Ольга Лаврова - Полуденный вор Страница 11

— А-а. Сколько видел квартир — такую впервые… Поговорим? Надо всерьез браться за Пузановского — раз я остался. Давай смотреть правде в глаза: «жигуля» твоего загнали, не вернешь. Надо выдирать деньги.

— Как их выдерешь?

— Как — не твоя забота. Тут ты должна положиться на меня. Это дело сугубо мужское.

Его прерывает телефонный звонок. Раиса снимает трубку:

— Слушаю… Здравствуйте… Да вы скажите толком: машину-то мою нашли?!.. — И тянет разочарованно: — А-а… Да, я почти не бываю дома… Опознать толстяка?.. Еще бы, конечно, опознаю! Теперь убедились, что он за фрукт? А то я у вас была мнительная!

— Арестован или нет? — взволнованно подсказывает ей Царапов.

— Скажите, он арестован?.. — И, глядя на вора, отрицательно качает головой. — Ладно, приеду, — без энтузиазма заканчивает она разговор.

— Непонятно, зачем тебя вызывают, — в сомнении произносит вор.

— Почему? Все-таки улика — я его видела у Молоткова.

— Какая улика, Раиса: автомобилист заехал к автомеханику! Недаром тебя прошлый раз отправили ни с чем. Если теперь за тебя хватаются как за соломинку, значит, на Петровке вообще ничего нет! Попугают его и отпустят.

— А я расскажу, что узнали мы!

— Как с одним приятелем лазили в гараж? Как смотрели в трубу? Довольно комичные обстоятельства. И ничего нельзя доказать.

— Я совершенно не понимаю, что же ты мне советуешь!

— У меня свой план. Поехали. — Он надевает пиджак. — Растолкую по дороге.

Процедура опознания происходит в кабинете Знаменского. Зло посмотрев на Пузановского, сидящего между двух других мужчин, Раиса говорит:

— Никого из них не видела, не знаю и знать не хочу!

Знаменский с любопытством прищуривается, но протягивает ей авторучку и показывает, где расписаться. Она поспешно ставит росчерк в протоколе и выходит, еле пробормотав: «До свидания». Расписываются и покидают кабинет остальные участники опознания. Знаменский нажимает кнопку вызова конвоя.

Пузановский отдувается и вытирает лоб.

— Ну все наконец?

— Да, — дежурно улыбается Пал Палыч. — К сожалению, пришлось… некоторые формальности… — Он делает неопределенно-извиняющийся жест, не желая вдаваться в какие-либо объяснения по поводу Раисы. — Сейчас придет конвой, у вас ведь вещи в КПЗ, там оформят освобождение, — и начинает сосредоточенно отыскивать что-то в настольном календаре.

От дальнейшей беседы Знаменского избавляет конвоир. Пузановский прощается и радостно топает в коридор. А Пал Палыч набирает номер на внутреннем аппарате:

— Можешь заходить.

Секунды через две входит Томин.

— Как?

— Узнала. Но не опознала!

— Весьма странно…

— Ладно, об этом потом. Пузановский пошел собирать вещи, так что тебе надо поспешить… — Знаменский кладет ему руку на плечо. — А в спешке как-никак легче пережить огорчение.

— Что еще, Паша?

— Вчера без тебя упустили Царапова.

Томин отзывается скорбным стоном.

— Теперь все, прости-прощай! Уехал…

— Ничего не попишешь… Беги, брат, освобождайся.

…Коридор перед камерами КПЗ.

Лязгают двери, выпуская Пузановского и Томина. Дежурный официально объявляет Томину:

— Как лицо без определенных занятий и места жительства, вы на первый раз предупреждаетесь. В дальнейшем будете привлечены к ответственности… Работать устраивайся, ясно?

— Очень ценная мысль, — замечает Томин.

…И вот уже оба освобожденных усаживаются за столик в пивном баре.

— Все нутро ссохлось! — говорит Пузановский.

— Придется тебе угощать меня в долг. Из-за ментов без копейки остался, — вздыхает Томин.

— Отобрали? — в голосе Пузановского недоверие: он ведь присутствовал при освобождении Томина, а при освобождении возвращают все отобранное.

— Здрасьте! — вытаращивается Томин. — Да я ж их сбросил! Зачем же я, по-твоему, зайцем скакал?!

Пузановский слушает, туго соображая.

— Правда, не понял? Я же шел колеса покупать, башка! С толстой мошной! Вот если бы мы с ней влипли — рассказывай тогда про валидол!

— Не сообразил, — признается Пузановский. — А чего ты обострял: бесфамильный, неграмотный?

— За алименты я в розыске, — понизив голос, жалуется Томин. — Две бабы, как акулы ненасытные. Хорошо, в загсе пальцы не катают…

— Ну, ты гусь! — благосклонно улыбается Пузановский.

— Поневоле станешь. Как бы можно жить, если б никто не мешал!.. А как мы с тобой дальше? — закидывает удочку Томин.

— Деньги-то… сегодня нет — завтра будут. А вот ты теперь чем торгуешь?

