Соно Аяко - Синева небес Страница 37

— Конечно, не феминист. Потому что женщина, — подытожил Фудзио.

— Что такое феминист? Это человек, который выступает за равноправие мужчин и женщин, или участвует в движении за расширение прав женщин. Естественно, что среди них есть и женщины.

Фудзио был знаком лишь с японским бытовым значением слова «феминист», означающим мужчину, охочего до женщин, поэтому он почувствовал, что опозорился. От этого ему стало еще неприятнее.

Из стоящего перед ним чайника Фудзио налил еще одну чашку. Ханако ему объяснила: к настоящему черному чаю обязательно подают кипяток, поэтому Фудзио, решив, что в таком случае кипяток тоже нельзя не выпить, в последнюю чашку специально налил жидкий, как дождевая вода, чай и выпил, чем вызвал плохо скрытую презрительную усмешку Ханако.

Сэндвичи, пирожные, булочки, включая и порцию Ханако, были почти съедены, Фудзио уже оставалось только услышать от Ханако «до свидания», но он с ощущением удачно выбранного момента сказал: «Давайте займемся содомией». Однако его наглое предложение, которое, как он полагал, будет тут же наотрез отклонено, все-таки отвергнуто не было. Увидев это, Фудзио испытал такой интерес, что едва не подпрыгнул от предвкушения.

— Конечно, подобные вещи не говорят случайному человеку. Вот мой двоюродный брат, что умер в Венеции, был довольно сложной натурой.

Ханако лишь пристально смотрела в лицо Фудзио, ничего не отвечая. Этим она словно говорила, что будет готова поделиться своими впечатлениями только после того, как правильно поймет его.

— В моей семье я — самый отсталый, поэтому лишь мне он рассказывал о своей сексуальной жизни; теперь, встретив вас, я все по-настоящему уяснил.

— Что же вы уяснили?

— Уяснил, что он был бисексуален. — Говоря это, Фудзио чувствовал, что буквально заразился от Ханако присущими ей оборотами речи. — Одним словом, любил и мужчин, и женщин. Правда. И от этого сильно страдал. «Почему невозможно любить и тех, и других?» — спрашивал он. В то время я многого не понимал, не то, что теперь, поэтому не мог дать ему хорошего совета. Если бы я с вами встретился раньше, думаю, все было бы иначе, это — судьба. Он говорил: «Когда встречаюсь с тобой, отдыхаю душой». А мы ведь даже не братья, но он очень любил меня, хотя у меня нет ни образования, ни талантов.

Фудзио иногда чувствовал, что его россказни о своей жизни принимают шаблонную форму. Наверное, все из-за того, что он смотрит слишком много низкопробных кинофильмов. Что касается секса, то в действительности Фудзио не представлял, встречаются ли в этом мире настоящие бисексуалы — существа, владеющие двумя мечами. Вот почему и рассуждал об этом как бы «наощупь».

— Он говорил, что порой в постели старается не смотреть в лицо партнера. Особенно если это женщина, поскольку она для него сразу становилась Девой Марией. А тогда заниматься сексом становилось невозможно. Мешает духовная сущность. И вот сейчас я вдруг удивительно хорошо его понял. Если, например, я бы занялся сексом с таким интеллигентным человеком, как вы, то хотел бы превратиться в вашу собачку. Воистину, венецианцы тонко чувствовали оттенки любви. Какое же это моральное разложение? Почему же люди не могут понять их? А ведь среди них было, наверное, немало выдающихся, замечательных ученых.

Ханако молчала. Помолчал и Фудзио.

— В вашей семье все такие умные? — наконец спросил он, решив зайти другой стороны.

— Не то чтобы умные… Но многие окончили Токийский университет. Три поколения подряд там учились.

— Вот это здорово!

— Мой дед тоже окончил Токийский императорский университет и служил в министерстве внутренних дел. У него было два сына, мой отец и мой дядя. Вроде бы это дед решил, что оба сына должны поступить на юридический факультет Токийского университета, номой дядя любил литературу и втайне сдал экзамены на факультет французской литературы. Конечно, он понимал, что если признаться деду, тот разгневается, поэтому какое-то время говорил, что поступил в Токийский университет, — не уточняя, на какой факельтет. Но вскоре все раскрылось. Дед был убежден, что учеба на литературном факультете — это не образование, поэтому даже порвал отношения с сыном. Но к этому времени дед был уже стар, и в конце концов ему пришлось смириться и сказать: «Ничего не поделаешь».

