Патриция Корнуэлл - Вскрытие показало… Страница 12

Молчание.

Петерсен, едва слышно: «Господи, нет, конечно».

Марино: «А вы в этом уверены?»

Петерсен: «Уверен. Уверен, что не могу понять. И не хочу!»

Марино: «Мэтт, я отдаю себе отчет, что вам страшно об этом думать. Но попытайтесь. Представьте, что репетируете роль маньяка-убийцы. Каким он должен быть?»

Петерсен: «Не знаю! Я не хочу играть такого отморозка!» Тут голос Мэтта сорвался, и внезапно ярость, видимо давно уже накопившаяся у него на Марино, вырвалась наружу: «Не понимаю, зачем вы меня об этом спрашиваете! Чертовы копы! Это вы должны вычислить убийцу, вы, а не я!»

И он замолчал.

Пленка продолжала мотаться, но ничего, кроме кашля Марино и скрипа стульев, не было слышно.

Наконец раздался голос Марино: «Беккер, у вас случайно нет запасной кассеты?»

Неожиданно Петерсен (явно сквозь слезы) пробормотал: «У меня есть кассеты, но они в спальне».

«Мы будем вам очень признательны», — холодно произнес Марино.

Через двадцать минут Мэтт Петерсен стал рассказывать о том, как обнаружил тело своей жены.

Это был кошмар. Голос заполнил кабинет, и мое воображение разбушевалось не на шутку.

Петерсен: «Да, уверен. Нет, я не перезванивал. У нас с Лори это не было заведено. Я просто сразу поехал домой — нигде не задерживался, ни с кем не разговаривал. Репетиция закончилась, я сдал костюм и поехал. Было примерно полпервого. Я очень торопился — я ведь не видел жену целую неделю.

Я приехал около двух. Мне сразу бросилось в глаза, что в доме не горит свет. Я решил, что Лори уже спит. У нее очень напряженный график… был. Полсуток на работе, сутки дома. Кто такое выдержит? А в эту пятницу она работала до полуночи. А в субботу, то есть сегодня, должна была отдыхать… Завтра она заступила бы на дежурство в полночь — и до двенадцати дня в понедельник. Вторник — выходной, среда — дежурство с полудня до полуночи. И так все время.

Я сам открыл дверь и включил свет в гостиной. Все выглядело как обычно. И, знаете, хоть у меня в тот момент еще не было причин волноваться, я отметил, что свет в холле выключен. Лори всегда оставляла свет для меня, потому что я сразу шел в спальню. И если Лори не чувствовала себя совершенно разбитой — а это случалось редко, — то мы сидели на кровати, пили вино, разговаривали почти до утра, а потом спали до обеда.

В спальне меня сразу же что-то насторожило. Было темно, хоть глаз выколи, но я все равно почувствовал что-то неладное. Видимо, так чувствуют животные. И еще мне казалось, что в спальне какой-то странный запах. Я не мог понять, чем это пахнет, и это только еще больше смутило меня».

Марино: «Что за запах?»

Молчание.

Петерсен: «Сейчас. Я пытаюсь вспомнить. Запах был слабый, едва уловимый, но все-таки он был… Неприятный такой, похожий на аромат гнилых фруктов. Я не мог взять в толк, откуда он появился».

Марино: «Похож на запах пота или спермы?»

Петерсен: «Похож, да. Но все-таки это было что-то другое. Более сладкое, более противное. Причем этот запах сразу бил в ноздри».

Беккер: «А раньше вы что-нибудь подобное ощущали?»

Пауза.

Петерсен: «Нет. Кажется, нет. Запах был очень слабый, хотя, может, я его так явственно почувствовал потому, что в первый момент ничего не видел и не слышал. У меня из всех чувств работало только обоняние, и запах сразу ударил мне в нос. И я подумал… ну, то есть не подумал, конечно, это все произошло очень быстро, только в голове на мгновение мелькнуло: наверное, Лори что-то ела уже в постели. Что-то сладкое, вроде вафель с сиропом или оладий. Мне даже пришло в голову, что ее стошнило: она часто ходила в третьесортные забегаловки и покупала всякую жирную дрянь — могла и отравиться. Лори, когда нервничала, начинала есть что попало. А когда я начал ездить в Шарлотсвилл, она распустилась, постоянно ела сладкое и сильно располнела…»

Петерсен едва сдерживал рыдания.

«Запах был тошнотворный, будто Лори весь день пролежала в постели с отравлением. Я еще надеялся, что именно поэтому и свет был выключен».

Тишина.

Марино: «Мэтт, продолжайте».

