Максим Есаулов - Старший оборотень по особо важным делам Страница 13

— Ну, ты сам все сказал. А посмотри, чем занимается его фирма, и вообще все поймешь.

— Ладно, ты только за этим меня видеть хотел?

Айдар сразу посерьезнел и придвинулся ближе:

— Не только. Пацанчика твоего искали уже. Ночью кто-то из цириков приходил. Нет, пока он в моей хате, все нормально будет. Я его даже на прогулку не выпускаю. Но ты имей в виду.

— Что же, спасибо.

— Да не за что. Ладно, я пойду. За хатой пригляд нужен, а то как бы чего не случилось.

8

После Айдара Егоров привел Мишу Краснова. Присутствовать при разговоре снова не стал, сказав Шилову:

— Стукни в стенку, когда закончите. Я буду у ребят в соседнем кабинете.

Шилов поздоровался с Мишей за руку:

— Привет! Как устроился?

— Спасибо, вроде ничего.

Сели к столу, Шилов — на хозяйское место, Миша — напротив.

— Вы Айдару, как и мне, когда-то помогли?

— Он сам о себе позаботиться может.

— Я так понял, он очень вас уважает.

— А с чего ему меня ненавидеть? Мы не враги, хотя и стоим, как это называется, по разные стороны баррикад, — Шилов протянул раскрытую пачку «мальборо».

Миша сигарету взял, но прикуривать не стал. Сидел, мял ее пальцами, смотрел на свое отражение в треснувшей полировке столешницы. Спросил:

— Чибиса так и не взяли?

Шилов отрицательно покачал головой:

— Подумай, где он еще может быть?

— Я вроде все места уже назвал.

— Ты его часто возил?

— Нет. Чаще Катьку, девчонку его.

— Зеленцову? А она что, с ним?

— Я не пойму. Он мужик видный такой, а она — наркоманка убитая. Он с ней нянчился, лечил ее.

— На чем она сидит? На «герыче»?

— Думаю, да. Я ее пару раз к барыге возил. Кажется, у него Пистон погоняло.

— Адрес помнишь?

— На Петроградке. В квартиру я не заходил, но где дом стоит, нарисовать смогу.

Шилов придвинул к нему чистый лист и авторучку:

— Рисуй! — а наблюдая, как быстро Краснов чертит понятную схему, добавил: — Тебе в художественную школу без экзаменов можно устроиться.

Через полчаса Шилов вышел из Следственного изолятора, не глядя по сторонам сел в машину и поехал в отдел.

На освободившееся место у тротуара припарковалась служебная «Волга» начальника 7-го отдела УБОП.

Глядя вслед красной «Альфа-ромео», Арнаутов дернул щекой и с мрачным видом направился в бюро пропусков, крепко держа в руке папку с бумагами.

Настроен он был очень решительно.

В это же самое время Юля встретилась с подругой Наташей. Общение было решено совместить с делом, и они зашли в торговый центр, где Юля хотела посмотреть ткани для работы, а Наташа — выбрать сумочку под новое пальто.

— …Расплатиться мне было нечем, но тут появился он и проявил благородство, после чего мы поехали в ресторан, а потом к нему домой, — рассказывала Юля, когда они, осмотрев первый этаж, поднимались на эсклаторе в верхние секции. — И… В общем, я не знаю теперь, что мне делать.

Наташа всегда очень живо реагировала на любые перипетии в личной жизни подруг. Вот и сейчас она, округлив глазки и представляя, как будет пересказывать девчонкам эту историю, с готовностью рассмеялась:

— Ну и завернула ты, подруга! — Сойдя с эскалатора, они пошли по галерее, разглядывая витрины. — А всегда такой тихоней казалась… Все думали, у вас с Вадимом крепко.

— Я тоже так думала. Когда-то.

— Не пожалеешь?

— Не-а.

— Ну и правильно!

— Слушай, Нат, у меня к тебе одна просьба будет. Съездишь со мной за вещами? По крайней мере, при тебе Вадим не будет себя вести, как полная скотина.

— Ой, ты же знаешь, как не люблю я эти разборки!

— Я тебя очень прошу.

— Почему ты своего мента не попросишь?

— Не хочу я его впутывать. Наташа, пожалуйста!

— Ну что мне с тобой делать?

— Ничего.

— Ладно. Но только пообещай, что ты меня со своим Шиловым познакомишь.

— Если ты не будешь стрелять глазками, как ты это обычно любишь делать…

— Ты же знаешь, что менты не мой профиль. Ой, Юлька, смотри! Кажется, это то, что мне нужно. И стоит недорого…

Юля вздохнула и следом за подругой вошла в торговый отдел.

Арнаутов разговаривал с арестованными не в помещении оперчасти, а в следственном кабинете — обшарпанной комнатушке с привинченными к полу скамейками и столом.

Первым привели Краснова.