— Потрясающее собрание талантов! — сказал Фудзио вроде бы с искренним восхищением, однако в его душе нарастало раздражение.

— В нашей семье есть человек, двоюродный брат моего отца, связанный с полицией, он дослужился до солидного поста. Он и в борьбе дзюдо был силен. Даже говорили, что у него тело крепче, чем голова.

— Невообразимо. В нашей семье, если исключить отца моего покойного двоюродного брата, который поступил в университет, причем не в известный, а в захудалый, да и то с трудом, образованных больше не было — ни до, ни после.

Это тоже была ложь, но Фудзио решил последовательно придерживаться избранной им линии разговора. Однако у него сложилось впечатление, что «тот человек, связанный с полицией», который дослужился даже до «солидного поста», мог быть главным инспектором Токийского полицейского управления. Чувствовалось, что эта самоуверенная женщина не считает нужным лгать.

— А этот ваш родственник, он не главный инспектор Токийского полицейского управления?

— Да не все ли равно?

— Нет, не все равно. Я — обыватель, поэтому придаю большое значение чинам и званиям. Когда я стою перед высокопоставленным чиновником, то просто цепенею — сам не знаю почему.

Фудзио испытывал возбуждение от счастливой возможности сделать пакость бывшему или нынешнему главному инспектору Токийского полицейского управления. Родственник главного инспектора Токийского полицейского управления замешан в преступлении! В этом случае власть в лице главного инспектора Токийского полицейского управления, неминуемо станет мишенью для нападок.

Однако Ханако восприняла слова Фудзио всерьез, и по ее лицу скользнула улыбка, скорее напоминающая холодную усмешку.

— Чиновник он, может быть, и высокопоставленный, но у него неприятная работа. Когда из-за рубежа приезжают важные персоны и с ними ничего не случается, — это нормально, а вот если что-то происходит, он должен взять на себя ответственность и принять меры.

— Японская полиция очень квалифицированная, поэтому не допускает оплошностей. Она не позволит чему-то такому случиться.

— Судя по результатам, это действительно так. Он считает, что усиленная охрана — первое условие безопасности. Говорил, что люди, которые любят выпить, в этот период все двадцать четыре часа в сутки должны быть трезвыми.

— Где же находится ваш дом? В Иокогаме? — спросил Фудзио по возможности непринужденно.

— Нет, я сейчас живу в маленькой квартире на Роппонги, но сегодня в этом универмаге мой знакомый проводит персональную выставку гончарных изделий, вот я и пришла ознакомиться с ней.

— Потрясающе! На Роппонги квартиры, должно быть, дорогие…

— Конечно. Одно время мне это очень действовало на нервы. Но сейчас я немного успокоилась и рада, что живу в таком удобном месте. Там хорошие магазины, шикарные кафе; даже поздней ночью на улицах людно и оживленно. В городах, где рано запирают двери, свободных нравов не существует.

— Золотые слова. Даже очень. В провинциальном городе, едва пробьет девять часов вечера, все уже заперто, а улицы… они вроде бы аккуратные, но им не хватает «изюминки». Так мой двоюродный брат часто говаривал.

На самом деле, Фудзио и не задумывался над такими проблемами. Рано запираться по ночам — это признак высокой морали? Однако сейчас он решил подлаживаться под эту женщину. Потом, если следовать тем же курсом, останется заключительная часть игры — показать ей свое истинное лицо.

— Я всегда восхищался людьми, что живут в центре Токио. Может быть, вы позволите мне зайти к вам в гости? Если у вас нет для этого времени, то такого шанса увидеть квартиру богатого человеку меня больше не будет.

— Извините, но я не показываю свое жилище посторонним.

— Во-от ведь, какая досада! — с деланным добродушием расстроился Фудзио.

В душе он ругался последними словами: что это еще за «посторонние»? Она устанавливает дистанцию! Однако он понимал, что если истинные эмоции отразятся на его лице, то игре придет конец.

— Ну да ладно, проехали. А ваш отец? Он позволил вам жить самостоятельно?

— Я не люблю жить с родителями. Когда жила у отца, все было хорошо, но когда несли подарки (летом — на праздник поминовения усопших, а зимой — на Новый год), целыми днями, не умолкая, звенел входной звонок, и порой целый день приходилось только и делать, что выходить в прихожую. Получим в подарок какую-нибудь ветчину, а в доме уже ее никто и не ест. Даже собака, и та носом не поведет. Отдаем ветчину в дом сестры нашей домработницы — опять несут!