясь тому же инстинктивному желанию стать невидимым, Фудзио остановил машину в небольшой ложбинке. Выйдя из машины и прислушавшись, он различил теперь слабый шум волн, хотя проехал вперед совсем немного. Затем открыл багажник и достал оттуда старое банное полотенце. Фудзио беспокоился, как бы не запачкать одежду, когда он будет вытаскивать труп из машины. Он задушил Каё, но опасался, что, когда поднимет ее тело, ему на спину выплеснется рвотная масса.

Он хорошо знал здешние места. Однажды, когда ему было некуда деться, он полдня проспал тут, в зарослях на берегу. И за все время никто поблизости не появился — полное безлюдье. Помнится, проснувшись, он еще долго лежал, ощущая на сердце груз тяжких мыслей о будущем, в котором не было никаких целей, никаких желаний.