Алексей Яковлев - Пернатый оберег Страница 11

Додик действительно был как бы сыном Табунова. Будущий Додиков папа отбывал тогда один из своих тогдашних сроков. Чтобы скрасить другу дни тягостной неволи, братаны прислали к нему на свиданку некую госпожу Б., живущую неподалеку в городе С. Хотя с посторонними женщинами осужденным свидания запрещены, но если очень хочется, то можно. Спустя девять месяцев на свет появился малыш, чисто ангелочек. Его нарекли Дональдом. Но ребенок выглядел таким очаровашкой, что его сразу переименовали в Додика. Так оно дальше и пошло и закрепилось.

Господин Табунов проявил себя, не в пример некоторым, настоящим мужчиной и не унизился ни до каких генетических экспертиз, хотя молодая мама Додика была широко известна своим несколько легкомысленным поведением. Узами брака родители Додика так и не были скреплены, но в материальной помощи сыну отец никогда не отказывал. Когда пришло время, мама Додика устроила сынишку в детский садик. Целую неделю воспитательница держала мальчугана за обе руки, но он и тогда успевал поддать ногой близходящим подружкам и друзьям. Больше недели персонал детсада и родители других деток не продержались, и Додик вернулся в лоно круглосуточного материнского попечения. Войдя первый раз в первый класс, резвый мальчик продолжал шалить в том же духе, в заключение выбил глаз лучшей отличнице и был переведен на домашнее обучение. Учителя к нему ходили индивидуально и персонально, как к принцу датскому. О последующих семи годах жизни госпожи Б. и ее сына рассказывать не имеет смысла, все равно дети до четырнадцати лет неподсудны, а с госпожи Б. взятки, щедротами господина Табунова, всегда оставались гладки. Этот период завершился неприятным инцидентом: Додик зарезал собственного приятеля в подвале своего же дома. За что и получил прозвище Додик — Острая Бритва. Только после ареста сына госпожа Б. прочухалась и вспомнила, что Додику тринадцать лет уж минуло… Господин Табунов спешно командировал знаменитого адвоката П., но известно, что болезнь всегда легче предупредить, чем потом лечить, и П. смог только гуманизировать Додику условия пребывания в колонии, подключив медицинские, правозащитные и финансовые рычаги влияния. После частичного отбытия наказания Додик вернулся домой, умудренный жизнью и наставлениями адвоката П. Дури, подобной тому, чтобы чуть ли не всенародно в собственном доме кого-нибудь еще зарезать, он больше не допускал. Да и адвокат П. за солидный гонорар бдил и навещал город С. чаще, чем собственную любовницу, своевременно разруливая сложные ситуации. В общем, пока сверстники Додика наслаждались в армии прелестями дедовщины, радостями горячих точек, контрактными удовольствиями и их последствиями, бывший узник бессовестности познавал преимущества вольной жизни, причем настолько интенсивно, что устал даже неутомимый адвокат П. А может, любовница разобиделась на невнимание и предъявила ему претензии. Но П. предупредил Табунова, что если так дальше пойдет, то и он окажется бессилен и Додик опять загремит в колонию. Поскольку Додик заявлял, что он весь в понятиях, поэтому сам черт ему не брат, адвокату П. с санкции господина Табунова пришлось прибегнуть к насилию: два здоровых амбала запихнули Додика в багажник машины, доставили в аэропорт и препроводили в разводящий пары авиалайнер. Додика привезли в Разнесенск, где он наконец-то почувствовал добрую, но тяжелую руку отца, а госпожа Б. была немилосердно оставлена горевать в далеком городе С.

Господин Табунов тут же положил конец сыновнему безделью, которое, как известно, гермафродитная мать всех пороков, и заставил в поте лица своего добывать хлеб насущный. Старшие дети господина Табунова уже проживали за границей вместе с его бывшей законной супругой. Возможно, они, следуя известным рекомендациям, даже учились в Оксфорде. Если бы Додик получал среднее образование не как принц датский, то отец попытался бы его тоже определить в Оксфорд, но тамошняя профессура пока еще не поднялась до высот российского платного высшего образования, так что такая попытка стала бы хоть и не пыткой, но зато пустым номером. Впрочем, Додик и так, без всякого Оксфорда, превратился в полезного члена общества, созданного молодыми реформаторами под художественным руководством не всегда трезвого дирижера. Отец доверил ему руководство определенными участками своего разветвленного бизнеса. На одном из его рабочих мест мы и встретились с Додиком, а потом расстались с ним на время лирического отступления. Тогда Додик тянул верещащую Дуню из-за прилавка в одну сторону, а визжащая госпожа Федотова — в противоположную. Пришло время вновь вернуться к этому эпизоду и к двум окровавленным трупам — госпожи Федотовой и Дуни, а если господина Федотова угораздило в это время появиться в ларьке с жениных посылок, то и к трем. Так могут предположить те, кто ознакомился с лирическими отступлениями и составил свое объективное превратное мнение о беспощадном Додике — Острой Бритве. И как жестоко они ошибутся! Додик не только не зарезал Дуню и ее родительницу, но даже их не порезал. За свое поведение он не извинился, но Дуню отпустил и пояснил, что его не так поняли, никакого злого умысла у него не было, он просто хотел пригласить девушку на прогулку. Засим Додик удалился в прежнем сопровождении, оставив присутствующих и соседствующих с присутствующими в состоянии шока и трепета.