— Сегодня нет — завтра будет. — Пузановский опускает кружку. — Есть хочу! — обнаруживает он и ужасается. — Я ж с утра не ел с этой катавасией! — и вскакивает…

Гонимый зверским аппетитом, Пузановский рысит к своему подъезду и вдруг натыкается на поджидающую его Раису.

— Это… вы? — спрашивает он.

— Нам надо немедленно поговорить, — произносит Раиса заготовленную фразу.

Тот сглатывает слюну и кривится. Настолько поглощен мысленным перебиранием своих съестных припасов, что воспринимает ее прежде всего как препятствие на пути к холодильнику.

— Ладно, пошли… — Он первым устремляется в подъезд.

Пыхтя и путаясь в связке ключей, отпирает Пузановский три замка.

— Давай, давай! — торопит он, впуская Раису в квартиру: что ему бояться какой-то шалой девчонки? — Подыхаю с голоду.

В передней нога об ногу скидывает ботинки и влезает в шлепанцы.

— Ффу! — секунда блаженства. — И какой у нас будет разговор? — с долей игривости он подхватывает Раису под локоток и увлекает к двери в комнату.

— Де-ло-вой! — отвечает оттуда жесткий мужской голос.

Это говорит развалившийся в кресле вор.

— Сугубо деловой, — повторяет он. — Про деньги.

Пузановский злобно и ошарашенно крякает. Смысл появления Раисы был ему понятен с первого мгновения: станет чего-то клянчить и добиваться. Но она, оказывается, еще мужика раздобыла в подмогу! Пузановский переводит взгляд с вора на Раису и обратно, оценивая их возможную опасность. Раису он помнит по встрече у Молоткова и дальнейшему разговору в машине: она из порядочных. А мужик… руки лежат спокойно и расслабленно на подлокотниках, длинные ноги в элегантных туфлях вытянуты поперек комнаты… не делает попытки отрезать хозяина от выхода… вообще не делает ни единого движения… рассчитывает взять «на голос».

Пузановский оглядывается на дверь, снова на Царапова. Голод — плохой советчик. «А, пропади они пропадом!» — решает он и направляется мимо вора в комнату, где стоит холодильник. Пузановский алчно извлекает из него гору снеди, которую тут же начинает уминать, заливая пивом.

Вор, прихвативши кейс, входит следом.

— Поскольку это надолго, — говорит он, разумея затеянную трапезу, — параллельно будем беседовать. А девушка пока полистает журнальчики. Вон, — указывает он Раисе, — всякий зарубеж. Хозяин разрешит?

Пузановский молча жует.

— Я спросил: хозяин разрешит?

— Только пускай там больше ничего не трогает, — неприязненно бормочет Пузановский.

— Там больше ничего и не нужно, — усмехается вор и плотно затворяет за собой дверь.

— Ты кто… длинноногий?

— Работа у меня такая: когда кому чего не отдают, то зовут меня. Вышибать.

— Уж сразу вышибать… — Пузановский видел в жизни всякое, сам проделывал всякое и паниковать не расположен. Да и еда успокаивает. — Сколько ж ты, интересно, просишь и за что? — пренебрежительно осведомляется он.

— Прошу?!.. Слушай, толстомясый! Не держи меня за фраера. Видно, с нервов да с голодухи не все сечешь. У тебя в двери сколько замков? Три. Может, ты мне ключи давал?.. То-то и оно: разговор будет серьезный.

Пузановский начинает жевать медленнее. Шут побери, недооценил он этого типа. Вон как оскалился! А Царапов снова переходит на корректный, но непререкаемый тон:

— Девушке вернешь стоимость «Жигулей-шестерки», плюс мои десять процентов как посреднику. Плюс за «Волгу», которую твои молодчики увели. У моего друга, между прочим.

— Какие молодчики? Чего увели? — брюзгливо отпирается Пузановский.

Раиса в дальнем углу проходной комнаты украдкой звонит:

— Татьяна, мы на месте… Я не могу громче. Мы где надо, поняла? Начали разговаривать. Да… Да, пожелай удачи… Я позвоню сразу… Наверное, через полчаса. От силы час. Целую.

— Так ты, значит, отказываешься платить? — изумляется Царапов.

— И что тогда?

— Девушка пойдет на Петровку.

Пузановский фыркает и набивает рот.

— И кое-что порасскажет. — Вор достает блокнот, листает. — К примеру, про черную «Волгу», номер 25–28 МНФ, с шипованной резиной. И как ты расплачивался со своими хмырями на стадионе. Сидели на солнышке, ты изволил апельсины кушать. (Челюсти Пузановского почти замирают.) Автомеханику тот раз ничего не досталось, верно? — подмигивает довольный Царапов. — А обмывали вы это дело в «Арагви». Еще чем-нибудь развлечь? — Он перекидывает странички, словно выбирая отдельные сведения из массы записей. — Сказать, кто из твоих живет на Краснофлотской, пятнадцать? Могу. Могу даже описать блондинку в зеленом, которая была у тебя прошлую субботу. Короче, полное досье. — Вор захлопывает блокнот. — Сядешь, Иван Данилыч, на казенные хлеба. Прощай ветчина, прощай пиво!