Николай Леонов - Идеальная афера Страница 13

Станислав помолчал, аккуратно затушил недокуренную сигарету.

– То есть, Лев, он меня принимает за подсылку из какого-то местного крутого криминала! Надеется на мою помощь, значит, припекло его всерьез, причем, скажем так, с «другой стороны» припекло. Он уверен, что я играю не за «них», не за тех, кого он сейчас так боится. Я ему в ответ хмыкнул нечто маловразумительное, но в отчетливо одобрительном ключе. В смысле, что отчего ж не поговорить с умным человеком? Считаю, что на встречу с Бортниковым надо идти непременно.

– Стас, просто слов нет, какой ты молодец! – взволнованно сказал Гуров. – Ну, флаг тебе в руки. Конечно, встречаться с ним надо, какие тут сомнения. Коли его завтра по полной программе. Пока я с господином генерал-майором Беззубовым мосты наводить буду. Не уверен, что интерес Бортникова к тебе связан со смертью Алины Васильевны, но что со всей мерзоватенькой суетой вокруг «Светлорадсертинг», с этим научно-экспертным гадючником, так не ходи гадать. Но не проколись. Пусть Бортников принимает тебя за кого угодно – за черта, гоблина, Карлсона с пропеллером в заднице, – но не за мента! Сможешь сыграть?

– Лев, не надо меня совсем уж за идиота держать, – чуть обиженно заметил Крячко и добавил, мечтательно прижмурив глаза, как котяра, только что вытащивший из хозяйского аквариума золотую рыбку: – Ох, я с ним поговорю! Есть время подумать, вся ночь впереди. Знать бы еще, кто такой этот Николай.

Настроение, состояние, самочувствие – словом, что бы то ни было зашкаливало ниже самого низкого уровня. Александр Григорьевич грустно улыбнулся, подошел к окну своей холостяцкой квартирки в спальном районе Светлораднецка – спасибо, что после развода хоть эта однокомнатная норка осталась! – и посмотрел в давно не мытое стекло двойной пакетной рамы. Ничего нового и любопытного он не увидел: собственное отражение, подсвеченное тусклым отблеском настольной лампы, да косую линейку мотаемой резкими порывами ветра мороси в луче фонаря, висящего над подъездной дверью.

Кто же этот загадочный инженер? Мысль не давала покоя, дергала, как больной зуб. Нет, это не из группировки Мачо, иначе на предложение поговорить он откликнулся бы совсем не так! Значит, что же? Коля Гроб? Скорее всего, только вот поздно они спохватились. Но он залез в такие серьезные игры, в такие опасные сферы, что надеяться больше не на кого. Может быть, смогут прикрыть, пусть хоть на время. Ах, Сашка, что ж ты поставил-то не на тех, с горькой злобноватой усмешкой подумал он. И не поторопился ли, вызывая этого лже-наладчика на разговор? Четкого плана действий как не было, так и нет.

Случается порой, что лучше поганенький план действий, но сегодня, чем безупречно продуманный завтра. Особенно если не знаешь, доживешь ли до ближайшего рассвета. Могут ведь и прикончить. Эти могут. Вот хоть прямо сейчас, даже звонком в дверь утруждаться не станут, выломает эту жалкую фанеру пара крепких ребятишек и, не слушая оправданий, придушат в два счета. Нет, на такие крайние меры пойдут навряд ли, но все равно морозцем по спине продирает. А вдруг? Да, без серьезных союзников ему не удержаться. С ними – и то проблематично!

А все проклятая жадность! Он чуть ли не с ненавистью посмотрел на свое отражение в оконном стекле, даже плюнуть захотелось. В собственную физиономию. Нельзя же так беззаветно любить деньги. Вредно для здоровья. Сколько раз самому себе эта простенькая истина была продекламирована, а вот поди ж ты!

– С вас, милейший, – медленно проговорил Бортников, обращаясь к собственному отражению, – аллегорическую фигуру можно ваять. С условным названием «Жадность фраера сгубила, или Жертва собственного кретинизма». На что вы рассчитывали, Александр Григорьевич? Как девятиклассница опосля веселухи и задержки месячных, что как-нибудь само рассосется?

Дураком он не был. Во всяком случае, до последнего времени. Так зачем же он пошел на этот безумный разговор с Алиной? Что, плохо знал этого человека? Или совсем не разбирался в азах прикладной психологии? Разбирался, да вот эмоции захлестнули! Да, он мог гордиться собой – как же, лишь по косвенным данным догадался о таком!.. Но зачем было беззастенчиво наезжать на Беззубову?! Загонять Алину в угол, в капкан, чуть ли не впрямую угрожать ей! Идиот! Пирожка, видишь ли, сладенького куснуть захотелось... Заодно на место ее поставить, дескать, поняла теперь, дура набитая, с каким специалистом, с каким проницательным человеком судьба свела! Давай, мол, делись! Мало ему спирта было? Ох, какой же он дурак!

