Карин Фоссум - Не оглядывайся! Страница 13

— Она к вам когда-нибудь заходила?

— Да. Она пришла от Эдди в день, когда мы вселились, с цветком в горшке. Как добро пожаловать от них. Нихмет заплакала, — сказал он и указал на жену. Та и сейчас плакала. Натянула платок на лицо и повернулась к ним спиной.

Когда Сейер уходил, они поблагодарили его за визит и сказали, что всегда будут рады его видеть. Они стояли в маленьком коридоре и смотрели на него. Девочка держалась за платье матери, она напоминала Матеуса темными глазами и черными кудрями. На улице он на секунду остановился. Посмотрел прямо на Скарре, который в ту же секунду вышел из дома номер девять. Они кивнули друг другу и пошли дальше.

— Много запертых дверей? — спросил Скарре.

— Только две. Йонас, номер четыре, и Руд, номер восемь.

— Я взял показания у всех.

— Какие-нибудь общие ощущения?

— Ничего, кроме того, что все ее знали и что она годами бывала в этих домах. И была у всех на хорошем счету.

Они позвонили в дверь к Холландам. Открыла девушка — вероятно, сестра Анни, похожая на нее и все же другая. Такие же светлые волосы, как у Анни, но ближе к корням темнее. Глаза обведены черной тушью, очень светлые и неуверенные. Она была не такой крупной и высокой, как Анни, не выглядела спортивной, была хуже сложена. На ней были лиловые лыжные брюки с полосками по бокам и белая блузка.

— Сёльви? — спросил Сейер.

Она кивнула, протянув ему мягкую ладонь, вернулась в дом и сразу же начала искать прибежище возле матери. Фру Холланд сидела в том же самом углу дивана, что и прежде. Ее лицо слегка изменилось за это время, с него исчезло пронзительно-отчаянное выражение, оно было очень напряженным; она выглядела теперь значительно старше. Отца не было видно. Сейер попытался рассмотреть Сёльви, не глядя на нее в упор. Ее лицо было иного типа, нежели у сестры: ни широких скул, ни решительного подбородка, ни больших серых глаз. Слабее и немного полновата, подумал он. Через полчаса разговора выяснилось, что сестры никогда не были сильно привязаны друг к другу. Каждая жила своей жизнью. Сёльви работала уборщицей в парикмахерской, никогда не интересовалась чужими детьми и не занималась спортом. Сейер подумал: она, видимо, была занята только самой собой. Тем, как она выглядит. Даже сейчас, сидя на диване рядом с матерью, она словно по привычке прихорашивалась. Одно колено подтянуто, голова немного склонена набок, руки сцеплены вокруг голени. На пальцах сверкают блестящие кольца. Ногти длинные и красные. Круглое тело без углов, без характера — ни скелета, ни мышц, только розовая кожа, натянутая на глиняную скульптуру. Сёльви была значительно старше Анни, но ее лицо выглядело детским. Лицо Анни на фотографии было более взрослым. Она смотрела в объектив настороженно — было видно, что ей не хотелось фотографироваться, но пришлось подчиниться. Сёльви позировала все время, в той или иной степени. Внешне она походила на мать, в то время как Анни — на отца, подумал он.

Мать постоянно похлопывала дочь по руке, как будто утешая или предупреждая о чем-то.

— Ты не знаешь, заводила ли Анни новые знакомства в последнее время? Встречалась с новыми людьми? Она о чем-то таком говорила?

— Ее не интересовали знакомства с людьми.

Сёльви пригладила блузку.

— Ты не знаешь, вела ли она дневник?

— О нет, только не Анни. Она отличалась от других девочек, была почти как мальчишка. Никогда не красилась, терпеть не могла украшений. Носила медальон Хальвора только потому, что он попросил об этом. Вообще-то он мешал ей, когда она бегала.

Голос был светлым и мягким — голос маленькой девочки, а не женщины на шесть лет старше Анни. Будь добр со мной, просил он осторожно, смотри, какая я маленькая и хрупкая.

— Ты знакома с ее друзьями?

— Ну, они младше меня. Но я знаю, кто они.

Она ощупала свои кольца и заколебалась, как будто попыталась найти выход из ситуации, в которой внезапно очутилась.

— Кто из них знал ее лучше всего, как ты думаешь?

— Она общалась с Анеттой только по учебе. Не думаю, что они просто болтали.

— Вы живете на окраине, — сказал Сейер осторожно. — Могла она поехать автостопом?

— Никогда. Я тоже, — быстро сказала она. — Но нас часто подвозят, когда мы идем вдоль дороги. Мы знаем почти всех.

Почти, подумал он.

— Ты не помнишь, она не выглядела в последнее время несчастной?

— Несчастной — нет. Но она перестала всему радоваться. У нее не так уж много было интересов. Только школа и бег.

— И Хальвор, может быть?

