Николай Леонов - Бриллиантовая пуля Страница 14

– Ну да! Мы любим людей за то добро, которое им сделали, и ненавидим за то зло, что причинили. А ваш муж был для них постоянным напоминанием о собственной подлости – ведь они лишили его родного отца. Но почему они не дали ему закончить полную среднюю школу? Андрей Сергеевич сказал, что, когда вы поженились, у Михаила Михайловича было только восемь классов.

– Добытчик в доме потребовался – у отчима что-то случилось с ногой, развилась гангрена, и ее ампутировали ниже колена – тут уже не до охоты, – объяснила Татьяна Сергеевна. – Вот они его из интерната и забрали. И стал он охотиться наравне со взрослыми. Потом армия, стройбат – куда же ему еще с таким образованием?

– Там-то вы с ним и познакомились.

– Да, на танцах, хотя я до сих пор, честно говоря, танцевать не умею, – улыбнулась она. – Меня тогда девчонки в первый же день, как мы приехали, в клуб затащили за компанию, и Миша танцевать не умел, тоже за компанию со своими друзьями пришел. Вот так, стоя рядом возле стены, мы с ним и познакомились, а потом гулять пошли – чего нам было в клубе делать? Знаете, я на него только посмотрела и тут же поняла, что это просто очень большой ребенок с грустными глазами, которого в детстве недолюбили и недоласкали. А я, сами видите, не красавица, да и рост мой к тому же – он там единственный выше меня был. И вот как-то потянуло нас друг к другу, а потом поняли, что жить друг без друга уже не сможем. Ну, а дальше вы, наверное, от брата все знаете.

– Да, он вас тоже очень любит, – кивнул Гуров. – А ваш муж, как я понял, всю жизнь доказывал вам, что вы тогда в нем не ошиблись, вот и брал одну вершину за другой.

– Это нормально для мужчины – достигнув одной цели, ставить перед собой другую, потому что, если он остановится, ему очень скоро станет скучно жить, а это обычно ничем хорошим не заканчивается.

– Татьяна Сергеевна, я и вашему сыну, и вашей внучке обещал, что долго вас мучить расспросами не буду – вам отдыхать надо, так что давайте перейдем к делу, – предложил Гуров.

– Хорошо, только могу вам сразу сказать, что мотивов покушения на Мишу я не знаю, он вообще никогда не обсуждает дома деловые вопросы. Точнее так: он их не обсуждал при мне, а уводил людей к себе в кабинет для разговора. А личных причин, чтобы его убить, ни у кого быть не может – Миша никогда никому не причинил зла.

– Скажите, а что может значить вот это? – спросил Гуров, протягивая ей листок с непонятными цифрами. – Мы с Анной Павловной, как ни гадали, так ничего и не поняли.

– Это для него значит очень много, только записано это не так.

Она повела глазами по комнате явно в поисках ручки, и Гуров быстро предложил ей свою. Татьяна Сергеевна подправила запись, и Лев Иванович невольно застонал – ведь все лежало на поверхности.

– Не переживайте, у Миши ужасный почерк, который разбираем только мы с Анечкой. Дело в том, что три месяца назад мужу на работу позвонили из его родной деревни и сказали, что его мать слегла, уже не встанет, вот и хочет с ним попрощаться. И он полетел, а я осталась дома. Я видела эту женщину только один раз в жизни, выслушала от нее, что я уродина ростом с корабельную сосну, которая молодого парня окрутила, потому что иначе на нее никто бы не позарился, и все в этом духе. Знаете, я за эти слова на нее зла не держу, но вот того, как она обошлась с родным сыном, я ей не прощу никогда, хотя ее уже нет в живых. Когда Миша вернулся, он мне кое-что рассказал.

И, слушая ее, Гуров теперь до конца все осознал, потому что кто стоит за преступлением, он знал с самого начала, но не понимал мотива.

– Да, представляю себе, как это ударило по нервам вашего мужа. Скажите, а как он в действительности себя сейчас чувствует?

– Должна сознаться, что мы специально сгустили краски, чтобы была причина к нему никого не пускать. А чувствует он себя нормально – Слава очень хороший хирург, да и ранение было не очень тяжелым. Полежать Мише, естественно, еще придется, хотя он рвется работать хотя бы в больничной палате.

– Я так понимаю, что Вячеслав вам позвонил и рассказал о нашем разговоре, – усмехнулся Лев Иванович.

– Конечно! Очень переживал, что не смог сохранить мою тайну.

– Я, с вашего позволения, сделаю один телефонный звонок. – Лев Иванович достал второй телефон и набрал номер Андрея Сергеевича, который тот ему дал специально для связи с ним. – Здравствуйте, это Гуров. Если я все правильно понял, пуля уже у вас. Что говорят эксперты? – Выслушав ответ, он спросил: – Когда мне перезвонить, чтобы узнать подробности? Хорошо, я буду ждать вашего звонка на этот номер. Подождите секунду, – сказал он и повернулся к Татьяне Сергеевне: – Брату ничего сообщить не хотите? По этому телефону можете говорить максимально откровенно.

