Джеймс Паттерсон - Джек и Джилл Страница 46

На этом запись обрывалась. Последние слова Джилл произнесла с презрением в голосе.

Джилл-утренний дискжокей. Джилл-поэтесса. Кто же ты такая, Джилл?

Ваша жизнь уже закончилась. Мне снова захотелось переговорить с президентом Бернсом, прямо сейчас, без отлагательств. Мне нужно было прослушать эту угрожающую сумасшедшую запись вместе с ним, еще раз. Может быть, президенту было известно кое-что еще. Возможно он что-то недоговаривал.

Я проиграл запись еще несколько раз. Не знаю, сколько времени я просидел в лаборатории, глядя из окна на постепенно гаснущие огни города. Где-то там, среди этих домов, находились и Джек с Джилл. Может быть, как раз сейчас они продумывают свой план убийства. Но, может быть, и нет. Вы уже труп, господин президент. Считайте, что ваша жизнь уже закончилась. Зачем им понадобилось предупреждать нас? Зачем предупреждать нас о своих планах и действиях?

Глава 61

Хотя часы показывали уже половину одиннадцатого, мне очень хотелось заехать еще в одно место. Я позвонил Джею Грейеру и сообщил, что направляюсь в Белый Дом. Затем я добавил, что хочу встретиться с президентом Бернсом, и попросил Джея устроить мне это свидание.

– Это может подождать до утра, Алекс.

– Нет, Джей, не может. У меня есть пара теорий, и я боюсь, что за ночь они прожгут мне мозги. Мне срочно надо получить некоторую информацию от президента. Если он сам перенесет встречу до утра, то, конечно, я настаивать не стану. Но я прошу вас поговорить с Доном Хамерманом или кто там еще несет за это ответственность. В конце концов, мы ведем расследование убийства и пытаемся предотвратить новое. В любом случае, я выезжаю.

Когда я прибыл в Белый Дом, Дон Хамерман уже ждал меня. Вместе с ним меня встретили главный советник Джон Фэйхи и Джеймс Дауд, генеральный прокурор и личный друг президента Бернса. Все они выглядели расстроенными и весьма напряженными. Видимо, дела в Белом Доме стали совсем плохи.

– О чем вообще идет речь, черт побери? – возмущенно начал Хамерман. Впрочем, меня не удивило такое неприветливое обращение. Я давно подозревал, что этот господин умеет кусаться. Но я видывал и похуже, поэтому ни капли не смутился.

– Если желаете, я могу подождать и до завтра, но моя интуиция подсказывает, что этого делать не следует, – тихо, но достаточно решительно произнес я.

– Вы сначала скажите нам то, что вам хочется передать ему, – вступил в разговор Джеймс Дауд, – а потом мы будем решать, стоит ли ждать утра или нет.

– Боюсь, что моя информация предназначена исключительно для президента. И мне необходимо поговорить с ним наедине, так, как это было в первый раз.

– Господи, да вы просто какой-то самонадеянный сукин сын! – взорвался Хамерман. – Не забывайте, что это именно мы привели вас сюда.

– Тогда вам и винить будет некого, кроме самих себя, – не растерялся я. – Я предупреждал, что буду вести расследование со всей серьезностью, и некоторые мои методы могут прийтись вам не по вкусу. Кстати, президенту я сказал то же самое, так что он в курсе.

Хамерман чуть ли не бегом бросился вон, но уже через пару минут вернулся:

– Он готов встретиться с вами на третьем этаже, но помните, что у вас есть всего несколько минут. Не больше.

– Ну, мы посмотрим, что на этот счет скажет сам господин президент, – ответил я.

Глава 62

Мы встретились в солярии, который соединяется с жилыми комнатами на третьем этаже. Это было самое любимое место президента Рейгана. За окнами ярко сияли огни Вашингтона. Я почувствовал себя героем книги «Вся президентская рать».

– Добрый вечер, Алекс. Вы хотели встретиться со мной. – Президент держался спокойно и выглядел бодро. Конечно, я не мог судить о его истинном состоянии. Одет он был по-домашнему: брюки цвета хаки и голубая спортивная рубашка.

– Простите за мое появление, которое причиняет всем столько неудобств и беспокойства.

Президент поднял ладонь, чтобы остановить поток извинений:

– Алекс, вы здесь потому, что мы сами захотели поручить вам это дело. Не думаю, чтобы в мире нашелся еще кто-нибудь, наделенный вашим мужеством. Чем же я могу помочь вам?

Нервное напряжение немного отпустило меня. Но какую помощь я мог требовать от президента? Такой вопрос от президента мечтал услышать бы каждый.

