Фридрих Незнанский - Пробить камень Страница 12

— Ну вот этого-то я и боялся, — пробормотал он.

Георгий

В однокомнатной квартире, в большой комнате с голыми стенами, в которой было только два дивана, стол и колченогий табурет, стояла Аня. Она сосредоточенно раскладывала на диване пояс шахида. Второй диван был пуст. Георгий сидел за столом и что-то писал, никак на нее не реагируя.

Аня подсоединила провода, потом закрепила контакты. Сняла с себя рубашку, натянула на голое тело черную обтягивающую футболку. Нажала кнопку лежащего на столе секундомера.

Раз… Два… Три…

Быстрыми, отработанными движениями она надела пояс шахида. Потом нацепила куртку, застегнула молнию. Снова нажала на секундомер.

— Готово, — сказала она, не скрывая своего удовольствия. — На одну и шесть быстрее, дядя Юра!

Просто класс, правда?

Георгий отложил ручку и, улыбаясь, посмотрел на нее. Девушка стояла перед ним, ожидая реакции, точнее, похвалы. Почему бы не похвалить, в самом деле?

— Молодец, Анечка, умница.

Она просияла.

— А сейчас подними правую руку. Теперь левую.

А теперь быстро присядь несколько раз…

Она выполнила все команды.

— Очень хорошо. Ничего не болтается, не мешает, не колет?

— Нет.

— Отлично. А теперь подойди ко мне.

Аня приблизилась вплотную. Георгий расстегнул на ней куртку.

— Видишь, контакты все-таки отошли… Здесь…

И здесь тоже… Надо ослабить… Запас оставить. Ты же не будешь стоять, как «Рабочий и колхозница»?… Аня тихо засмеялась. Георгий же по-прежнему был совершенно серьезен.

— И под мышками не затягивай… Руки сведет… Ты делаешь все хорошо, только не торопись, поняла?

— Когда я слышу твой голос, я всегда знаю, что делать. Только как я буду там без тебя?

Он погладил ее по щеке:

— Не волнуйся, я буду рядом.

— Рядом? — переспросила Аня.

— Конечно, — кивнул он. — И все время буду говорить с тобой. Ты никогда не будешь одна.

Она счастливо улыбнулась.

Глядя на эту ее улыбку, Георгий подумал: все-таки убийство — это акт страсти, как бы долго человек к нему ни готовился. Ты можешь страстно желать избавиться от кого-то, можешь строить планы в своем воображении; ты уверен, что это так, не всерьез, и тебе нравится представлять, чем бы ты его убил, при каких обстоятельствах, как бы создал себе алиби и так далее. При этом, сам того не замечая, ты протягиваешь бикфордов шнур из своего воображения в реальную действительность. И вот наступает момент, когда ты видишь, что шнур подожжен, по нему ползет искорка, и ты уже не в состоянии остановить взрыв. Ты обречен совершить то, что совсем недавно казалось тебе только фантазией…

Он почувствовал редкую вообще-то потребность поделиться с девушкой тем, что было у него внутри.

— Когда-то давно старый вождь племени рассказал своему внуку одну жизненную истину: «Внутри каждого человека идет борьба, очень похожая на борьбу двух волков. Один волк представляет злозависть, ревность, сожаление, эгоизм, амбиции, ложь; другой волк представляет добро — мир, любовь, надежду, истину, доброту, верность». Маленький индеец, тронутый до глубины души словами деда, на несколько мгновений задумался, а потом спросил: «А какой волк в конце побеждает?» Лицо старого индейца тронула едва заметная улыбка, и он ответил: «Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь».

Аня молчала с непроницаемым видом, и Георгий вынужден был спросить:

— Поняла, о чем я?

— Нет, — ответила Аня с серьезным выражением лица.

— Ну и слава богу, — засмеялся Георгий. — Незачем себе голову забивать.

2004–2005 годы

Буцаев

На каскадерском счету Олега Буцаева было 49 кинокартин. В юбилейной Буцаев поучаствовать не успел, потому что сел в тюрьму. Вот как это случилось.