На следующий день он вновь нарисовался возле прилавка и завел разговор о жизни, о времени, о людях и о себе. Беседовать ему пришлось лишь с госпожой Федотовой и господином Федотовым, так как Дуня от вчерашнего шока и трепета еще не оправилась и предпочла грызть в школе гранит науки, с перепугу забыв даже на время о шубке. Вполне объяснимо желание каждого человека выглядеть в глазах других людей хоть немного лучше, чем он есть на самом деле. Так и Додик, рассказывая о себе, умалчивал о своих недостатках, зато собственные достоинства преувеличивал. В результате в рассказах этого взросшего на понятиях молодого человека зарезанный им по малолетке мальчонка трансформировался в трех полицейских чинов, павших от недрогнувшей руки защитника понятий. И никто из Додиковых недругов не избежал его карающей десницы: он поднимался на дно морское, опускался под облака, но в любой точке вселенной находил своего обидчика, и смерть беглеца была ужасной! О своих менее значительных подвигах Додик рассказывал даже с некоторой застенчивостью. Мол, извините, но приходилось заниматься и мелочевкой типа: деньги российские, доллары американские ровными пачками с полок ограбленных банков смотрели на нас… После двух последующих визитов нового знакомого с его задушевными беседами нервы господина Федотова не выдержали. Уже на рынке после расставания с Додиком он начал тихо съезжать с катушек, а когда они с супругой после трудового дня вернулись домой, съехал с них окончательно и громко. Схватившись за голову, бедняга бегал по комнате и кричал, что весь мир превратился в сумасшедший дом, а граждане вполне обоснованно определены туда пациентами. Ирина Степановна отчасти сумела успокоить мужа, но не надолго.

На следующий день у их ларька опять появился Додик и слегка разнообразил свой репертуар, сообщив, что он резал не только строптивых полицейских, но и старых упрямых коров (при этих словах почему-то пристально посмотрел на госпожу Федотову) и шелудивых бодливых козлов (пронзительный взгляд в сторону господина Федотова). Этих проштрафившихся перед ним рогатопарнокопытных он находил в любой точке мира, опять же, если надо, опускаясь под облака и поднимаясь на дно морское. Завершив этим резюме свою самоаттестацию, Додик еще раз подчеркнул, что он конкретный пацан самых честных понятий, поэтому не собирается свою любимую женщину ставить на очередь или определять в «ночные бабочки, ну кто тут виноват», а чин-чинарем делает ей официальное предложение руки и сердца. Ирина Степановна остолбенела. Конечно, Додик — большой оригинал. Сделать замужней женщине вступить с ним в брак, не стесняясь присутствия ее законного супруга, он вполне способен. Но зачем предварительно обзывать свою избранницу старой коровой?! Только спустя какое-то время корова-невеста сообразила, что Додик собирается вступать в законный брак не с ней, а с ее дочкой.

— Но мы еще маленькие, мы только перешли в восьмой класс, нам еще рано думать о семейной жизни, — только и смогла промумукать обалдевшая госпожа Федотова.

— Дуня не может выйти замуж, она еще ребенок, — проблеял и господин Федотов.

— Этот вопрос перетерт. Считаем, что Дуня пошла в школу не с семи лет, а одиннадцатилетней. Все нужные документы оформят, это стоит не так дорого, — успокоил родителей невесты Додик и распрощался, оставив супругов Федотовых в состоянии прострации.

Первой опомнилась более сильная половина.

— Господин Табунов теперь не просто бандит, но и авторитетный бизнесмен, значит, способен мыслить адекватно. Я обращусь к нему за помощью, и он вразумит своего дебила-сына.