Всю дорогу Мишку терзали плохие предчувствия. Что за дерготня началась? Только пришел, после Шилова, в камеру, как снова команда: «На выход!». Если его так часто будут вызывать, то братва может и в стукачестве заподозрить. Может, Шилов забыл чего-то спросить? Но почему тогда ведут не в ту сторону?

Увидев за столом незнакомого мужика, лицо которого предвещало мало хорошего, Мишка совсем заскучал. Перед мужиком лежали толстая папка, лист бумаги и авторучка. Чего ему надо?

— Садитесь, — каменным голосом сказал Арнаутов, и Краснов присел на скамейку по другую сторону стола. — Здорово вас отделали. Почему не пишете жалобу?

— На кого?

— А кто вас бил?

— Никто. Это мы с Селивановым подрались, когда с явкой хотели прийти.

— Из-за чего подрались?

— Это наше дело.

— Ваше дело, Краснов, будет рассмотрено в суде. У вас есть выбор: сидеть на скамье подсудимых, или быть свидетелем на свободе.

— Я не понимаю… Вы, вообще, кто?

— Я тот, кто может тебе помочь.

— Каким образом?

— Я же знаю, что вы не при делах, — Арнаутов обошел стол и сел рядом с Красновым, вполоборота к нему, облокотившись на стену. — Вас с приятелем подставили. Скажи правду, и выскочишь отсюда.

— Я уже сказал правду.

— Ты что, Шилова боишься? Или Моцарта?

— Никого я не боюсь! А вы кто вообще?

— Узнаешь, кто я, — обделаешься со страху. Вот тебе лист бумаги, пиши.

— Что писать?

— Что тебя и Селиванова избивали сотрудники убойного отдела во главе с майором Шиловым…

— Они не били.

— …и требовали, — Арнаутов будто не заметил реплики Краснова. — И требовали, чтобы вы оговорили себя в подготовке убийства Геры Моцарта.

— А что будет, если напишу?

— До суда уйдешь на подписку. На суде будешь потерпевшим или свидетелем. Тебя защитят и от Моцарта, и от Шилова. Я гарантирую. Да не бойся ты, пиши!

Краснов растерянно посмотрел на бумагу, которую Арнаутов придвинул к нему. Тяжело сглотнул, сцепил под столом руки в замок:

— Извините, я не понимаю…

— Тебе что, Шилов последние мозги отбил? Что тебе не понятно, ублюдок?

— А почему вы разговариваете со мной в таком тоне?

— Что?! — Арнаутов схватил Краснова за грудки, рывком поднял, встряхнул. Сказал, глядя в глаза: — Я с бандитами по-другому не разговариваю. Пиши, …твою мать!

— Я ничего писать не буду. Мне эти ваши ментовские непонятки ни к чему. И вообще, я вас не знаю.

— Ну, так узнаешь, только поздно будет! — Арнаутов с такой силой оттолкнул Краснова, что тот, не устояв на ногах, спиной врезался в стенку и осел на пол, морщась от боли.

Арнаутов брезгливо отряхнул лацканы пиджака и выглянул в коридор:

— Голиков! Этого в камеру, второго сюда.

Селиванова привели минут через десять. С одного взгляда Арнаутов понял, что с ним проблем не возникнет. Парень и изначально-то был не особенно крепким, а уж после того, как его ломали и у Моцарта, и у Шилова, совсем потерялся. Что ж, так бывает всегда: из двух подельников кто-то обязательно оказывается более слабым. Надо было с Селиванова начинать. Тогда бы, может быть, и Краснов не так выкобенивался.

Арнаутов встал, прошелся вдоль стены, глядя на Селиванова через плечо. Селиванов сидел, опустив голову. Руки его заметно тряслись, и он даже не пытался это скрывать.

— Как вас захватили?

— Мы сами пришли, — не поворачиваясь, ответил Селиванов таким голосом, каким в школе двоечник начинает читать стихотворение, из которого он выучил только первые две строки. — С явкой.

— Этот спектакль для дураков будешь разыгрывать, а я тебя насквозь вижу. Хочешь, расскажу, как было дело? — Арнаутов оперся кулаками на стол, мощной глыбой нависая над Селивановым.

— Как? — Тот попытался незаметно отодвинуться, но только скрипнул скамейкой и замер, как будто издал неприличный звук на первом свидании с девушкой.

— Чибис Моцарту явно дорогу перешел. Поэтому мочить Чибиса в открытую Моцарту нельзя. Он подбил своего дружка Шилова, и решил официально косяка на Чибиса повесить. Сколько вас прессовали, не знаю, но вижу, прилично. Оговорили себя под пытками — так это теперь называется.

— Нет, ну в общем как бы…

— В общем и в частном, — Арнаутов усмехнулся, чувствуя, что дело сделано, и уселся рядом с Селивановым. — Твой дружок уже написал заявление прокурору. Теперь — ты. Или считаешь себя виноватым?