Буцаев некогда был перспективным боксером, но неизменно оставался на вторых-третьих ролях в сборной, а значит, на крупные международные соревнования не попадал. В то же время, в середине 70-х годов, он несколько раз снялся в спортивных фильмах, где играл не эпизодические даже, а микророли на несколько секунд, скажем, молотил боксерскую грушу в тренировочном зале в правом нижнем углу экрана. Один раз, правда, он изображал противника главного героя. Но поскольку эта сцена была в той части картины, где главный герой не подхватил еще звездную болезнь и не прислушивался к советам наставников, которые советы еще и не давали, то Буцаева уложили нокаутом в первом же раунде, после чего последовала реплика тренера победителя: «Жаль, бой не получился…»

Но в кино Буцаеву понравилось, и он рассмотрел там для себя уникальную лазейку. Во-первых, сообразил, что на съемках жанровых фильмов часто нужны люди, подменяющие актеров в радикальных сценах. Может, Олег Янковский и рискнет из поезда на ходу сигануть, но не придется ли тогда съемки откладывать на непредвиденный срок? Собственно, каскадеры существовали всегда. По большому счету, любая массовка в фильме — это каскадеры, ведь кто знает, что там в толпе у Эйзенштейна случалось — хоть в «Стачке», хоть в «Броненосце „Потемкине“», хоть в «Александре Невском»? А во-вторых, Буцаев не мог этого выразить словами — с их запасом и комбинациями у него всегда были проблемы, он смутно чувствовал, что миссия кино заключается в том, чтобы увековечить трюк. Ведь трюк — это же экстремальное происшествие, и сам по себе он живет считанные секунды, ну, в особых случаях — пару минут. А трюкач ведь не может, как оперная прима, выходить к рампе и вечер за вечером петь одинаково, да и прима этого, наверно, не может.

Знакомый кинооператор посоветовал Буцаеву почитать мемуары одного из первых режиссеров отечественного кино Льва Кулешова. Кулешов предстал перед начинающим каскадером эдаким режиссером-физруком. Его актеры всегда находились во впечатляющей физической форме. Но помимо этого в учебную программу, которую режиссер-педагог для них разработал, входили: бокс, акробатика, гимнастика, плавание, специальные профессиональные силовые упражнения, борьба и драка! А также управление автомобилем, хотя этот курс и оставался теоретическим из-за недостатка средств. И еще Буцаев почувствовал, что его личная миссия заключается в том, чтобы объяснить миру, в чем заключается миссия кино: именно в том, чтобы увековечить трюк. Но сперва кто-то должен был открыть глаза этим снобам-киношникам. Иначе они так и будут до скончания века снимать всякую муру о смысле жизни, где актеры лясы точат и ходят из одной комнаты в другую, а там — ни споткнуться по-человечески, ни взрыв какой-нибудь устроить, ни в окно выпасть — только выползти, потому что цокольный этаж. А каскадеры тем временем стареют и теряют форму.

И Буцаев резво взялся за дело. Он занялся фехтованием, акробатикой, конным спортом, сделал тысячу прыжков с парашютом за год и еле отвертелся от выступления на чемпионате Европы по парашютному спорту. Теперь его звали в сборную, но она его не волновала. Самой же главной составной частью системы Буцаева, взращивающего в себе каскадера-профессионала нового поколения, был отказ от кино — он его больше не смотрел, он запретил себе прикасаться к запретному плоду, пока не созреет сам.

В 70-х же годах в страну пришло увлечение карате, за которым последовали и иные восточные единоборства. Но Буцаев был человек основательный, он не верил, что заезжие выскочки могут ему что-то дать, и уехал в Монголию. Просто перешел границу в горах Бурятии и вышел в район озера Хубсугул. Один год он провел в Монголии, но затем так же пешком перешел в Китай. Через монгольский Алтай — к китайской части Тянь-Шаня. Почему это ему удавалось, позже задавался вопросом кто угодно, но только не он сам.

Там, в китайских горах, на высоте четырех тысяч метров, он нашел прилепленный под острым углом к зеленой скале буддистский монастырь Гуань Инь-цзы (что перевести буквально нельзя, но можно уподобить словам «Страж заставы»), о котором в партийном комитете города Синин, административного и промышленного центра провинции Цинхай, на чьей территории монастырь и находился, перестали рассказывать исторические анекдоты аж со времен «культурной революции», да и тогда никто не верил в его существование. Монахи сказали Буцаеву, что живут в Гуань Инь-цзы последние две тысячи лет и даже больше, ровно с тех пор, как Лао-цзы повстречал Конфуция, который был моложе его на пятьдесят пять лет и который перевернул учение отца-основателя буддизма с головы на ноги, то есть превратил в совершенно противоестественное для них, монахов-буддистов, состояние.

Буцаев позволил себе только один бестактный вопрос: как же благородные мужи в таком случае размножаются, неужели наскальным почкованием? Вместо ответа лысый и безбородый отшельник, возраст которого свободно колебался от пятнадцати до семидесяти пяти, посмотрел вниз. У подножия гряды была деревня, в которой легенда о драконе, уносящем самых здоровых (а отнюдь не красивых) невест в горы, давно приобрела черты суровой и неизбежной реальности. Невесты, однако, через несколько лет исправно возвращались, совершенно обалдевшие и почти разучившиеся говорить.