Нет ничего хуже, чем навлечь на себя месть женщины. Некоторые представительницы прекрасного пола готовы поставить на карту все, вплоть до собственной жизни, лишь бы отомстить обидчику. Беззубова и поставила, хоть не догадывалась об этом. Женщине вообще свойственно принимать свои эмоции за истину в последней инстанции. Мол, что я чувствую, то и есть на самом деле. Если мне что-то не нравится, значит, это объективно плохо, достойно уничтожения. Месть женщина зачастую путает с восстановлением справедливости, а это ох какие разные вещи! Это характерно даже для лучших из них, а уж для такой погани, как Алина! Вот оно и закончилось все так, как закончилось, и, видит господь, у него не было другого выхода.

Бортников ощутил такую ненависть пополам с презрением к самому себе, любимому, что чуть в голос не завыл от тоскливого бессилия. Ладно Алина! Но на кой черт он еще раньше распустил язык с Ируней Пащенко? Ведь именно с ее статьи в проклятом «Голосе Края» все и началось. Похвастаться, видишь ли, захотелось перед любовницей. Вот, мол, я какой, вот в какие тайны посвящен! Я скоро уж таким крутым стану, что круче – только яйца. Но кто ж мог подумать, что дурище втемяшится в голову сделать на жиденьком основании его полупьяной трепотни статью, а в редакции Иркино начальство окажется настолько наивным или бесстрашным – по непроходимой своей глупости, – что статью эту опубликует?!

Он вновь вспомнил, как две недели назад Ирина завалилась к нему поздним вечером сюда, домой, радостно размахивая свежим номером своей бульварной газетенки. Официальное название этого печатного органа, типичного представителя «свободной, независимой прессы», как-то не прижилось. В журналистских кругах города называли газету либо «голосиной», либо «крайняком», а самые злоехидные коллеги Ирины так вообще именовали это издание «Болезнью Боткина», намекая на его редкостную даже по нашим временам желтизну. И что?! Нет, мало Ирке было про йогов, экстрасенсов и прочую оккультную муру сочинять жуткую бредятину под говорящим псевдонимом Александр Нездешний. А для отдыха вести рубрику «Во саду ли, в огороде», подписываясь еще похлеще: Константин Перепаханный. На горяченькое, видишь ли, потянуло! На престижные полосы! Звездой журналистики стать захотелось. Вот и прочел кто надо статейку журналистки Пащенко, а уж сделать выводы, откуда у оной журналистки жареный матерьялец прорисовался, тут большого ума не требуется. Она же чуть не на всех углах распиналась, какая меж ней и «Сашоночком» громадная любовь! Нашла «Сашоночка», коза драная!

Бортников скрипнул зубами. В тот вечер, увидев злополучную Иркину статейку и вчерне просчитав последствия, он не выдержал, сорвался, совершил еще одну непростительную глупость. Ну не мог он спокойно смотреть на ее телячью физиономию, которая светилась, как яблочко из Чернобыля. И выслушивать Иришины слюнявые откровения о ее неземном к Бортникову «чуйстве». Решил – все, достаточно. Пора с Пащенко рвать. Побаловались, и будет. Правильно. Надо было рвать, но не так же, не по-идиотски!

Он вспомнил, как опять ощутил в тот вечер, что от нее словно идут невидимые лучи. Ее тело влекло его, смущало, заслоняло собой все остальное, хотя бы ту чушь, что она несла, не закрывая рта. Который раз он поймал себя на мысли, что находиться рядом с ней одетым и в вертикальном положении – фантастически противоестественно. Эта мысль, эта зависимость от примитивного зова полового инстинкта окончательно взбесила Александра. Не-ет, пребывать в зависимости от кого бы то ни было, а тем более – от Ирочки Пащенко, он категорически не желал. Кроме того, Бортников отчетливо понимал: нельзя приделывать к ракете сопла с двух сторон. На подобной технике далеко не улетишь, просто сплющится все, что посередке. Их же отношения в последнее время как раз напоминали такую мазохистскую ракету.

Он снова поморщился... Но зачем же было психовать, срываться, наживать себе врага в ее лице, что ж его тогда так переклинило, где мозги его были?! Ведь надо быть полным, непроходимым идиотом плюс к тому бесчувственным бревном, начисто лишенным элементарного такта, чтобы прямым текстом заявить влюбленной в тебя женщине, что ты ее не любишь – разве не достаточно просто не утверждать обратного? А уж признаться для пущего эффекта, что любишь некую другую...