– Весь день я провел в раздумьях над утренним телефонным звонком и убийством в Маклине. Господин президент, я не думаю, что мы располагаем запасом времени. Джек и Джилл дали достаточно ясно это понять. Они нетерпеливы, жестоки и с каждым разом идут на все больший риск. И этими своими качествами они с завидным постоянством тычут нам в лицо при каждом удобном случае.

– Может быть, таким образом они тешат свое второе «я», Алекс?

– Возможно. Хотя больше смахивает на то, что они стараются принизить Вашу власть. Господин президент, я потому настаивал на встрече с глазу на глаз, что наш разговор должен носить конфиденциальный характер. Вы знаете, что мы проверяли всех сотрудников Белого Дома. В этом нам помогала Секретная Служба и, конечно, Дон Хамерман. Президент улыбнулся:

– Ну, уж Дон-то, конечно.

– Правда, несколько своеобразно. Хотя сторожевой пес есть сторожевой пес. Опираясь на результаты, мы поместили троих сотрудников Белого Дома под наблюдение Секретной Службы. Мы посчитали, что лучше контролировать их, чем увольнять. Оно дополнили список из семидесяти шести человек в Вашингтоне» тоже находящихся под наблюдением.

– У Секретной Службы всегда есть люди, подозреваемые, как носители потенциальной угрозы президенту, – заметил Томас Бернс.

– Да, сэр, но это не более, чем меры предосторожности. Честно говоря, я не слишком уверен, что кто-то из этих троих причастен к происходящему. Все они мужчины, а я больше рассчитывал вычислить Джилл.

Президент помрачнел:

– Хотелось бы мне встретиться с этой Джилл и приватно побеседовать. Ох, как хотелось бы!

Я кивнул. Теперь мы подобрались к самой трудной части нашего разговора:

– Теперь самое щекотливое, сэр. Мне придется говорить с вами о наиболее близких Вам людях.

Томас Бернс ведь подался вперед, и я понял, что мои слова пришлись ему не по нутру.

– Господин президент. Напрашивается вывод, что кто-то, имеющий свободный доступ в Белый Дом, а может быть, и одно из доверенных лиц, замешан в происходящем. Джек и Джилл с легкостью проникают в самое элитное общество, следовательно, они занимают высокие посты. Вот поэтому-то особо приближенные к Вам люди и должны быть проверены, причем тщательно.

Мы оба замолчали, и в солярии повисла гнетущая тишина. Мне казалось, что за дверью стоит Дон Хамерман, в ярости жующий свой шелковый галстук.

Первым заговорил я:

– Я понимаю, что мы коснулись того предмета, о котором Вы не хотели бы распространяться.

– Вот поэтому-то вы и здесь, – вздохнул президент и повторил: – Вот поэтому-то вы и здесь.

– Благодарю Вас. У Вас нет никаких причин не доверять мне, сэр. Как Вы сами сказали, я – человек со стороны. В любом случае я ничего не выигрываю.

Томас Бернс снова вздохнул. Я почувствовал, что мои слова достигли цели. По крайней мере, в этот момент:

– Многим из этих людей я доверяю свою жизнь. Дон Хамерман один из них. Это мой бульдог, как вы верно заметили. Я не совсем уютно чувствую себя с Салливаном или с Томпсоном из Объединенного комитета начальников штабов и даже несколько неуверен в Боувене из ФБР. У меня есть серьезные враги на Уолл-Стрит. Они очень глубоко и мощно проникают в высшие правительственные круги. К тому же организованная преступность слишком обеспокоена программами, которые я провожу в жизнь, а она сейчас стала действительно организованной, как никогда. Я бросил вызов старой, мощной, давно сложившейся гребаной системе. А гребаная система от этого не в восторге. Кеннеди тоже шли по этому пути, особенно Роберт.

После этого сравнения я поймал себя на том, что мне стало тяжело дышать:

– Кто еще, господин президент? Мне нужно знать всех ваших врагов.

– Хелен Гласс в Сенате, например, тоже мой враг… некоторые из консервативно настроенных конгрессменов… я думаю… вице-президент Махони, если не явный враг, то очень близок к этому. Когда я остановился на его кандидатуре, то пошел на компромисс. Его следовало бы сразу уволить, но он притащил за собой на выборы все голоса Флориды и других южных штатов. Я должен был знать, кто за ним стоит, но не стал копаться. Мне постоянно приходится трахаться с этой системой. В этом все и дело. Апекс.

Я слушал президента, позабыв, что нужно дышать. Я не шевелился, так как подобный откровенный разговор поднимал в душе такую муть, что впору было потерять сознание. По выражению его лица мне стало понятно, чего ему стоило выложить сию горькую правду.