Петерсен: «Я постепенно привык к темноте, но не верил своим глазам. Я разглядел кровать, но не мог поверить, что это наша с Лори кровать, потому что покрывало так странно свисало. И тут я увидел Лори. Она лежала в этой ужасной позе совсем голая. Я сразу все понял сердцем, а вот в голове страшная правда еще не укладывалась. Включил свет, и последняя надежда исчезла. Я выл, но не слышал собственного голоса, как будто вой бился в черепной коробке и не мог вырваться наружу. Мне казалось, что у меня сейчас голова лопнет и мозги брызнут во все стороны. Простыня была окровавлена, из носа и рта у Лори еще текла кровь. А потом я увидел ее лицо. Я не мог поверить, что у человека вообще может быть такое лицо. Будто маска. Будто издевательская гримаса судьбы…»

Марино: «Мэтт, а что вы сделали, когда увидели вашу жену? Вы к ней прикасались? Вы трогали что-нибудь в спальне?»

Петерсен прерывисто дышал. Лишь через несколько минут снова раздался его голос: «Нет, то есть да. Я прикасался к ней. Бессознательно. Я просто коснулся ее плеча, ее руки. Может быть, я обнимал Лори, не помню. Она была еще теплая. Я хотел прощупать пульс и не смог найти ее запястья. Потому что руки у нее были связаны за спиной, и она на них лежала. Тогда я стал искать пульс на сонной артерии на шее и нащупал удавку. Кажется, я прикладывал ухо к ее груди, чтобы услышать сердце. Я знал, понимаете, знал, что она мертва, однако еще на что-то надеялся. Я отказывался понимать, что ничего не поправишь, хотя ее вид не вызывал сомнений в том, что она мертвая. Я побежал на кухню. Я не помню, что говорил по телефону, не помню даже, как набирал „911“. Но знаю, что позвонил в полицию. А потом ходил по дому, просто ходил из спальни в коридор и обратно. Я прислонялся к стене, и плакал, и говорил с Лори. Я разговаривал с Лори, пока не приехала полиция. Я просил ее не умирать. Понимаете, я подходил к кровати и просил ее не умирать, а сам все прислушивался, не идет ли кто. Этому не было конца…»

Марино: «Вы не пытались развязать провода? Вы вообще прикасались к проводам или еще к чему-нибудь? Можете вспомнить?»

Петерсен: «Нет, то есть не могу вспомнить. Нет, кажется, не прикасался. Что-то меня останавливало. Я хотел накрыть Лори, но мне как будто кто-то сказал: „Не делай этого, это помешает полиции“».

Марино: «У вас есть нож?»

Молчание.

Марино: «Нож, Мэтт. Мы нашли походный нож с точильным камнем на ножнах и компасом, вмонтированным в рукоятку. Это ваш?»

Петерсен проговорил в замешательстве: «Ах нож… Да, это мой. Я его купил несколько лет назад. Заказал по почте за пять долларов девяносто пять центов или что-то около того. Одно время я часто выезжал на природу и тогда им пользовался. Там в рукоятке леска и спички…»

Марино: «Где вы последний раз видели нож?»

Петерсен: «На столе. Лори, кажется, вскрывала им письма. По крайней мере, последние несколько месяцев нож валялся на столе. Может, Лори чувствовала себя увереннее, если нож был под рукой, — ну, когда ночевала одна. Я ей предлагал завести собаку, но у нее аллергия… была…»

Марино: «Если я вас правильно понял, последний раз вы видели нож на столе. То есть в прошлые выходные, когда вы меняли москитную сетку в ванной, нож лежал на виду?»

Молчание.

Марино: «А вы случайно не знаете, зачем вашей жене было убирать нож, например, запихивать его в комод? Она когда-нибудь раньше так поступала?»

Петерсен: «Кажется, нет. Нож все время был на столе, возле лампы».

Марино: «В таком случае объясните, как нож оказался в ящике комода, под свитерами, рядом с коробкой с презервативами. В вашем ящике, кстати сказать».

Молчание.

Петерсен: «Не знаю. А вы его именно там нашли?»

Марино: «Именно там».

Петерсен: «Насчет презервативов. Они там сто лет лежат». Нервный, прерывающийся смешок. «Я их покупал еще до того, как Лори начала принимать противозачаточные таблетки».

Марино: «А вы в этом уверены? Я имею в виду, вы использовали презервативы только с вашей женой?»

Петерсен: «Разумеется. Лори стала принимать гормональные где-то через три месяца после свадьбы. А поженились мы как раз перед тем, как сюда переехать. Еще и двух лет не прошло».

Марино: «Мэтт, поймите меня правильно. Я должен задать вам несколько вопросов личного характера. Не подумайте, что я хочу поставить вас в неловкое положение. У меня свои причины. Мы должны кое-что выяснить, для вашей же пользы. Договорились?»

В тишине было слышно, как Марино щелкнул зажигалкой.

«Значит, договорились. Итак, презервативы. Скажите, Мэтт, у вас были женщины на стороне?»

Петерсен: «Да как вы можете?!»

Марино: «Но вы ведь целую неделю проводили без жены. Я бы на вашем месте не выдержал».

Петерсен: «А я на своем выдерживал. Мне никто, кроме Лори, не был нужен».