Она обрадованно кивнула и взяла его сотовый:

– Андрюшенька! Вы там не беспокойтесь – у нас все нормально. Миша себя хорошо чувствует, кушает с аппетитом и рвется на работу, а все, что говорят по телевизору, – неправда.

И тут даже до Гурова донесся разъяренный рев замминистра:

– Совести у тебя нет! Ты что, раньше не могла это сказать?! Лиза слезами изошла! Ночей не спит!

– Андрюшенька! Меня предупредили, чтобы я никому ни по телефону, ни лично не сообщала о реальном состоянии Миши. А Лев Иванович сказал, что по его телефону можно говорить все, как есть.

– Ну, слава богу! – все еще раздраженно, но уже с заметным облегчением выдохнул Андрей Сергеевич, и они попрощались.

– Лев Иванович! Вы даже не представляете себе, какую тяжесть сняли с моей души! – проговорила Татьяна Сергеевна, возвращая телефон Гурову. – Я ведь так мучилась оттого, что не могу Андрею с Лизой правду сказать, а они там от волнения с ума сходят.

– Передайте Михаилу Михайловичу, что я постараюсь разобраться с этим делом в максимально короткий срок, и тогда он сможет руководить жизнью губернии из больницы, – пообещал, поднимаясь, Лев Иванович. – До свиданья, Татьяна Сергеевна! Отдыхайте дальше!

– Ой, Лев Иванович! Как неудобно получилось, что я вас так и не смогла ничем угостить, а ведь время обеденное.

– Ничего страшного, я найду где поесть, – успокоил ее Гуров. – Тем более что завтрак был плотным, и я еще просто не успел проголодаться, – соврал он.

В этот момент со двора до них донесся басистый лай пса, но при этом, как ни странно, лай радостный.

– К вам кто-то приехал?

– Судя по голосу Бека, это Кузьмич приехал за обедом для Миши, – ответила губернаторша.

– Кто же готовил, если вы все время были в больнице? – удивился Гуров.

– Оленька, жена Мишутки – они в соседнем доме живут, а Бек знакомый звук мотора услышал, вот и обрадовался, подумал, что это хозяин вернулся. Он все Мишу ждет, тоскует без него – они такие друзья.

– Скажите, а Кузьмич не мог бы подбросить меня до музея?

– Конечно, сейчас я ему скажу. – Она начала подниматься с дивана и невольно сморщилась от боли.

– Лежите, Татьяна Сергеевна! – остановил ее Гуров. – Я думаю, ему будет достаточно того, что я передам ваши слова.

Тут в комнату вошла девушка и спросила:

– Бабушка! Мама спрашивает, ты сейчас будешь кушать или сначала все-таки, – выделила она, неодобрительно посмотрев на Льва Ивановича, который, по ее мнению, слишком уж засиделся, – отдохнешь?

– Отдохну, – улыбнулась Татьяна Сергеевна.

– Ну, тогда она попозже тебе обед принесет, чтобы горячим был.

– Не сердитесь, Татьяна, я уже ухожу, – тоже улыбнулся Гуров. – Проводите меня, пожалуйста.

– И скажи Кузьмичу, чтобы он Льва Ивановича отвез, куда ему надо, – добавила Татьяна Сергеевна.

Если Кузьмич и сгорал от любопытства – а кто бы не хотел знать, как продвигаются дела у столичного сыщика? – то до расспросов не опустился. Он высадил Гурова возле музея и поехал в больницу, а Лев Иванович вошел внутрь и стал осматриваться по сторонам. Да, это был маленький провинциальный музей, но несмотря на это, там для всего нашлось место – экспонаты были везде: стояли на полу, висели на стенах и потолке и даже стояли на окнах.

Экскурсовод, пожилой мужчина в очках и душегрейке, рассказывал младшим школьникам о том, что собой представляла Новоленская область в далеком прошлом, какой там был климат и какие животные водились. Все это было Льву Ивановичу неинтересно, и он, расстегнув полушубок, стал медленно бродить по четырем комнатам, из которых и состоял музей, ожидая, когда экскурсовод освободится.

Кроме него и детей в зале был еще один посетитель – парень лет двадцати пяти, едва взглянув на которого Лев Иванович тут же понял, что тому все эти музейные экспонаты до самой высокой лампочки. Гуров подошел и встал рядом – парень тут же сделал шаг в сторону и резко повернулся к нему, но он отнесся к этому маневру совершенно спокойно и только пристально посмотрел парню в глаза – уж что-что, а посмотреть так, что мало не покажется, Гуров умел. Парень тут же отвел глаза и направился к выходу, а Лев Иванович провожал его недобрым взглядом, заставлявшим ускорить шаг.