— Точно не знаю. Мне казалось, она почти равнодушна к Хальвору. Как будто еще не поняла, что между ними происходит.

Перед внутренним взором Сейера стоял образ девочки с недоверчивым взглядом, как будто отвернувшейся от всех. Она поступала как хотела, шла своим собственным путем и держала всех на расстоянии. Почему?

— Твоя мать говорит, что раньше она выглядела более живой, — продолжал Сейер. — Тебе тоже так казалось?

— Ну да, раньше она была более разговорчивой.

Скарре прочистил горло.

— Эта перемена, — он осторожно прощупывал почву, — как вам кажется, она случилась внезапно? Или Анни менялась постепенно, в течение долгого времени?

Мать и дочь переглянулись.

— Мы не знаем точно. Она просто изменилась.

— Ты можешь вспомнить, когда это произошло, Сёльви?

Девушка пожала плечами.

— В прошлом году. Они расстались с Хальвором, и сразу же она бросила гандбол. И потом так ужасно вытянулась. Она выросла из всей своей одежды и сразу же стала такой тихой.

— Может быть, злой или обиженной?

— Нет, просто тихой. Разочарованной, что ли…

Разочарованной.

Сейер кивнул. Он окинул взглядом Сёльви. Эти лиловые рейтузы…

— Ты не знаешь, состояли ли Анни и Хальвор в сексуальных отношениях?

Она залилась краской.

— Точно не знаю. Вы можете спросить Хальвора.

— Так я и сделаю.

— Сестра, — сказал Сейер напарнику, — из тех девочек, которые становятся жертвами мужчин с дурными намерениями. Так занята самой собой и тем, как она выглядит, что не заметит сигналов об опасности. Сёльви. Не Анни. Анни была осторожной и спортивной. Ее не волновало, какое впечатление она производила на людей. Не ездила автостопом, не ставила себе целью знакомства с новыми людьми. Если она села в автомобиль, то только к тому, кого она знала.

— Мы постоянно об этом говорим. — Скарре поднял глаза.

— Я знаю.

— У тебя ведь есть дочь, — продолжал Скарре, — которая прошла через пубертатный период. Как это было?

— О, — пробормотал Сейер, выглянув в окно. — В основном этим занималась Элисе. Но я помню то время. Половое созревание — это полный мрак. Она была как солнечный лучик, пока ей не исполнилось тринадцать, а потом начала огрызаться. Она рычала до четырнадцати, потом начала кусаться. А потом все закончилось.

«А потом все закончилось»… Он вспомнил, как ей исполнилось пятнадцать и она начала становиться маленькой женщиной, а он не знал, как с ней разговаривать. Твой ребенок больше не ребенок, и нужно найти для общения с ним новый язык… Сложно.

— Значит, это заняло год-два?

— Да, — ответил он задумчиво, — год или два.

— Тебя занимает эта ее перемена?

— Что-то могло случиться. Я должен выяснить, что это было. Какой она была, кто ее убил и почему. Пора заехать к Хальвору Мунтцу. Он наверняка сидит и ждет нас. Как ты думаешь, каково ему сейчас?

— Даже не могу предположить. Можно, я покурю в автомобиле?

— Нет. Ты довольно сильно оброс, не находишь?

— Не обращал внимания. На, возьми пастилку от горла.

Они смотрели каждый в свое окно. Скарре поймал сзади у себя на шее завиток и вытянул его на всю длину, а потом выпустил, и тот быстро свернулся, как червяк на сковороде.

Ей почудилось в нем что-то знакомое. Поэтому она подволокла стул поближе и почти засунула морщинистое лицо в экран. Ее залил свет, так, что ему стали видны волоски у нее в носу, которые постоянно росли. Нужно удалить их, подумал он; но он не знал, как ей об этом сказать.

— Это Йохан Олав! — закричала она. — Он пьет молоко.

— Мм.

— О боже, как же он прекрасен! Интересно, понимает ли он сам, что он — произведение искусства, нет, на самом деле! Живое произведение искусства!

Актер вытер молочные усы и улыбнулся, обнажив белые зубы.

— Нет, ты видел, какие у мальчика зубы? Белые, как мел! Это потому, что он пьет молоко. Тебе тоже нужно пить больше молока. И он наверняка посещает школьного дантиста, в наше время такого не было. — Она собрала плед на коленях. — У нас не было средств, чтобы следить за зубами, мы просто вырывали их один за другим, когда они портились, а у вас есть школьный дантист, и молоко, и витамины, и правильное питание, и зубная паста с фтором, и я не знаю что еще. — Она глубоко вздохнула. — Я-то в школьные годы вечно ныла. Не потому, что не знала уроки, а потому что вечно была голодна. Ну конечно, вы красивые, вы, современная молодежь. Я завидую вам! Ты слышишь, что я говорю, Хальвор? Я завидую вам!